Высокая болезнь (интервью)
Строганов АлександрАвтор экспериментальных, сложных, оригинальных пьес драматург и врач-психиатр Александр Строганов давно и широко известен в среде интеллектуалов России, Европы, и Америки. Его пьесы переведены на английский, чешский, шведский и финский языки. Недавно он презентовал журналистам и общественности новую книгу «Иерихон», в которую вошли одиннадцать пьес и этюдов.
- Александр Евгеньевич, по одной из городских легенд драматург Строганов свои сюжеты берет из своей психиатрической практики?
Александр Строганов: - Очень редко. Но поскольку большую часть времени я провожу на работе, то конечно, общаясь с коллегами, пациентами, какие-то интересные моменты я использую. Однако иллюстрированием Фрейда не занимаюсь, для меня это неинтересно. Я отдыхаю от медицины, занимаясь литературой и наоборот, то есть живу в согласии с обеими профессиями.
- Вас относят к представителям экспериментальной драмы?
Строганов: - Чтобы объяснить мои пьесы, критики придумали термин – «парареализм», то есть реальность, в которой всегда, как и в самой жизни, найдется место для странных, абсурдных, необъяснимых обычной логикой вещей. Сюжет меня интересует в меньшей степени, важнее внутренний мир героев, их взаимоотношения, психологическая составляющая. В пьесах специфическая ритмика, повторяющиеся фразы задают определенный ритм, это чисто театральная техника. Авангард это или нет - трудно говорить, потому что в сравнении с чем? На фоне Ионеско или Беккета я выгляжу традиционалистом. Что касается актуального театра.... Это не настоящее открытие, я не думаю, что этим можно победить, допустим, документальное кино, которое гораздо более жизненно. И потом, кажется Гете или Гейне сказал – если художник пытается скопировать бульдога, то будет два бульдога, но к искусству это не имеет никакого отношения.
- То есть, как драматург вы востребованы временем?
Строганов: - В 1998 году пьеса «Орнитология» была представлена на национальной конференции драматургов в театральном центре Юджина О’Нила в США. Затем состоялась премьера спектакля «Интимное наблюдение» во МХАТе имени Чехова. В 1999 году осуществлена постановка пьесы «Орнитология» в Александринском театре в Санкт Петербурге. С тех пор у меня было более 30 постановок в Росси и за рубежом. За это время вышло три сборника моих пьес, последний «Иерихон» я презентовал буквально на днях. В Союз писателей никогда не рвался, мне просто позвонили по телефону и сказали, что я принят. Довольно рано я понял для себя, что отношусь к авторам пишущим в стол, поэтому все дальнейшие события, связанные с успехом моих пьес, публикациями в журналах, переводами, изданиями отдельными книгами до сих пор вызывает у меня сплошное удивление.
- Считается, что модные авторы, драматурги получают огромные гонорары, вы относитесь к этой счастливой когорте?
- Мне всегда, в силу моего советского воспитания, было стыдно иметь дело с директорами театров, когда речь заходила о выплате гонораров – иногда гонорар драматурга меньше, чем средства, потраченные на банкет после премьеры. Мне до сих пор непонятно, почему режиссерам платят значительно больше, чем авторам, создавшим пьесу. Поэтому, несмотря на то, что мои пьесы идут во многих театрах, я не стал богатым человеком, хорошо это или плохо, я не знаю. Хотя в драматургии сегодня настоящий бум, она на подъеме. Люди идут в театр, в стране большое количество прекрасных драматургов, режиссеров, актеров, театральных фестивалей и конкурсов, всевозможных премий. Настанет тот счастливый день, когда серьезные, хорошие режиссеры наиграются в классику и начнут ставить современных авторов. Потому что нелепо, когда в Москве в один и тот же сезон идет несколько «Чаек», «Пиковых дам», «Ревизоров» или «Трех сестер». И все вздыхают – нет современных авторов! Значит, эти люди просто не хотят видеть новых авторов, а реализуют какие-то свои детские мечты – я еще не поставил «Гамлета» или «Короля Лира», все эти стандартные наборы. Зрители, как показывает время, очень интересуются современной пьесой и новыми именами.
- Еще один распространенный миф, что психиатр должен примерить на себя болезнь пациента, чтобы понять его и излечить?
Строганов: - Этим занимался знаменитый психиатр Кандинский. У него была такая идея, что психиатр должен войти в бред больного, раствориться в нем, взять его за руку и вывести его оттуда. Кандинский один из первых в отечественной психиатрии обосновал понятие «психопатия». После успешных опытов лечения, произошла трагедия - по одной из версий в состоянии душевного расстройства он покончил с собой. Он был серьезный теоретик, описал так называемый «синдром Кандинского», один из основополагающих моментов в психиатрии.
