Городские сказки (часть 1)
Бережинский ВладимирГОРОДСКИЕ СКАЗКИ
ВНЕВРЕМЕННАЯ ИСТОРИЯ
Их было шестеро. Не семь, не пять и даже не шесть, а именно шестеро. Вот в этом «-ро» все и дело. Шесть — просто безликое число, а когда есть «-ро» — то это уже личности, пусть даже и похожие, как близнецы. Они были цветными карандашами. Ма-а-аленькая такая коробочка. На шесть штук: синий, зелёный, жёлтый, красный, чёрный, фиолетовый.
На фабрике коробки с карандашами упаковали в большие ящики и отправили в долгое путешествие. Карандаши стукались друг об друга в темноте и тесноте, когда ящик бросали или роняли или просто везли по тряской дороге, и каждый раз с ужасом ожидали тихого хруста, с каким ломается грифель. Ведь так часто бывает – грифель, хрупкое сердце карандаша, не выдерживает ударов или просто резкой смены жары и холода и ломается.
Но ведь сердце людей тоже иногда не выдерживает резких ударов или жизненных передряг и разрывается, хотя оно и не такое хрупкое, как грифель.
А тем временем карандаши благополучно добрались до склада. И уже там, в темноте и относительном покое начали строить планы на будущее, хотя и понимали, что здесь от них почти ничего не зависит. Да ведь и люди так же строят планы, пытаются их осуществить, и даже думают иногда, что претворение этих планов в жизнь в их силах.
Впрочем, планы карандашей не отличались ни всемирным размахом, ни особой революционностью. Они просто мечтали найти наилучшее применение своим способностям в будущей, пусть и не очень долгой, карандашиной жизни.
Чёрный карандаш бормотал что-то о разметке, чертёжных рамках и топографических планах. Жёлтый загадочно улыбался, изредка роняя фразы о жёлтом дьяволе в жёлтом доме. Синий и Зелёный, прижавшись друг к другу шептались о чём-то, понятном только им, а до остальных иногда долетало «график», «фаза», «цикл». Фиолетовый, по общему мнению, был безнадёжным романтиком, и не соглашался на меньшее, чем раскрашивать небо. И только Красный ничего не говорил. Все понимали, почему — ведь он был рождён отчёркивать важные места и наносить резолюции.
Иногда карандаши начинали спорить, кто же из них нужнее в этом мире, да так яростно, что коробка буквально могла вот-вот развалиться. Правда, снаружи этого никто не замечал. Да и что тут замечать — коробка и коробка. А потом их выложили на прилавок, и спорить они могли только тогда, когда магазин не работал.
Потом однажды чьи-то руки достали их из-под стекла, и как следует упаковали в цветную бумагу, и громкий голос произнес: «Спасибо за покупку!» Потом их долго (или это им так показалось) куда-то несли, потом послышались голоса, смех, бумагу с треском разорвали, и карандаши опять увидели свет. Их как-то очень ловко очинили: так, чтобы если рисовать в одну сторону, то получалась бы очень тонкая линия, а если повернуть вбок, то линия была бы широкой. Тогда-то, наконец, карандаши и узнали, к кому же они попали. К очень маленькому мальчику, в подарок на день рожденья.
И мальчик стал рисовать дома, деревья, себя с родителями, жёлтое солнце на голубом небе и зелёную траву на чёрной земле. А еще он всё подкрашивал красным — ведь все знают, как дети любят красный цвет! — и земля становилась глиной, солнце оранжевело, а небо было лиловым. А когда мальчик начинал рисовать красные цветы, карандаш ломался — у него оказался слишком хрупкий, наверное, пережжённый грифель. Тогда мальчик обижался, как это умеют только дети, и отбрасывал карандаш в сторону, но потом он находил его. Но однажды карандаш закатился под шкаф и провалился в щель в полу, и там его не нашли.
Наверное, он до сих пор лежит там, в подполье, в пыли и паутине. Яркая краска и позолота с него давно облезли, и теперь его никто не узнал бы. Иногда по нему пробегают тараканы, а рядом шныряют крысы с красными злыми глазами. Тогда карандаш вздрагивает и замирает, но крысы уходят, и он успокаивается и засыпает. Ему снится, что его нашли, опять покрыли краской и позолотой, и он попал на стол к Очень Важному Начальнику. Уж теперь-то он точно будет наносить резолюции, и отчёркивать важные места.
А иногда ему видится совершенная фантастика, что это он сам стал Очень Важным Карандашом, и решает, какие места нужно ОТчёркивать, а какие — ЗАчёркивать. Потом он издаёт Указ, что на самом деле считать важным, а что — нет. Карандашей (да и людей тоже) начинают делить по цветам, и одни цвета становятся важнее других…
Потом он просыпается от писка голодных крыс. И ему опять становится страшно, что они изгрызут его в труху, или он без толку сгниёт здесь, в подполье. Ему остаётся только надеяться на то, что его наконец-то найдут…
А мальчик давно вырос, но иногда он вспоминает так и не найденный карандаш. И тогда ему кажется, что если найти потерю, то всё обязательно станет лучше…
СУВЕНИР
"Говорят, под новый год..."
