Переводной роман (рассказ)
Гешелина ЕленаПЕРЕВОДНОЙ РОМАН
- Посмотри, что я нашла!
Джон подошел к ее ноутбуку. Там был какой-то текст. Что-то художественное: повесть? роман?
- Это что?
- Это роман Майкла Гилта. Переведен на русский язык буквально пару месяцев назад. Я очень советую его прочитать. Это же готовый сценарий!
Джон отнесся к заявлению Лейлы скептически. Она раньше работала в театре, и от прежней работы у нее осталась мания делать сценарии буквально из воздуха.
- Ладно, скинь его мне на ноутбук, - неохотно проговорил он.
Вообще-то его звали Иван. Иван Шарко. Но он терпеть не мог свое имя, считая его каким-то мужицким. К тому же, когда он родился, имя Иван было не слишком популярным, и в школе его награждали всякими кличками из русских народных сказок: Иванушка-дурачок, Иван-царевич и даже Ванька Мокрый. В конце концов, взяв в руки англо-русский словарь Гальперина, Ваня решил придумать себе новое имя. Так Ваня Шарко превратился в Джона. Он представлялся только этим именем. В конце концов, даже школьные учителя стали называть его Джоном. Имя «Иван» осталось только в паспорте. А вскоре, когда Джон окончил ВГИК и снял свою первую полнометражку, все знали три слова: кинорежиссер Джон Шарко.
Джон сидел за своим ноутбуком – подарком жены – и читал роман таинственного Майкла Гилта. Читал и удивлялся.
Героем книги был мужчина, который собирался лететь со своей невестой в свадебное путешествие. В Турцию. Билеты уже были куплены, и номер в гостинице забронирован, и погода в Турции, если верить Интернету, была великолепная. И вдруг он узнает, что его возлюбленная летит одна. Отчего-то она не захотела лететь с ним.
Он не стал спорить. Поверил, что она хочет побыть одна. Знал, что она вернется, и они поженятся, и вот тогда-то он ни за что ее не отпустит. Но в аэропорт с ней поехал. Не с ней – она решительно воспротивилась этому. Следом.
Там он узнал, что у нее есть другой. И летит в Турцию она с ним. А на следующий день в сводках новостей он узнал, что самолет, на котором его неверная возлюбленная улетала на медовый месяц, разбился. Прямо в воздухе. На высоте три тысячи метров у него отвалился хвост, и самолет загорелся. Погибло больше ста человек. О его невесте не было ни слова. Она пропала без вести. Тогда он начинает ее искать. И находит!
Это была обычная мелодрама, какие очень любят женщины. Однако роман был написан хорошим, сочным языком, с интересным сюжетом и неожиданной развязкой. Пожалуй, его можно будет экранизировать. Остается только приобрести права...
Однако что-то не давало покою Джону. Как будто он видел это раньше.
Велика важность! В литературе всего-то четыре сюжета!
Но все же...
- Лейла! – позвал он жену.
Она вошла в комнату.
- Послушай, Лейла, ты знаешь что-нибудь об этом Гилте?
Лейла задумалась:
- Не очень много. Вроде бы он родился в 1964 году. Больше ничего. Других его вещей на русском языке я не читала. Кажется, это первый его переводной роман.
- А сайт у него есть?
- Поищи в поисковике. Ты все-таки надумал делать сценарий?
- Милая, я же режиссер, а не сценарист. Сценарист у нас ты, вот ты и сделаешь все, что нужно. Я давно хотел снять экранизацию. Мне нужно связаться с этим Гилтом и приобрести права.
- Попробуй, может, найдешь что-нибудь еще. Этот Гилт – темная лошадка, похоже. А я попробую достать тебе экземпляр книги «В полете». Там же должна быть аннотация.
- Спасибо, милая. – Джон наклонился и поцеловал жену в мягкую щеку. Ее черные волосы почему-то пахли абрикосом, а щека была бархатистой и цветом как абрикос.
Лейла снова ушла на кухню. Он чувствовал запах чего-то вкусного, кажется, куриного бульона.
Но что-то в этом романе было не так. Он снова и снова пролистывал текст на мониторе ноутбука. И, наконец, нашел.
