Начало Брюсселя (рассказ)

                                        НАЧАЛО БРЮССЕЛЯ
                                                  из цикла «Порывы души»

     У Т.Вулфа, вроде бы, был такой рассказ: «Только мертвые знают Бруклин». 
     Вообще, у меня беда на запоминание  авторов книг, названия, режиссеров, актеров, так же, как и на имена тех, кого мне представляют в гостях, потом я с ними месяцами встречаюсь и стыдливо говорю: "ты", ибо имя я забыл через пять секунд, после того, как оно было названо, а признаться в этом мне  неловко. Ну, неловко – и все. 
     Итак, если поверить автору – то только мертвые знают Бруклин. Интересно,  а знают ли Брюссель не только мертвые? Это мне предстоит проверить на себе – время впереди еще есть, так что торопиться с выводами не стоит…
    
                                                                      * * *
     Начало Брюсселя для меня было весьма интересным…
     Начнем с того, что в Брюссель из Израиля меня переправляла некая весьма нелегальная фирма по весьма легальной эмиграции: маленькая комната в центре Тель-Авива, в одном углу – израильский флаг огромных размеров, в другом – школьная карта с двумя полушариями, в отдельные места которой были воткнуты красные флажки. Ну, стол, два стула. Что-то вроде штаба боевых действий (я о красных флажках на карте), где – Боже упаси – готовится мировой захват боевыми частями Израиля, то есть, Цахалем, если и не всего мира сразу, то по частям и в самом скором времени. 
     Правда, юркий молодой человек с чересчур правдивыми глазами мне сразу объяснил, что флажками на карте помечены те места, куда их фирма может отправлять официальных эмигрантов.
     Он неспешно встал, подошел к карте, ткнул пальцем куда-то в сторону Северной Америки и сказал:
     - Скажем, вот… ЮАР. А что? Очень даже неплохое место для белого человека…
     Потом выдержал паузу, и задумчиво продолжил:
     - Правда, в некоторые районы лучше не заходить, потому что именно белого человека может постигнуть судьба капитана Кука…
     Рассказывать – особенно о печальном конце легендарного капитана – он не стал: по нам с женой было видно, что в средней школе мы уже  учились и даже иногда пытались после этого получать высшее образование.
      Молодой человек погрустнел, сел на стул и душевно, проникновенно так, с легким надрывом сказал:
     - Мы можем отправить во много стран, но именно вам я посоветовал бы Европу. Все же, не так далеко и не так опасно.
    
                                                                      * * *
     От чего именно Европа не так далеко он не уточнил – то ли от ЮАР, который находится в Северной Америке, то ли от Израиля, который находится здесь, именно в этом кабинете, но слово «Европа» согрело душу немедленно:
     - Да! Да! – закричали мы хором. – Нам подходит именно Европа!
     - А Бенилюкс, как? Подходит?
     Вообще, география – не мой конек. Совсем… Но в слове Бенилюкс было нечто успокаивающее – особенно та часть, которая касалась люкса.
     Еще, у меня был один знакомый – член Кнессета, то есть израильского парламента – его звали Бени. Он тоже, как и я,  любил люкс, хотя и ходил в рваных сандалиях – жена у него была скуповата…
     Итак, Бени – мой знакомый, люкс – тот, которого Бени не имел по причине скупости своей жены – а то, его депутатской зарплаты хватило бы и на люкс.
     Бенилюкс…
     Ну, хоть тресни, но все это звучало довольно приятно и даже  завлекательно.
     - А что там есть, в этом самом Бенилюксе? – спросил я с такой усталой уверенностью, что даже дурак бы понял: вопрос я задаю праздный и даже риторический, ибо на него знаю ответ заранее и в деталях…
     - А чего там нет? – засуетился молодой человек. – Там все есть: и Голландия, и Бельгия, и Люксембург… Вы только выберете страну.
     
                                                                      * * *
     В детстве я читал книжку, которая на меня, стоящего на коньках лет с 2, произвела большое впечатление: « Синие коньки?», «Золотые коньки?» Что-то в этом духе… Сюжет был более чем скромным, но кульминация приходилась на некий марафон по каналам Амстердама, на коньках. 
     Я и вообще не любил катки – они были ограничены коробками и заплеваны до невозможности – но тут... По каналам. Нестись на коньках, разрезая лед не до конца, а лишь слегка его, раня, а там, подо льдом, любопытные рыбы из-подо льда  видят твои коньки и мускулистые ноги и завидуют твоей прыти. Ах, сказочный мир!
     - В Голландию, - сказал я. – Только туда, в Голландию…
     Я уже представлял, как я куплю себе коньки и стану кататься по каналам, очаровывая всех своим умением и скоростью, как я выиграю приз – эти самые серебряные коньки ( точно, такие они и есть, и книжка так называлась), перелью их в серебро, продам и стану стразу и богатым, и счастливым…
     - В Голландию, - скривился молодой человек. – Там все сложно…
     - Как это – сложно? – удивился я. – А гонки по каналам на коньках?
     - Их больше нет, - взгрустнул молодой человек. – Проблема в том, что каналы больше не замерзают – тотальное потепление…
     - А… - промычал я и тут же потерял к Голландии интерес. - Ну, коли так – куда же лучше ехать? В какой из люксов?
     - В Бельгию…
    