С. Михалков
Какой идиот придумал эти предпраздничные распродажи! Давка, толчея, хотя и радостная. Ни делом заняться, ни просто прогуляться. А я так люблю тишину, одиночество. Спокойствие. А тут шум, гам, толпы — и все чего-то хватают. И чаще всего то, что в другое время ни в жисть бы не взяли. Но ведь тут — ярмарка.
Вот и тянут, что ни попадя. Шарики какие-то, ленточки, маски — драконы, обезьяны, свиньи, ведьмы… Чего только нет! Так, а это еще что такое?
— Что дают?
— Рога изобилия. Сувенирные.
И впрямь рога. На архарьи похожи. Во-во — понес целых четыре. Рогоносец, тоже мне.
— Дороговато!
— Да нет. Знающие люди говорят — загадываешь желание, распиливаешь рог — и готово, исполняется.
— Так если пожелать квартиру там или самолет — ведь не поместятся.
— Ключи и документы поместятся. Вот только откуда все это берется? Жалко, что желание только одно.
А откуда они все это знают? А если кто-нибудь загадает что-то уж вовсе несуразное, живого дракона, например, или, скажем, тролля — они-то уж точно не поместятся, и документами с ключами не отделаешься. Да только кому в наше время такое в голову взбредет — нынче у людей желания простые, приземленные. Так что ни извержения вулкана в Москве, ни даже скромных размеров дракона ждать не приходится. Может, взять? Не так уж, кстати, и дорого.
Ох, ничего себе сувенирчик! Увесист, однако. Ладно, допрем как-нибудь. Не дракон же, в самом-то деле. А чего это меня сегодня на рептильную тематику тянет? А, да — год дракона не то будет, не то уже прошел. Тьфу, напасть!
Так, чего, как говорится, изволим? Плохо, что голова одна — посторонние мысли лезут, придумывать мешают. Было б их три, как у Змея Горыныча! Какие-то драконы разноцветные, гоблины (эти, видимо, по аналогии) и почему-то Чужие из одноименного киносериала.
Интересно, а если ничего не желать, а просто-напросто взять и распилить этот сувенирчик? Что он тогда, ничего не исполнит? Или выполнит, эти, как их, подсознательные стремления, что ли? Диапазончик... От дяди Фрейда до «Синей бутылки» Брэдбери. Бред. Бери. Чего?
И почему это желание только одно? Из экономии, что ли? Или по количеству распилов? Так ведь можно и не пилить, а, скажем, колоть. Или дробить. «Мышка бежала, хвостиком...» Это ж какой хвостик должон быть? Да уж...
А, ч-черт! Ну вот, доигрался, разбил. Плакали мои желания. Пойду, чай заварю. Вот что надо было б пожелать — всегда горячий и свежий чай. Дикая же экономия! На что это я наступил? А, на обломок рога...
А может так специально задумано — особо хрупкими их сделать, рога эти. Купил, а до дому не довез — сломался. И винить вроде бы некого.
Черт, опять на обломок наступил — растащил ногами по всей квартире. Ладно, что там по ящику? Ну понятно, в предпраздничную неделю никак нельзя было обойтись без ужастиков. Хорошо хоть новые. О, а снято совсем неплохо — местами даже страшновато. Эк он лихо ему шею... Аж захрустело. Или это опять обломки. А глаза-то — прямо как живые. Снова хрустит что-то. Или это уже не на экране? Куда ж это он лезет-то! Ой, ма...
***
Федор выбрался из кресла, отмахнулся пультом от шелестящего телика (раньше была такая заставка «не забудьте выключить телевизор!», да «где тот прошлогодний снег!»), потер мучительно ноющую шею и подошел к окну. День выдался бессолнечный, мутный, поэтому фонари на улицах зажгли раньше обычного. Пора было и прогуляться.
Привычно не глядя в зеркало (а чего туда смотреть — все одно там ничего не отражается), Федор умылся, сбрил вчерашнюю щетину, почистил зубы (клыки надо бы поточить, подумалось мимоходом) и неторопливо принялся одеваться.
Ярмарочную суету и толчею он не любил, предпочитая тихое уединение с девушкой за чашечкой кофе и кальяном при свечах. Девушки в этом случае особенно размякают. Но таковы уж издержки сегодняшнего дня — Рождество...
Неожиданно дорогу перегородила огромная возбужденно галдящая толпа. Федор прислушался.
— Что дают?
— Рога изобилия. Сувенирные.
— Дороговато!
— Да нет! Знающие люди говори...
— А ну расступись, р-рогоносцы!! — и он ринулся вперед.
ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ СЛУШАЕТ!