Сразу после заглавия стояла отпечатанная курсивом фраза: «История основана на реальных событиях».
И тогда он вспомнил. Он сам собирался лететь этим рейсом. Лейла работала, а он решил взять тайм-аут. Уехать куда-нибудь отдохнуть.
- В Турцию? – Ну, естественно!
Он всегда ездил отдыхать в Турцию. Это казалось таким естественным. Климат его устраивал, сервис тоже, а, кроме того, в Турции отдыхало много наших соотечественников. Чисто практическое соображение – у него никогда не было способностей к иностранным языкам, даже слова из разговорника он не запоминал.
Он ехал в аэропорт. Почему-то на своей машине, а не на такси. Пять часов вечера, страшные пробки. Он злился, потому что опаздывал.
В аэропорту он встретился с известным театральным критиком. Оказывается, он летел тем же рейсом. Разговаривали о всякой ерунде, попивали ледяную минералку – день был страшно жаркий. Естественно, оба опоздали. «Черт бы побрал этого говоруна!» - в сердцах думал Джон. А на следующий день новость о страшной авиакатастрофе заставила миллионы людей вздрогнуть.
Тогда Джон и подумал, что ангелы-хранители – не такая уж и выдумка.
Найти бы этого парня-критика сейчас...
Но прежде надо найти Майкла Гилта.
Интернет, как назло, выдавал какую-то дурацкую справочную информацию. Джон узнал, что Майкл Гилт родился в 1965 году, живет в Лондоне, и этот роман – первый, переведенный на русский язык. Больше ничего.
Тогда он позвонил своей данной подруге Кате, редактору какого-то журнала мод, которая часто ездила в Лондон по службе.
- Нет, я ничего не знаю о Майкле Гилте, - сообщила ему Катя. – Ты уверен, что это его настоящая фамилия?
- Черт его знает! Во всяком случае, именно под этим именем он опубликовал «В полете».
Катя задумалась:
- Тогда тебе надо обратиться к Глебу Бортникову.
- Это что за птица?
- Не птица, а театральный критик. У него в Лондоне очень много знакомых, в том числе и из литературной среды. Наверняка он знает и твоего Гилта. Слушай, а зачем он тебе?
- Я прочитал его роман. Хочу снять по нему фильм.
- Что за роман? Детектив какой-нибудь?
- Нет, мелодрама.
От удивления Катя на некоторое время замолчала.
- Ты снимаешь мелодраму, Шарко? Ты?!
- Так ты дашь мне телефон этого Бортко?
- Бортникова, - поправила Катя. – Записывай.
Он набрал номер. Подошла женщина.
- Могу я услышать Глеба? – спросил он, почему-то страшно волнуясь.
- Его нет.
- Когда он будет? Мне очень нужно с ним поговорить.
- Он... – Она всхлипнула, и Джон почувствовал, как что-то большое и тяжелое навалилось ему на грудь. – Он... пропал. Полтора года назад.
- Как пропал?
- Уехал в Лондон по работе. И...пропал. Простите меня, пожалуйста.
Женщина немного задумалась.
- Простите, как Вас зовут?
- Зовите меня Джон.
- Хорошо, Джон. В общем... если Вам нужна информация о Глебе, мы могли бы встретиться. Время и место Ваши.
- Завтра в три... м-м... скажем, «Кофе Хауз» на Тверской.
Он был не уверен, что ему это нужно. В конце концов, загадочно пропавший театральный критик Бортников был неинтересен Джону. Но эта женщина, с которой Джон говорил по телефону, знала Бортникова. Быть может, она знала и Гилта?
А кстати, кто она Бортникову? Жена? Любовница? Дочь?
- Ты знаешь что-нибудь о Глебе Бортникове? – спросил он Лейлу за ужином.
Лейла усмехнулась:
- Примечательная личность. Мог уничтожить любой спектакль, хоть начинающего режиссера, хоть Камы Гинкаса. Если на премьере кто-нибудь из труппы видел Бортникова в зрительном зале – начиналась тихая паника. Он все видел: любую неточность, любую фальшь. И все это запоминал. Надо сказать, судил он строго и справедливо: доставалось всем – и мэтрам, и молодняку, - но доставалось за дело. Если Бортников ругает – значит, есть за что. Но уж если хвалит – значит, перед нами действительно шедевр.