                                                                      * * *
     Когда ты решаешь свою судьбу – и не только свою, но и своей, любимой еще тогда семьи – лучше всего меньше всего знать о стране, в которую ты собираешься ехать. Или, как говорил и  говорит мой друг, перебрасывать кости…
     Правда, лучше…
     А то, как начнешь взвешивать все «за» и «против», то почему-то в конце этого подсчета оказываются исключительно одни «против» и тебе уже никуда не хочется ехать…  
     О Бельгии я знал мало…
      Но все, что я о ней знал, было исключительно высокого качества: на международной выставке 1958 года мой папа проработал в советском павильоне в течение полутора лет, полюбил эту страну, выучил французский язык и даже познакомился с некоторыми русскими шпионами, о которых он мне пытался рассказать перед смертью, но сил на изложения воспоминаний у него уже не было. А жаль…
     Хотя, он успел рассказать инее о том, как личный посланник короля Бодуэна (тот король умер именно в год моего прибытия сюда, в 1993 году – как чувствовал, что приехал второй Дмитриев, от которого добра ждать не приходится) и предложил ему отличную работу, виллу, уйму денег и добротный «Ягуар» из личной королевской коллекции…
     - И что? - спросил я.
     Дурной вопрос, на который даже я знал ответ – но надо же было поддерживать беседу…
     - А ничего. Не мог я согласиться, хотя и очень хотел – вы же оставались в СССР заложниками. Я – остался, а вы – в Сибирь?
     Я еще не был к тому времени в Сибири, но отчего-то вдруг зауважал папу за такой его глупый, но очень человеческий выбор…
    
                                                                      * * *
     - Бельгия подходит, - сказал я. – Да, что-то в этом есть…
     - В чем?
     - Ну, в этой… Бельгии…
    
                                                                      * * *
     В Бельгию мы летели чартером – через Будапешт: так было дешевле…
     Бывший ведущий хирург минской клиники, а ныне – просто с отвращением трудящийся гражданин востока, ставший туристическим агентом и успевший минут за 10 рассказать все про свою жизнь, нашел нам самый дешевый вариант. Все было бы просто отлично, но в Тель-Авиве нас задержали: по самолету бегали полицейские – как собаки-ищейки, с высунутыми языками, и все молча примерзали к креслам – точнее, оплывая потом, купались в них: у каждого был за ним небольшой грешок в виде невыплаченной ссуды банку «Идуд» или прочие, намного более серьезные грешки, каравшиеся тюремным заключением сроком до 5 лет…
     Во вторую категорию входил и я.
      Уж не знаю, что я там и как сделал (делалось все это за меня, я только подписывал какие-то бумажки), чтобы получить необходимые деньги на переезд: купил как-то квартиру фиктивно, взял ссуду, тут же эту квартиру перепродали и в результате все – адвокат и посредники получили много, ничем не рискуя, а я – 4 тыс. долларов и возможность провести в тюрьме 5 лет, что, конечно, не стоило никаких 4 тысяч. Ну,  12 – как минимум, но уж никак не 4.
     Короче, сидели мы все в самолете, потея и дрожа, и каждый думал, что пришли именно за ним…
     Впрочем, прошел почти час и кого-то действительно увели…
     Радость, безумная радость охватила всех – постыдная такая радость, когда расстреляли другого вместо тебя, но радость была столь оглушительна, что напрочь заглушала голос совести….
     Потом мы взлетели…
    