Зазвонил телефон.
— Слушаю.
— Позовите, пожалуйста, Змея Горыныча!
— Кого-о?!
— Змея! Горыныча!!
Так. Шутка,
— А Змея Горыныча дома нет. Он вышел.
— Простите, а когда он вернется?
— Понятия не имею. Он как с утра ушел к Бабе-Яге на именины... Да Вы лучше туда позвоните и все узнайте, — и я назвал первые взбредшие на ум цифры.
— Большое спасибо!
— Большое пожалуйста...
*** А через полчаса телефон ожил вновь, и тот же голос уведомил меня, что Змей Горыныч ночевать домой не придет и посему просил не беспокоиться. А чего мне-то беспокоиться? Главное – что я дома.
Я положил трубку и всеми тремя головами продолжил прерванное чтение «Русских народных сказок тысячи и одной ночи в обработке В. Леви»
КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ
«Там царь Кощей над златом чахнет...»
Художественная, так сказать, литература. Да если б действительно над златом! Как всё это было бы просто.
И вправду, казалось бы, чего еще можно желать? Абсолютный тиран, да к тому же и бессмертный. То есть неубиваемый. «Что не подвластно мне?..» Да всё подвластно! Но ведь тоска.
И не просто, а ТООООООООООООССССССССКАААААААААААА!!!
Вот говорят : «Помираю со скуки .» Фигурально выражаются. Скуки они не знают! От которой и впрямь недолго помереть. Даром, что Бессмертный. Но ведь тоже ТОООООООООООООООССССССССССССССКААААААААААААААААААААА!
Знаю – пробовал.
От тоски рекомендуют встряску. А как? Так-с, какие там есть способы?
Завоевать кого-нибудь?
Так ведь ближних – уже завоевал, а до остальных «три года скачи, ни до какого государства не доедешь».
А ехать – ТОООООООООООССССССССССССКАААААААААААА.
Выпустить этого... Вечного Героя и подраться?
А не прибьет? Герой ведь. А смерть – она у всех есть, вопрос, где зарыта. «Хряссь! - Да не в правом, а в левом!» Не смешно.
ТОООООООООООООООООСССССССССКАААААААА!
Во, придумал! Стану-ка я Гениальным «инженером человечьих душ» и займусь Творчеством. С большой буквы. Что там насчет гения и злодейства? А вот объявят меня гением в приказном порядке и – будут восхвалять – никто и слова поперек не скажет. Тех, что сказали бы, нетути давно. Разве что потомки... Так я ведь всех потомков переживу – Бессмертный как-никак.
Нет, и это ТООООООООООООООООООСССССССССССКААААААААААААААА!
Может, бросить всё и «уйти в народ»?
Так ведь опять начну к власти рваться, интриговать, завоевывать, а при моем сроке жизни...
ТООООООООООООООООСССССССССССССССКААААААААААААААААА!
А потом, на кого «бросить»? На наследника? «Яйцо одно и то за тридевять земель» – глупость несусветная, но...
Это что ж получается – и жизни нет, и помереть не получится? Или попробовать все- таки?
А, ТООООООООООООООООСССССССССССССК-К-К-К-К.... А-А-А!
***
Слегка пристукнув охранника (отчего бедняга немедленно околел) и прихватив его меч, Вечный Герой долго бродил по огромному замку, звал Кощея и, не найдя, плюнул и ушел.
А наутро газеты сообщили, что Бессмертный Владыка скончался.
С чего бы это?
КРАСА-ДЕВИЦА: ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ
1. ХЭППИ-ЭНД
- Дорогая, кто это там ломится? Опять герой какой-нибудь?
- Это рыцарь.
- Тебя значит спасать. Тогда это он зря. Или он твой протеже?
- Обидеть хочешь?
- Ну тогда прошу в подвал, на цепь. Понимаю, что это неприятно, но - имидж. Ты такая несчастная и беззащитная, а я - злой и жестокий. Дракон знаете ли.
- Но как он все-таки вовремя. А то ты с этой реставрацией замка совсем обо мне не заботишься - хожу в обносках.
- Ну зачем же так меркантильно, милая. Он как-никак подвиг совершает, герой буквально...
***
Так, сейчас он меня победит (не прибил бы ненароком! Вот ведь работенка - пора требовать премию за повышенную опасность и регулярный производственный травматизм. Только с кого?) и принцессу, естественно, освободит. Интересно, на сколько его хватит? Ч-черт, не предупредил ее, чтобы не увлекалась сразу, а то все эти шубки, колье... Да, и не забыть стрясти с него выкуп (и побольше), а то из налоговой счет пришел - во где упыри-то засели! - налог за недвижимость. Замок драконий, то есть. А этот замок уже руина. Разор же сплошной! Ладно, пойду дверь открывать, а то высадит - ишь колотит. А куда бы он щемился, если б я всерьез драться затеял? Но - нельзя-с! Должон он меня одолеть. Вот нехай и трудится. А ключики от подвала и цепи я ему пожалуй сам отдам, А то кажинный раз ремонтировать... Все, пора.