Психиатр из всех врачей человек наиболее широко мыслящий. Он на протяжении своей практики общается с людьми очень нестандартными, странными, многие из которых по настоящему талантливы и потому выпадают из привычной системы вещей. Эта специфика профессии психиатра накладывает отпечаток и на его личность и судьбу. Я написал пьесу «Виктор Кандинский», но никто так и не решился ее поставить. Может быть, потому что там очень сложный и интересный ход – события пьесы, персонажи находятся в голове у доктора Кандинского, и это понимаешь только к концу пьесы.
- В ближайшее время вы собираетесь защищать докторскую диссертацию?
Строганов: - В 2002 году в Новосибирской медицинской академии я защитил кандидатскую по теме «Эпическая терапия и ее применение в лечении невротических расстройств». Я называл это эпической терапией по аналогии с эпическим театром Брехта. Теперь предстоит защита в петербургском институте психиатрии имени Бехтерева докторской диссертацией на тему «Театральные системы как основа для создания лечебных и реабилитационных методов психиатрии». Я пытаюсь доказать, что лечить больных можно с помощью систем Станиславского и Михаила Чехова. Меняется ведь человек, который приходит на первый курс театрального вуза, он становится более пластичным, эмоционально мобильным, почему бы не попробовать этот опыт трансформировать в психотерапевтические методы?
То, что было до этого, например, психодрама Морено, напрямую конкретную театральную систему не использовала. Я исследовал группу невротических расстройств, но мне кажется, это может иметь очень хорошие результаты при лечении, скажем, алкоголизма и наркозависимости. Сейчас главный акцент делается на устранение физической зависимости, моя система предполагает исследование пациента на уровне личности. Как практикующий психотерапевт я использую в работе свой метод, знаю, что им пользуются и в других клиниках.
- Для этого больных нужно вести в театр, на премьеры?
Строганов: - Лечение осуществляется не с помощью пьес, а с помощью театральных систем, поэтому не обязательно пациентов вести в театр. Как режиссер работает с актером, так психотерапевт воздействует на пациента. Система Михаила Чехова учит создавать вокруг себя благоприятную атмосферу, и как ею руководить. Брехт – это эффект отчуждения, научить человека посмотреть на себя со стороны. Это важно при неврозах (разводы, проблемы на работе), когда человек не в состоянии вырваться из какой-то психологической западни. Система Станиславского предлагает прекрасный способ борьбы с комплексами. В детстве мы мечтаем кем-то стать, а потом жизнь вносит свои коррективы, и этот элемент нереализованности сохраняется на всю жизнь. По Станиславскому мы моделируем образ, какой он должен быть в идеале, пытаемся в него вжиться, чтобы преодолеть неадекватные эмоциональные реакции, для более глубокого самопознания.
- Почему закрылась творческая мастерская Строганова, ведь многие критики называли ее уникальным явлением для театральной провинциальной России?
Строганов: - Инициатива закрытия больше исходила от главного режиссера театра драмы. У мастерской были неплохие успехи, мы съездили на театральный фестиваль «Сибирский транзит» в Красноярск, о нас писали столичные газеты, театральные критики следили за нашей работой. Авторский театр - это распространенная мировая практика, еще со времен Шекспира и Мольера, когда драматург ставит свои пьесы. Но сейчас у нас в стране утвердился именно режиссерский театр.
В драмтеатре был создан худсовет по типу тех, что существовали в советские времена. В результате сняли с постановки все мои пьесы. В такой атмосфере существовать невозможно – этот внутри театральный конфликт бьет прежде всего по актерам, которые решили участвовать в моем эксперименте.
- Как вы оцениваете труппу драмтеатра?
Строганов:- Труппа хорошая, но многие актеры, на мой взгляд, не реализуют свои возможности и теряют профессиональные навыки, не раскрываются до конца. Однако сейчас я рассматриваю возможность открыть свою студию на базе других театров. Хотя жаль, что не в драмтеатре, потому что на сегодняшний день по оснащенности и тех возможностям драмтеатр – лучшая площадка.
- Я слышал, вы пишете еще и прозу?
Строганов: - Недавно я закончил роман «Купание Ягнатьева», в котором рассказываю о том, как живут и что чувствуют люди моего поколения в современных условиях, где поменялось все – система ценностей, нравственные ориентиры, смысл жизни, оценки настоящего, прошлого и будущего. Завязка сюжета очень проста – главный герой с глубокого похмелья идет мыться в ванну. И пока он идет, наливает воду, погружается в ванну вся жизнь проходит у него перед глазами - важные события, размышления, образы. Роман большой, почти четыреста страниц, в меру и драматичен и ироничен. Как я теперь понял, это колоссальная работа – писать романы. Трудно было отрываться от системы диалогов – все ведь в прозе надо структурировать по другому. В романе несколько вариантов финала.
- Не многие наверно знают, что вы дебютировали как поэт?
Строганов: - В 19 лет я презирал поэзию как явление, осознание важности и нужности ее для меня пришло позже. Боюсь, что поэзия сегодня совершенно ушла на дно. Хотя она выросла в целом и технически, и внутренне, но, к сожалению, востребованности ее в обществе нет. Она существует автономно, я бы даже сказал почти катакомбно.
интервью взял Владимир ТОКМАКОВ