                                                                      * * *
     Будапешт – то есть, аэропорт – запомнился мне стремительной перебежкой к другому рейсу: куда? К какому? Моя жена говорила по-английски, но мадьяры тупо не хотели воспринимать этого враждебного для них языка. Впрочем, как-то все получилось: за 5 минут до закрытия пути мы были у стойки, тряся билетами и иногда - нашими  малолетними детьми, и были пропущены в святая святых – в самолет.
     Самолет был почти пустым. 
     Мне довелось полетать на своем веку – но таких пустых самолетов я еще не видел: в салоне туристического класса были мы одни. 
     Стюардессам, привыкшим к бурной деятельности, делать было нечего. А потому они одаривали наших детей всевозможными подарками: от моделей самолетов до книжек-раскрасок, в которых сиропные девочки чередовались с сиропными же мальчиками. 
     Фломастеры выдавались для раскраски отчего-то только четырех цветов – и не то, чтобы цветов, а оттенков зеленого цвета. Поэтому и мальчики, и девочки у детей получались абсолютно зелеными, что навевало мысли о недавно перенесенной всеми раскрашенными детьми,  ветрянке. 
     Бельгия из самолета казалась совсем маленькой – было такое ощущение, что вся она умещается на ладони, тщательно вымытой и отманикюренной, но – размеры казались такими ничтожными, что непонятно было, как же на этой ладони может уместиться целых 10 миллионов человек…
     Аэропорт "Завентем" показался вообще игрушечным, как спичечный коробок, однако, когда мы вошли в него, оказалось что игрушечность была мнимой – он был огромен, как целый мир, забывший о своем предназначении. 
     У выхода из терминала нас встречал потный человек в зеленом пиджаке: пот он старался заглушать дезодорантом, отчего вонял еще больше, если б не пытался этого делать.
     - Я – представитель фирмы, - сказал он. – Пойдем на паркинг, у меня там машина стоит.
     Машина оказалась «Жигулями» допотопного выпуска.
     «Конспирация», - подумал я, и еще глубже, как бы невзначай, засунул все наличные деньги в носок. Нет, засунул я их еще в Тель-Авиве, но тут от лодыжки сбросил до пятки – уж очень не понравился мне этот безлюдный паркинг и человек, пахнущий, как помойка, в которой сгнили экзотические фрукты.
     Он загрузил наши чемоданы в машину, тщательно ее запер и сказал, что пошел платить за паркинг.
     Мной овладела не растерянность, а бешенство: я понял, что нас подставляют…
     - Значит, так, - скомандовал я своей жене, которая тогда еще меня считала за мужчину и человека. – Бери детей, и уходи за колонны. Если что, с ними буду разбираться я один…
     - Я тебя не оставлю, - бестрепетно сказала жена: она всегда была человеком, не имеющим страха и готовым постоять за меня даже в самых неприятных, скажем так, ситуациях. 
     - А я сказал: уходи! – прикрикнул я. – Мы не одни: с нами дети…
     Она послушалась и покорно ушла, спрятавшись за одну из колонн: правда, я знал, что если меня начнут убивать, она тут же бросится мне на выручку – и убьют не только меня, но и ее: эта мысль не давала мне покоя и делала настроение из боевого просто очень и очень отвратительным.
     А человек все не шел…
     - Ладно, - крикнул я. – Уходим, и плевать на чемоданы.
     - Куда? – из-за колонны спросила жена.
     - Не знаю. Куда-нибудь… В Брюссель…
     - А до него далеко?
     - Тут все близко, - заверил ее я. – Ты что, из самолета не видела? Тут все – под боком, на ладони.
     И тут появился запыхавшийся тип в зеленом пиджаке…
     - Я не знал, где тут надо платить, - признался он. – Но теперь мы можем спокойно ехать в отель…
     Он был один – и у меня отлегло от сердца.
     - Ну, если можем – значит и поехали, - сказал я настолько громко, что эхо донесло мой голос до колонны, за которой пряталась жена с детьми…
     Она подошла с детьми,  все мы сели в машину и рванули с места…
    
                                                                     * * *
     Говорят, что на вкус и цвет…
     Я глядел на дома – аккуратные и не очень, видел серое небо, видел серый асфальт – и никак не мог понять, что же такое моему папе так могло приглянуться в Брюсселе.
     Но это был пригород, как всегда, довольно безликий, будто человек без кожи на лице или чахотка, съедающая легкие. 
     А уже потом начался Брюссель: я не заметил сильных перемен, просто понял, что мы уже почти приехали…
     Отель был почти в центре: семейный. То есть – две комнаты, кухня, ванна. За все – 140 долларов, что по тем временам казалось огромными деньгами (да и теперь мне так кажется).
     И вот тогда, уже перетащив чемоданы, мы спустились с Леной – моей тогдашней женой – в город. То есть, сначала на лифте, а потом просто сошли с лестницы и оказались в городе.
     После безумного и удушливого израильского лета, мы опустились в некую тлеющую жару, которую и жарой назвать было невозможно, а так – ласкающим душу и тело теплом… Теплый ветер… Теплый воздух…. Теплое радушие безразличного к тебе города…
     20 метров – и мы попали в ночной магазин. Купили яиц, еще чего-то – денег мы не понимали в этих странных бельгийских франках, оттого нам все казалось дешевым и замечательным.
     А потом вернулись в отель, сготовили что-то на скорую руку детям, и вновь пошли в город.
     Далеко мы не ходили – боялись заблудиться, но вот этот теплый, а не горячий ветер… Эти европейские, а не израильские дома. Этот воздух, пропитанный запахом креветок, лангуст и устриц. И еще – восточными пряностями, которые были совершенного некстати, но тоже наполняли воздух своей странной и задумчивой атмосферой…
     - Я хочу тут жить… - сказал я.
     - Я тоже… - ответила, теперь уже бывшая моя, жена. – Я всегда тут хотела жить.… Во снах. А теперь это все – наяву…
    