***
- Ну и кто там?
- Открывай, хозяин, дорогие гости пришли!
- А вас там что, много?
- Не очень, но тебе хватит.
- Фи, как грубо. Так бы и сказали, что рэкет.
- Я не рэкет, я воевать тебя, чудище, пришел!
- Батюшки светы, никак герой - принцессу спасать? Ну заходи, побеседуем. Или ты сразу драться предпочитаешь?
- Все, гад, отшутился!
- Ну, как хочешь...
***
Дурной ты, парень. Даже жаль тебя. Ведь убить меня тебе не дано. А одолеть... Ну разве сам поддамся. Да и победа ли это - отвоевать МОЮ принцессу? Сколько вас таких было - приходили, воевали, побеждали, освобождали... А что потом? Вот то-то. А ты, наверное, до сих пор думаешь, что в сказку попал? Приступим, однако же, к лагородному делу торга...
***
- Милый, я бесконечно благодарна тебе за спасение, но не могу же я ходить голой!
- Но, дорогая, я же совсем недавно купил тебе новое манто и платье. И еще хрустальные туфельки.
- Но я уже была во всем этом на балу у соседей. И теперь на одной из туфелек царапина. Да и не моден нынче этот кич. Сейчас самый писк - прозрачные топы с бриллиантами... Ну, милый!
- Ну хорошо, хорошо. Куплю. Правда я собирался отдать долги за коня и доспех....
2. ВУПЫРЬ
А вы вообще-то в курсе, что упырей не существует?
Расхожая истина
"И тогда рассказали селяне Добру Молодцу, что повадился к ним вупырь-кровосос, и налетает тот вупырь не темной ночью, а ясным днем, и, называя себя мытарем, пьет кровушку людскую безнаказанно. И никто с тем вупырем сладить не может, а вупырь немало тем похваляется. И еще говорят люди, что-де прячет вупырь Красу-Девицу ненаглядную, и тот богатырь, что вупыря одолеет, возмет и Красу-Девицу в жены.
И взял Добрый Молодец меч серебряный да кол осиновый завостренный, мешочек соли заговоренной да связку чесноку пахучего и пошел вупыря воевать, Красу-Девицу освобождать..."
- А, проходи,проходи! - бородач сверкнул широкой белозубой улыбкой и приглашающе повел рукой.
Гость придержал звякнувший в ножнах меч и шагнул во двор, обнесенный, хм, осиновым частоколом, терем, крытый опять же осиновым лемехом. Что ж, вампирам здесь явно не рады. Все легче.
- К столу, к столу! -- радостно суетился хозяин. - Как раз и обед поспел. Так что, как говорится, чем богаты...
Когда с обедом было покончено, гость, потягивая чесночный квас из серебряного кубка, полюбопытствовал:
- А скажи-ка мне, мил человек, вот ты живешь в лесу, а посуда и прибор у тебя - серебряные. Никак гостей на вампиризм проверяешь?
- Чего ж их проверять-то? - усмехнулся в бороду хозяин. - А серебришко - это так, люди добрые дарят.
- И впрямь добрые, видать. А с чего это они, или заслуги какие есть?
- Да какие там заслуги, так, грех один. Считают, вишь ли, что я - вампир. А вампира, вестимо, надо серебром изводить. Вот и лупят почем зря и ножами и вилками, а то и подносом или чайником кинут.
- Как это -.чайником?
- Больно. Но терпимо. И осиной тоже больно. А тебе поленом не больно было б?
- Что ж ты людям не объяснишь, что зря на тебя напраслину возводят?
- А зачем? Да и... правда это. А мне какая-никакая, а польза – дом вот справил, посуду, соль правда быстро кончается. Ну да ты ведь привез поди? - снова улыбнулся хозяин.
- При-вез, - ошарашенно икнул гость -- А... а чеснок?
- А что чеснок?! Ну люблю я его, люблю! Ты лучше скажи – небось Красу-Девицу освобождать пришел?
- А-ага...
- Так забирай. Только потом не обижайся. И не думай, что это мое дурное влияние - вампиром родиться надобно. Забирай поскорее. А то передумаю, - и бородач щелкнул зубами. - Ну-ну, не боись. Ежели что - вернешь.
... Уже у ворот гость обернулся и вдруг спросил:
- А налогов с Вас много дерут?
- На-логи?! С чего?! - в ответе звучало искреннее изумление.
- Ну как же - дом, вот хозяйство. Наверное, и транспорт имеется...
- Да какие налоги могут быть с вампира?! Их же вообще не существует!
- А Вы мне, что же, кажетесь?
- Да я, может, сам себе кажусь!..
И все исчезло: и широкое подворье с осиновым тыном, и терем с осиновойже крышей, и жутковатый хозяин с его странными шутками и стол с серебряной посудой и прибором...
