Casus vivendi (стихи о случае)
Азаров БорисCasus vivendi
Жизнь предстает порою без прикрас,
Её хвалить или бранить - занятие пустое.
Картину яркую я вижу как сейчас:
За карточным столом нас трое.
Между Толстым и Достоевским я сижу,
Толстой в банк три рубля поставил.
В азарте я от нетерпения дрожу:
Открыв восьмерку, за собою куш оставил.
Толстой мне карту и банкноту возвращает,
Решаю: выигрыш пусть в банке полежит.
"Мне карту" - Достоевский говорит
И сразу же восьмерку открывает.
Однако, трешницу брезгливо приподняв,
Сквозь зубы цедит медленно, врастяжку,
Желая недовольство показать и нрав:
"Я не приму такую грязную бумажку".
Остолбенев, не знаю, что ответить,
Я покраснел и глаза к полу опустил.
Толстой вмешался: "Смею вам заметить,
Эту бумажку в дело я пустил".
Ни жив ни мертв я за столом сижу:
Кто бы такой расклад предвидеть мог?
Но тем не менее я все-таки слежу,
Как развивается дальнейший диалог.
Д.: Тогда я требую, чтоб вы банкноту заменили.
Т.: И не подумаю, не сам же я её нарисовал.
Д.: Охотно верю, но, похоже, её вы сами замуслили.
Вот так из ничего и сделался скандал.
Нешуточная ссора внезапно разгорелась:
Толстой отчаянно противнику грубит,
У Достоевского лицо всё пятнами зарделось,
Он сильно нервничает и в ответ язвит.
Вы спросите меня: откуда этот бред?
В Москве, в Кружке литературном казус приключился.
Но не писатели сцепились, вовсе нет!
Конфликт меж сыновьями их почтенными случился.
Чтобы потомков усмирить и кончить разговор,
Директор заведения на шум и крик явился,
Решив в пользу Толстого глупый спор.
Встал Достоевский и тотчас же удалился.
***
О происшествии решился Ходасевич рассказать,
Не будучи бездумным щелкопером.
Его за это вряд ли стоит упрекать:
Ведь он был третьим за столом партнером.
Царский конь
или
скандальное недоразумение
Жизнь казусов полна и недоразумений,
И берусь я смело утверждать:
Будь вы - знаменитость, даже - гений,
Встречи с ними вам не избежать.
***
Чего только в истории театра не бывало:
Когда в Москве впервые "Псковитянку" представляли,
С "Валькирией" по времени действие совпало,
Всех стоящих коней под Вагнера забрали.
В конюшне на покое конь старый обретался,
И под Шаляпина, игравшего царя,
Назначили сего античного коня,
И кто-то из обслуги на славу постарался.
Для знаменитого российского певца
Начальство ничего не пожалело
И откормить велело жеребца,
А как и чем - кому какое дело.
И вышло как-то так само собой:
Чего только коню в стойло не носили!
Его кормили словно на убой+
В конце концов беднягу окормили.
Итак, день представления подходит,
Отъелся конь, набрался царской стати:
Он смотрит молодцом, но еле ходит+
И вот что вышло в результате.
Когда момент решительный настал,
Шаляпин в полном царском одеянии
Коня не без труда, с подсадкой, оседлал
И выехал на сцену; затих зал в ожидании.
Шаляпин на коне вперед нагнулся,
На псковитянку устремив свой взор.
Под тяжкой ношей конь прогнулся,
Но вскинул палочку привычно дирижер.
Затем событий ход стал безобразно-прост,
Но вряд ли кто готовился к такому обороту:
Конь вопросительно задрал свой хвост
И начал выполнять пирамидальную работу.
Весь зал биноклями к глазам прирос
И даже в ложах разогнал эксцесс дремоту:
У всех был на уме один вопрос:
Когда закончит конь свою работу?
И хоть театр был битком набит,
Но тишина стояла как в могиле.
Оторопело дирижер глядит,
О нотах музыканты позабыли.
Шаляпин ни о чем не догадался -
Какое выросло за ним сооружение.
Певец в себе ничуть не сомневался:
Зал замер, выражая восхищение.
На сцене неуютно от молчанки -
Шаляпин двух минут не протерпел
И рожу отвернув от псковитянки,
На дирижера зверски посмотрел.
Взлетела палочка и шок прошел,
И дружно заиграли инструменты,
Оправившись, конь царский играючи пошел,
И громом раздались аплодисменты!
Завзятый театрал был строг, но справедлив:
Шаляпину ни до ни после уже не услыхать
Таких оваций и того восторга взрыв,
Да только не любил он "Псковитянку" вспоминать.
***
В газете эмигрантской Ремизов привел
Забытый эпизод, борясь с тоской и скукой,
Чтобы в истории театра факт обрел
Место достойное и послужил наукой.