                                                                      * * *
     Ах, время… Что же ты делаешь с нами?
     Ты знаешь все наперед, но никогда не говоришь об этом, да и намекаешь на будущее не слишком часто…
     Прошло с тех пор 14 лет…
     - Нет, - говорили все наши тогдашние знакомые. – Ни в коем случае! У вас ведь дети – не надо им Брюсселя…
     И тогда мы решили обосноваться в деревне…
     Ах, время…
     Через годы мои дети скажут, что я – лишь алкоголик, который испортил им всю жизнь. Моя бывшая жена тоже скажет это, и прибавит, отчего она стала бывшей. Отчего она перестала быть моей…
     - Через год увидимся, - сказала она мне в последнем телефонном разговоре. – Но до этого ты мне не звони…
     Я попрощался и стер ее номер из своего мобильника – а то напьюсь, соблазн будет позвонить. Но не хочу я никаких соблазнов. Точка. 
     Но еще до этого – дозвонился я до нее только в час ночи – я позвонил по ее же мобильнику и мне ответил старший сын, Стив, которого в России я окрестил Всеволодом…
     - Чего ты хочешь? – спросил он.
     - Поговорить с мамой.
     - Мамы нет, - ответил он. – Она уехала на машине, и вообще – она теперь свободная женщина…
     Спорить с этим я не стал – она и точно свободная, но вот от чего? От кого? От себя?
     - У меня есть некоторые проблемы, - сказал я.
     - Скажи, я ей передам – возможно, она тебе и перезвонит, хотя и неуверен. 
     - Ну, дело в том, что все получилось не совсем так, как мы думали. Комнату мне никто не ищет и мне придется жить с клошарами. В этих… Приютах. Может, я могу перекантоваться несколько дней у вас – пока найду жилье?
     - Нет, - сразу ответил мой сын – тот, которого когда-то я прятал за колонной, в той самой Бельгии, гражданином которой он стал не просто так, а немного благодаря мне. – Нет, даже не думай… Мама от тебя очень устала. И вообще – клошарники. Это твой выбор – ты сам этого хотел.
     - Откуда ты знаешь, чего я хотел? – закричал я в трубку…
     Но сын – порядочный и очень благородный – уже меня не слышал: он просто отключил телефон…
    
                                                                      * * *
     Не видеть, не знать времени – огромная привилегия человека, иначе все бы кончали самоубийствами лет в 20: видеть всю череду неудач, предательств и измен заранее – это просто невыносимо…
     Нет, не разговор с сыном (его номер я тоже стер из своего мобильника), не боль, которая осталась в душе от непонятного мне предательства – все это мелочи, ерунда…
     Я всегда вспоминаю именно тот Брюссель, в который я спустился тихим вечером, и тихий ветер ласкал мое тихое тогда еще лицо…
     И…
     Трудно в это поверить…
     Но – лишившийся ласки, обожания, любви, элементарного уважения – я счастлив, когда выхожу со своего второго этажа в город, спускаюсь медленно, как в море, в котором не дано мне утонуть, но дано только выжить…
     Боль и отчаянье – нормальное свойство человеческой души. Однако, должна быть еще и любовь – пусть даже не к человеку, а кому-то иному – хотя бы,  к городу. Ведь совсем без любви жить невозможно…
     Наверное, у меня все так и есть – из всего, что у меня было, остался город, который я полюбил сразу, еще тогда, в первый день знакомства – но как-то тайно, без деклараций и надежд на взаимность. А теперь вот, так получилось, я живу в этом городе, и любовь из тайной должна стать явной: даже в те зимы,  как эта, когда я иду по парку и оскользаюсь на глине, падаю – но встаю…
     Как говорил и говорит один мой друг: падать можно, сколько хочешь – главное всегда подниматься и делать вид, что ты не упал…
     Так я и пытаюсь теперь делать…
    
     9 декабря 07.        Брюссель