... Добрый Молодец приобнял Красу-Девицу и залихватски поправил шапку:
- Вот так-то! Ну, пойдем?
- Пойдем! - и Краса-Девица сверкнула широкой белозубой улыбкой...
БОГАТЕНЬКИЙ БУРАТИНО
«Крэкс-пэкс-фэкс!» — говорит пулемётчк
«Крэкс-пэкс-фэкс!» — говорит пулемёт
Народное
Буратино закопал ямку, прошептал заклинание и отошёл в сторонку. Ждать, кто подойдёт. Придёт Лиса — пять монет с неё. Придёт Кот — тоже пять. А с Дуремара или Барабаса и по десять содрать можно. Так, глядишь, к утру на куртку и наберётся. А на случай появления полиции вчера на рынке был задёшево прикуплен пулемёт. Крупнокалиберный.
И кто после этого говорит, что деньги в землю зарывать нерентабельно?
КОЛХИДА!!!
Он улетел!.. Но он обещал вернуться...
Ф.Бок
Вот так живешь, понимаешь, трудишься на ниве так сказать народного образования, потом приходят всякие разные и обзывают бараном. Или еще не лучше - козлом. А я, между прочим, муфлон! У меня об этом на табличке написано. То есть я - личность вполне самодостаточная. И, кстати, родня тому златорунному, что детей в Колхиду катал! Да сами они обезьяны!..
Не-ет, надо мотать из этого зоопарка, а то знаем мы таких - сперва они козлом обзовут, а потом и вовсе сожрут. И скажут, что улетел. Вон, как архар в соседнем вольере. Сбежал, говорят. Угу, к охране на шашлык. Так что, как леопард говорит, надо когти рвать. Вернее, копыта. Только как? Тот предок-то небось летал. Ежели опять же не врут. Эх, сожрут...
* * * Освещенная встававшим над Колхидскими горами солнцем, шерсть и впрямьотливала золотом. Далеко под копытами проплывала земля. Рога оттягивали голову, так что перехватывало дыхание. Откуда-то сзади доносились голоса:
- Фрикс, я падаю! Фри-и-икс!!
- Держись, Гелла, держись! Гелла, Гелла! Стой, скотина! Гелла-а-а!!..
* * *
- Ну и где этот муфлон? - всех без разбора рабочих-южан бригадир называл муфлонами. - Я тебя внематочно шлюхаю!
Старший по смене понуро молчал. А бригадир распалялся все больше и больше.
- Меня и так из-за вас милиция постоянно имеет: то нет регистрации, то этот шашлык! А теперь он и вовсе исчез. Да не торкает меня, что он горного воздуха захотел! Чтобы через час и он сам и его объяснительная были у меня на столе, а то я ему устрою "воздух". Свободен!
* * *
Из объяснительной:
"По заданному мне вопросу поясняю, что сего числа текущего года я, выполняя вмененные мне обязанности дворника наблюдал, как над воротами городского зоосада взлетел муфлон, описал в воздухе два круга и улетел в направлении Колхидского рынка. На вопрос же о том, что он, дескать, козел, поясняю, что в морду я ему не заглядывал - может, он и козел, но улетел он к Колхидскому рынку."
RANA RANA[1] Счастье есть, оно не может не...
... Однажды утром Она проснулась в преотвратном настроении. Жизнь казалась серой, как осенний дождь, внутри что-то зудело, как застарелая рана, Ее бил озноб от неизвестных причин и вообще... На язык само просилось определение: болото. И не просто болото, а болото предзимнее, замерзающее. Дальше так жить было нельзя, хотелось странного - что-то предпринимать, куда-то двигаться. На Юг, например. Впрочем, Ей, у кого в предках, по семейным преданиям, были и царственные особы, и великие землепроходцы, это странным вовсе не казалось. Странным казалось другое - оставаться здесь, где жизнь явным образом остановилась. Или шла по кругу: одни и те же сплетни, одни и те же моды... Недоставало только какого-то внешнего толчка.
...Она не заметила Его появления. Это был Ее Идеал во всем: поджарый, мускулистый, с темно-золотистыми глазами да к тому же еще и - ах! - блондин. Впечатление портил только несколько излишне длинный нос, но... Для Нее не были секретом Его регулярные командировки. Как раз на Юг.
Не спрашивая Ее желания, Он подхватил Ее так, что внутри у Нее что-то хрустнуло и... понес. Именно понес. Все вокруг крутнулось, и мир из серого мнгновенно стал цветным калейдоскопом. "Ух ты!" - восхитилась Она и тут поняла, что путь их лежит...
на Юг. На Юг!
"Спасибо!" - "За что!?" - от изумления Он Ее даже выронил...
Это был, конечно, еще не Юг. Или не совсем Юг. Но это было новое место, новые обычаи, незнакомое доселе общество. И Она, пришедшая, как и Ее предки с севера, прекрасно вписалась в это общество. Жизнь сверкнула праздничным фейерверком. Ее заметили.
