Политическая оценка "Взвода", "Рембо", "Ультиматума Борна"
Корнев ВячеславПОЛИТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА "ВЗВОДА",
"РЕМБО", "УЛЬТИМАТУМА БОРНА"
Не секрет, что современный кинематограф до предела политизирован. Голливудский ленд-лиз - это просто второй фронт, открытый уже против Европы. Но убойный агитпроп в духе Спилберга обсуждать здесь не буду - там все ясно. Иное дело - американский же полуавторский кинематограф, смело заявляющий перпендикулярные официозу позиции и темы. Часто именно полное разочарование в коммерческих голливудских поделках заставляет искать альтернативы в столь же известных, но совершенно другой заряженности фильмах, скажем, в "Пролетая над гнездом кукушки", "Прирожденных убийцах", "Большом Лебовски"... Я, кстати, действительно люблю эти нонконформистские картины, выезжающие как герои "Беспечного ездока" на дорогу ненасильственной войны с тупым американским обывателем. Меня вдохновляют и настоящие герои-одиночки, как, например, персонаж Марло Брандо в "Погоне", и просто отшельники-маргиналы, как два приятеля в "Полуночном ковбое", и на полную катушку отрывающиеся от пошлой реальности хиппари со стажем из "Страха и ненависти в Лас-Вегасе" (вообще один из любимейших моих фильмов)...
Но вот какой вопрос все чаще приходит в голову: действительно ли в этих картинах выражается по-настоящему альтернативный нарратив, по-настоящему протестная философия? Не напоминает ли это частенько ситуацию бессмысленного выбора между "хорошим" и "плохим" следователями? Ведь в каком-то смысле - это еще более опасный вариант идеологии американского образа жизни, ибо вместо лобовой стратегии (не столь уж серьезной проблемы, ибо действие равняется противодействию) мы получаем более изощренный способ воспитания зрителя. В этом способе наш скепсис в отношении институтов насилия "цивилизованного общества" обналичивается, ибо герою-бунтарю, с которым идентифицирует себя не овощного типа зритель, противостоят фашисты-полицейские (так именно и называемые в "Страхе и ненависти в Лас-Вегасе" или в "Большом Лебовски"), агрессивные и безмозглые мещане из безымянной американской глубинки (как неперсонифицированные уроды в "Беспечном ездоке") продажные чиновники, слетевшие с катушек отставные вояки, прилипалы-коммивояжеры, телепроповедники, сдуревшие домохозяйки и т.д. В финале картины герой одерживает хотя бы символическую победу над этим условным злом и, уходя или умирая, утверждает... - что? Все те же самые ценности американского образа жизни, но данные уже без учительского нажима, окруженные романтическим ореолом молодежной субкультуры. К тому же ценности эти, не забудем, утверждаются не средствами коврового бомбометания, но методом очистительной жертвы, посредством личного примера. Меня всегда удивляло, что "позитивная" программа киношного американского нонконформиста ни в содержательном, ни в формальном плане ничем почти не отличается от идеологической доксы. Что бы там ни было, а получаем в итоге избитые максимы: свобода превыше всего; Штаты - великая страна; да здравствует рок-н-ролл, Элвис Пресли, Кока-Кола и т.п. В самом карикатурном виде эта безыдейность проявляется в нарративах американской кинофантастики, где в очередной типовой антиутопии мы видим бунтарей и повстанцев далекого будущего, истово бьющихся за право думать и выглядеть как обычные социальные винтики начала XXI века, а то и за право просто свободно есть жирную пищу и пить "Колу" (эта ироническая тема - из фильма "Разрушитель".
Одним из таких подложно альтернативных фильмов является, например, знаменитый "Рембо: Первая кровь", где герой Сталонне сначала просто выглядит хипповатым маргиналом, затем вступает в неравную битву с типовым провинциальным произволом, и, наконец, одерживает над всеми перегибами на местах пафосную победу, но... Но финал картины со всей очевидностью обеляет тут же системную идеологию насилия, поскольку заставляет зрителя испытать безмерную гордость за совершенство (слегка оттеняемое - для достоверности - нервным срывом героя) боевого механизма под названием Рембо. Ну если уж таких парней рождает американская земля! Ну если так их научили во Вьетнаме! Ну если Рембо и у нас наведет порядок!..
А теперь - и вправду - Рембо идет к вам! Отныне и повсеместно: в Афганистане, Ираке, Сербии, Панаме, Сомали... сотни и тысячи боевых роботов с грустными глазами и скупой мимимкой Сильвестра Сталонне готовы защитить Голливуд и демократию. Я бы сказал, что Рембо - это хунвейбин американской культурной революции. Точно так же, как во время революции китайской, он обращает задор молодости в пользу политических стариков. Рембо превращает субкультуру в верную прислужницу идеологии, он утверждает стандарты американского образа жизни на самом трудном участке - в сердце молодежного нонконформизма. Такой незамысловатый, слегка помятый, молчаливый, патлатый и угрюмый - почти синонимичный героям "Беспечного ездока" (у одного из которых, впрочем, тоже было прозвище "Капитан Америка" и расцвеченный в цвета национального флага байк), Рэмбо всего лишь служит рекламным щитом: "Вступайте в армию США". Драматургия его характера - нулевая, Рэмбо работает статичной образом-картинкой, элементом госдеповского издания идеологемы. Думаю, что и сам успех фильма был связан именно с этой удивительной подменой - в логике которой "беспечные ездоки" приехали бы в финале на призывные пункты. Но заметить эту метаморфозу трудно именно потому, что стилистически оба фильма похожи, психологически достоверны (по крайне мере, по части точно расчитанного эффекта зрительской эмпатии), с морализацией и пафосом авторы не переборщили. Такая же фактически беда и с подлинно авторскими "пацифистскими" фильмами, к числу которых отнесу крепко срежиссированный "Взвод" без лести уважаемоего мной Оливера Стоуна. По ходу просмотра, я все больше и больше проникался скепсисом в отношении классификации его как "антивоенного". Особенное недоверие вызвала сцена, где условно хороший персонаж - Элайас (здорово сыгранный Уиллем Дефо) прямо на месте боевой операции по "зачистке" вьетнамской деревни бросается с кулаками на условно плохого герой - Барнса. Приступ этого маловероятного благородства был вызван крайней жестокостью Барнса (вновь перед нами модель: хороший - плохой следователи), но крайний гуманизм Элайаса выглядит еще большей абстракцией в логике самой же картины. Ведь дальше, например, мы видим того же Элайаса в образе современного Ахиллеса, уничтожающего десятками вьетнамских туземцев (такова мифологизированная сцена гибели персонажа Дефо). Так что вид американского солдата, несущего на плечах девочку, "спасенную" из дотла сожженной деревни (короткая и яркая роль Джонни Депа), где только что расстреливали матерей и отцов этих детей - эта вот картинка кажется мне совершенно лживой.