Вокруг заклУбились самые модные (и самые богемные) тусовки. Появлялись все новые и новые знакомые, мелькали новые моды, текли самые невероятные слухи. Общество будоражили рассказы о Ней, о Ее великих предках и, конечно же о невероятном путешествии с Ним. "Он вернется, Он не может не вернуться!" - заканчивала Она свои
рассказы. И верила...
Время шло, и Она постепенно привыкала к новым соседям, становившимся старыми, а те привыкали к Ней... Ей все чаще казалось, что настоящая жизнь течет где-то мимо и само собой с рождалось определение: болото. Небо сочилось дождем, как незаживающая рана. И тогда Она вспоминала Его и то объятье, и неоконченное путешествие, и думала: чем бы оно могло завершиться? И существует ли где-то тот самый Юг?.. И в душе пробуждалась все та же рана...
А Аист никогда не вспоминал упущеную им Лягушку.
КОВЕР-САМОЛЕТ
Скажи мне ,как звучит хлопок одной ладонью
«100 коанов дзена»
…А на улице мела метель…
Труба ковра на плечах отяжелела и гнет к земле. В троллейбусе недовольная толкотня. “Эй, поосторожнее там!” –- “Да убери ты эту штуку!” – “Зашибешь же!” – и ведь правы…
“Да ладно вам, – всем им нетрезво-благодушно. – Может, это у меня ковер-самолет!” – “А чего тогда троллейбусом?” – “Дык погода…” – и привычный смех в ответ.
На пересадке моментально превратился в сугроб. Ковер качнулся, и ноги понесли в ближайшую дверь. По фойе бывшего ДК гуляли сквозняки и звуки. Вахтер угрелся в Санта-Барбаре – входи кто хочет и куда угодно, а автомобиль с продажи все одно не укатят.
В полупустом зрительном зале читают, лузгают семечки, курят, выпивают, двое шевелятся в темном углу… На сцене нудная невнятица: кто-то глотает не то огонь, не то шпаги, кто-то то ли поет то ли бубнит, кто-то показывает фокусы. Ковер пополз с плеч. Ах, этот ковер, ковер-самолет! Поправил его и шагнул вперед.
Сверху лица мутно-блеклые. Теперь нужен хлопок в ладоши, другой, третий – и тогда цветопад: розы, васильки, ромашки, гладиолусы, лилии. Ковер вот только мешает. Настала тишина.
На выходе оглянулся: в зале курили, лузгали семечки, еще двое направились в темноту. На сцене кто-то что-то глотал-выплевывал, кто-то пел-бубнил. На полу увядала одинокая мальва. Дверь мягко ткнулась в ковер.
На остановке мгновенно превратился в сугроб. Нелетная погода придавила ковер к плечам.
Да уж, ковер-самолет… Вот пусть сперва высохнет, а уж там… Завтра. Или когда-нибудь. Если погода будет летной.
Да где ж этот троллейбус-то наконец! …А на улице мела метель…
ПРИТЧИ И ДИАЛОГИ
ЯСНОСТЬ?
Ясности здесь и не хватало.
А хуже всего было то, что Он никак не мог понять некоторых очень простых вещей. Например, где Он. То есть детали местности начисто тонули в розоватом сиропе тумана. Зато очень хорошо были видны те, с кем Он бежал. Стадо. А может, и не стадо, хотя погонщики здесь были. С бичами. Да и бежали все очень уж вперемешку: Кони, Козлы, Свиньи, Люди, Быки, Волки, Верблюд какой-то...
И никто никого не замечал.
А еще очень важным казалось узнать, как же выглядит Он сам. Тем более, что все бегущие походили друг на друга и на Его знакомых, только неясно — кто на кого. А задать этот вопрос впрямую было почему-то неправильным...
... — Слушай, кто это? — спросил Он у Верблюда, показывая на ближайшего Быка.
— Скотина, — с достоинством ответствовал двугорбый.
— А это кто? — кивок в сторону Волка.
— Это тоже скотина, естественно.
— А этот двуногий?
— Я же сказал — скотина, — уже нервно бросил Верблюд.
— А те, с бичами?
— Несомненные скоты!
И, уже догадываясь об ответе:
— А...я?
— И ты тоже скотина.
— Слушай? — неожиданно даже для себя вскипел Он. — А сам-то ты кто?
— А я Верблюд! — высокомерно изрек тот и... удалился.
РЫЖИЙ ДА КРАСНЫЙ
— Послушай, что ты все молчишь?
— А что нужно сказать, Госпожа?
— Ну, если уж не поешь, то хотя бы скажи, как я тебе нравлюсь.
— Вы всем нравитесь, Госпожа, вы ведь красавица!
— Но я рыжая!
— Ну и что? Говорят же — рыжий да красный…
— Тогда расскажи о себе.
— А о себе неинтересно. Я с детства был никому не нужен. Посадили — сиди. Так и сидел сиднем лет до пяти. А как ходить научился, так из дому и сбег. С тех пор хожу по миру. Петь выучился, это и кормит, и помогает. Иногда.
— Не сгубит, случаем?
— Это только в сказках да балладах менестрелей за песню убивают. А в жизни — либо из-за денег, либо из-за очереди в концерте. Да вы и сами знаете, Госпожа. А мне с моим репертуаром и так рады, как красну солнышку.
— Ну, тогда спой мне еще раз, менестрель.
— Хорошо. Только для вас:
Я колобок, колобок…
ПРАЗДНИК
Скрипнули тормоза.
- Свободен? - Олег дернул дверцу машины.
- Садись, садись! - радостно обернулся водитель.
- А знаешь, - задумчиво проговорил Олег. - Я с тобой, пожалуй, не поеду.
- Как так? - моргнул шофер. - А садился тогда зачем?
- Хотел поехать. Да перехотел. Рожа мне твоя чтой-то не ндравится! - радостно заржал несостоявшийся пассажир.
- Чем!?
- Да все тем же - южностью. Или восточностью. В-общем, не нравится. Да и машина... Я лучше кого другого найду - с более подходящей физией.
- Да ты вовсе сдурел, что ли? Кто в такое время здесь поедет -праздник же.
- Найду! - самонадеянно изрек Олег, вылезая из машины.
- Ну как знаешь! - зло бросил водитель, и машина с ревом сорвалась с места, выбросив дымо-снего-водяной фонтан.
Вдалеке сверкнули фары, и Олег поднял руку. Скрипнули тормоза.
- Свободен?
- Свободен, свободен, - водитель обернулся. - А, это ты. Ты ж сказал, что со мной не поедешь?
- И не поеду! - Олег ринулся наружу. Взревел мотор.
Вдали появились огни. "Едет!" Скрипнули тормоза.
- Свободен?
- Я-то? А ты помнишь, ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?
- Помню! - дверца лязгнула и рявкнул мотор.
"Да что он, кругами ездит, что ли? А заодно и машину меняет? Такой прикол? Ну, ну!"
Увидев свет фар, он осторожно поднял руку. Скрипнули тормоза. Он с опаской потянул дверцу:
- Свободен?
- Да, да, - уф, кажется не тот.
- До города довезешь?
- До города? - в лице водителя что-то дрогнуло, и оно стало таким знакомо-восточно-южным. - А знаешь, мне твоя рожа что-то не ндравится. Вылазь!
- Да и черт с тобой! - и Олег со злостью хлопнул дверцей.
К ночи холодало. Поднимался ветер. Олег поежился и вгляделся в темноту. Вдалеке мелькнули фары, и через минуту машина была уже рядом.
Скрипнули тормоза...
ДРАГРЕЙСИНГ
Их споры о взаимной крутизне могли бы продолжаться до бесконечности, но однажды он сказал:
— Давай гоняться. Драгрейсинг знаешь?
— Какой рейсинг? Не на чем и негде: ни машин, ни дорог.
— Я сказал "дрогрейсинг!" — ухмыльнулся он. — На драгах.
Это было сильно: драга способна перелопатить небольшую реку. Только движется уж очень медленно.
— Спятил? Откуда? У нас на участке только одна и есть.
— А мы с соседней речки перегоним.
— И сколько мы её будем гнать? С её-то скоростью. Да и не влезут они обе в наш ручей. А главное: зачем это вообще надо? Она ж еле движется.
— А какая разница? Погоняемся, — мечтательно проговорил он.
И знаете что? В конце концов он оказался прав!
МОЙ ГОРОД
Я люблю свой город! Пусть он пока не гигантский спрут-мегаполис, но от этого я люблю его еще больше.
Особенно мне нравится город по вечерам. Днем он тускло-серый, рабочий, зато в сумерках!.. Инертные газы реклам и фонарей, зазывные надписи и синий сумрак, маскирующий колдобины на улицах, слишком хорошо видимые днем.
И люди, гуляющие по вечерам, совсем не те, что куда-то спешат в дневной суматохе. Вот, кстати, молодые люди, которые, наверное, тоже любят вечерние прогулки. Добрый вечер, друзья! Нет, я не курю. И не грублю...
Кулак попал мне прямо в лоб. И вот я уже бегу по ночным улицам, и улюлюканье и топот стихают далеко позади...
И все-таки я люблю свой город! Только теперь я гуляю по его ночным улицам в компании нескольких своих самых близких
ОТЦЫ И ДЕТИ. И ВНУКИ!
И его возводить молодым!
В. В. Маяковский
Лязг экскаватора с утра назойливо лез в уши, но уже к обеду стал чем-то привычным, почти необходимым.