Элементарный структурный анализ выявит и другие натяжки и штампы в сюжете "Взвода", вполне соотносимые отсюда с каким-нибудь мэйнстримовским "Спасением рядового Райана". Взять только титульную для последнего творения идею о том, что американцы своих нигде не бросают: ради спасения рядового солдата обязательно будет проведена целая войсковая операция. То же самое и с гибнущим Элайасом, факт обнаружения которого мигом разворачивает всю эскадрилью боевых вертолетов. Но меня больше занимают не эти повествовательные штампы (кстати, клишированным выглядит образ главного героя - Криса, уже потому, что его играет в узнаваемой семейной манере Чарли Шин - сын Мартина Шина из "Апокалипсиса сегодня" Копполы), а какая-то фатальная однобокость в изображении военной драмы. Странно, конечно, говорить, что Оливер Стоун, сам понюхавший пороху во Вьетнаме, снял однобокий фильм о войне, но я рискну сделать подобное заявление. Вот в финале-эпилоге "Взвода" рассказчик резюмирует:
"Мы воевали не с врагом, мы воевали сами с собой, а враг сидел в нас. Война для меня кончилась, но память о ней останется до конца моих дней. Как и об Элайасе, который боролся с Барнсом за то, что Рах назвал обладанием моей душой. С тех пор временами вознаколо ощущение, что я дитя, рожденное от двух отцов. Но как бы там ни было, те из нас, кто выжили, обязаны снова созидать".
Здесь лаконично сформулирована максима фильма: линия фронта, линия психологического противостояния проходит внутри, а не снаружи. Вьетнамцы или другие дежурные враги, их реальная боль и смерти не имеют значения. Существенны только потери и страдания американцев. При этом нет речи о том, что им потребовалось на чужой земле, на другой стороне земного шара. Интересно выглядел бы, для сравнения, сюжет времен Второй мировой, где какой-нибудь Ганс переживал бы по поводу отсутсвия консолидации во взводе СА, мучительно выбирал бы между "мягкими" и "жесткими" вариантами уничтожения местного недонаселения. Именно таков, без преувеличения, нарратив Оливера Стоуна, поражающий своей фатальной глухотой в отношении к чужой боли.
Нет, конечно, в фильме есть сильнодействующая сцена убийства невиновных вьетнамцев (без всякого снисхождения к возрасту и полу), но трудно отделаться от впечатления, что это не ролик "Гринпис" о жестоком отношении к животным. Ведь эмоциональным лейтмотивом сцены является потрясение самого нарратора - Криса, его крисисное сознание, его душевная травма. Гибнущие туземцы же здесь выписаны самыми абстрактными мазками, их функция - быть материалом для осмысления, фоном для крупного плана героя.
Все сказанное не умаляет таланта и глубины картины. Просто это талантливая и глубокая история войны американцев с собственными душевными терзаниями. Тогда как война, тем более захватническая, - это еще и драма другого народа, о чем во "Взводе" догадаться почти невозможно.
Еще одна мысль на тему пришла мне после просмотра "Ультиматума Борна". В третьей части всего шпионского проекта, после долгих поисков, главный герой открыл страшную тайну: в недрах ЦРУ существует организация, получившая санкцию на проведение спецопераций (собственно убийств) в любой точке планеты. Это, казалось бы, секрет Полишенеля, но вот что сбивает с копыт всех "хороших" персонажей - жертвами убийств могут быть и американцы! Именно этот топ-секрет и приводит к финальному скандалу в благородном семействе црушников, именно это обстоятельство поражает воображение бесстрастных героев фильма. Ну ладно там - французы, русские, турки... Не страшно, что этот расходный материал уничтожают на собственной территории без суда и следствия, без вины и особого мотива. Но убивать американцев?! В голову просто не укладывается. Так что и здесь вся драматургия образуется противостоянием "плохих" (Ноа Воуссен, Альберт Хирш) и "хороших" црушников (Памелы Лэнди, Никки Парсонс), которые, как и во "Взводе" ведут борьбу за душу (тело) главного героя. Вновь в тени остается проблема противостояния Соединенных Штатов и остального мира, а главное - проблема моральной отвественности американца в этой войне. Мы видим лишь внутренний фронт, проходящий прямо в Лэнгли. Еще мы продолжаем переживать кризис самоидентификации вместе с самим Борном - образцовой машиной для убийства, данной в каждой из частей трилогии с расчетливой авторской симпатией. Что ж, остается только дождаться Борна, как и Рэмбо, к нам в гости. У кого еще не хватает демократии?