В перерывах студенты подходили к окнам, смотрели на разрастающуюся яму, на снующие туда-сюда грузовики с землей и мрачновато шутили:
— Никак под нас подкапываются.
— УглУбленно работают.
— А может, они клад ищут?
— Флинта или Сильвера?
Ближе к вечеру во двор въехала машина, из которой выбралось явное начальство. Столпившись у бровки ямы, они принялись что-то бурно обсуждать, размахивая руками. Под шумок экскаваторщик незаметно исчез. Работа застопорилась.
После закрытия библиотеки Стас, ожидая Светку, засмотрелся на двух отроков, забавлявшихся швырянием камушков в свежевырытую яму.
— Ух, ты! — восхитился он. — Закапывают! Смотри, Светик, юная смена. Прямо-таки, отцы и дети. Не по И.А. Тургеневу, правда. А не слабО им будет все тут зарыть?
— СлабО! — не дослушала та. — Пойдем лучше.
И они пошли.
***
Проходя наутро мимо того же окна, Стас вдруг заметил, что во дворе тихо. Он взглянул и даже остановился.
— Эй, ты идешь или нет? — окликнула его Светка и тоже подошла к окну. — Ого! — там была совершенно гладкая площадка, по которой вчерашние отроки бодро улепетывали от экскаваторщика.
— И впрямь, отцы и дети! — фыркнула Светка.
— И внуки, — буркнул Стас. — Посмотри-ка.
Немного в стороне, у самого края бывшей ямы, сидел карапуз лет трех и сосредоточенно орудовал совком. За ним тянулась ровная широкая и глубокая канава.
СЧАСТЬЕ
Он был счастлив. Вчера был мальчишник, с которого он убежал, чтобы стать мужчиной. Но по-настоящему он им станет только сегодня. Когда взлетит. И это будет его первый день. Надо будет развернуться навстречу солнцу. Дорожка заканчивается обрывом, но по утрам с моря дует бриз, помогающий взлёту. А посадки не уже будет. Он поднял голову и увидел высоко в небе разворачивающийся самолёт.
Она была счастлива. Вчера ей удалось уйти на целую ночь. А её друг убежал со своего мальчишника... Они встретились в парке, потом бродили по городу, его сопкам, аллеям и мостам…Им было так хорошо! Она засмотрелась на встающее солнце и не заметила в вышине сверкающего крестика самолёта.
Лётчик был счастлив. Вчера он получил целых две открытки: от матери и от своей девушки. И неизвестно, какой он обрадовался больше. К тому же наступал первый день в его новом звании. Далеко снизу лежал город с его парками, мостами и аллеями. С моря дул бриз, помогавший полёту. Лётчик развернул машину навстречу солнцу…
… Створки бомболюка разошлись, и Малыш, выскользнув из захватов, повис на стропах над городом. Наступал его первый день.
РАЗГОВОР
— Ну всё, пора вставать.
— Не, не хочу.
— А тебя и не спрашивают. Просто пришла пора вставать и начинать заниматься делами.
— Какими такими делами? О чём ты вообще? Ведь так хорошо сейчас — никого не видно и ничего не слышно. Ни времени, ни пространства. Кажется, что тебя тоже нет.
— Меня? Или всё-таки тебя? Так ведь ты-то есть.
— Ты в этом уверен? Ведь сейчас так хорошо.
— А когда встанешь, станет ещё лучше. В любом случае ты есть, а меня нету. В конце концов, кто чей внутренний голос? Вот он тебе и говорит — пора делать дело! Начнёшь работать, может тогда что-то и изменится…
— Ладно, уговорил. Встаю. Что там у нас намечается? Какая, впрочем, разница.
А потом он отделил свет от тьмы и землю от неба.
И увидел он, что это хорошо.
С ДОБРЫМ УТРОМ!
— Доктор-доктор, а дайте мне больничный, — я решил сразу обезоружить врача откровенностью.— А то после вчерашнего праздника мне так плохо. А через три дня уже следующий.
— Ну, давайте я вас всё-таки посмотрю. Для порядка, — хмыкнул врач. — Так... Угу... Дышите. Не дышать... Э, батенька, да у Вас и вправду проблемы! Придётся в стационар класть! И вызову-ка я, пожалуй, "скорую", а то самостоятельно Вы либо не пойдёте, либо просто до места не дойдёте. А мне проблемы тоже не нужны.
***
Это было вчера. Меня привезли в клинику, подняли в реанимацию, как будто я и впрямь помираю, разместили в палате-одиночке, облепив датчиками, и куда-то все смылись. Наверное, праздновать... А сегодня я проснулся в незнакомой палате, и на утреннем обходе лечащий врач жизнерадостно сказал мне:
— А, кстати, вы в курсе, что ночью померли?
— Как так? — изумился я.
— Да в прямом смысле — у вас ночью сердце остановилось. Но датчик сработал, и мы вас вытащили... Так что долго жить будете.
… Вот тебе и с добрым утром!