Врагов у него было, естественно, хоть отбавляй. Он же не перед кем не лебезил, авторитетов среди живых артистов у него не было. Поэтому когда он ни с того ни с сего исчез, в тусовке поползли слухи, что его заказали – кое-кто мог такое сделать! А зачем тебе Бортников понадобился?
- Я с Катей созванивался, - объяснил Джон, пережевывая шницель. – Насчет Гилта. Так она сказала, что Бортников мог быть знаком с Гилтом, вот я и надеялся выйти на Гилта через него.
- А что! – задумчиво произнесла Лейла, убирая грязные тарелки в раковину. – Мог! У него связей было о-го-го.
Остаток ужина Джон и Лейла провели молча. Молча встали из-за стола. Молча посмотрели друг на друга и отправились в постель.
Кожа у его жены была прохладной и бархатистой. Когда проводишь рукой вдоль тела, кажется, что гладишь персик. До боли узнаваемое чувство. Дотрагиваешься рукой до лона и чувствуешь его влажное тепло. Дальше уже все известно. Даже ее широко распахнутые глаза, которые в кульминационный момент становятся как у девочки из японского аниме.
- Я хочу ребенка, - прошептала она, уже засыпая.
- Я тоже, - откликнулся Джон, а внутренний голос все нашептывал ему: «Что-то здесь не так. Что именно?»
Почему-то он сразу понял, что это она. Женщина неопределенного возраста, бледная, с выкрашенными в черный цвет волосами. Слишком много макияжа. Кожаный пиджак, узкие черные брючки. Курит одну за другой длинные тонкие сигареты “Vogue”.
- Марина, - она протянула руку.
- Джон. Джон Шарко.
- Режиссер?
- Да.
- Я думала, Вы журналист. Что за интерес у Глеба с кинорежиссером?
- Вот в чем дело, Марина, - Джон сел рядом с ней за угловой столик. – Мне стало известно, что у Глеба были знакомства среди литераторов Лондона...
Марина так резко побледнела, что Джон испугался: вдруг она сейчас упадет в обморок.
- Вы думаете?... Я так и знала! Найдите его, Джон, найдите!
- Марина, подождите! – неожиданно резко перебил ее Джон. - Речь пойдет не о Глебе, а об английском писателе, которого Глеб, возможно, знал. Я Вам все сейчас расскажу, но Вы должны успокоиться. И давайте уже что-нибудь закажем, а то официантка на нас как-то странно смотрит.
Джон заказал двойной эспрессо и стакан нарзана, а Марина – латте и пирожное-эклер.
- Скажите, Марина, Вы знали писателя Майкла Гилта?
- Впервые слышу. А кто это?
- Английский писатель, которого Ваш муж... Глеб, простите, пожалуйста... знал лично.
- Вы думаете, этот Гилт причастен к исчезновению Глеба?
- Я ничего не думаю, Марина. Собственно, мне нужен именно Гилт, а не Ваш муж. Я задумал снять фильм по роману Майкла Гилта, и мне нужно получить у него права на сценарий – без этого нельзя снимать экранизацию. Однако этот Гилт – загадочная личность, о нем вообще никакой информации нет. Ваш муж – единственная зацепка...
- Он не мой муж!!!
Марина разрыдалась так горько, что Джон даже испугался. Две длинноногие студентки, которые зашли в кофейню перекусить, подхватили свои модные сумочки и спешно удалились из кофейни.
- Он не мой муж... он от жены ушел... а потом меня встретил... так и жили... Не знаю я Вашего Гилта... уйдите, уйдите! Вы меня обманули! – С этими словами Марина швырнула чашку с кофе прямо на Джона.
Хорошо, что куртка и свитер на нем были черными. Но все равно было горячо и мокро. Марина смотрела на него сверху вниз, затравленными, мокрыми от слез глазами. У нее были удивительно светлые, почти белые глаза.
- Простите, Джон. Хотите, я дам Вам записную книжку Глеба? Может, там Вы найдете то, что хотите?
- Она у Вас с собой?
Марина вытащила из крохотной сумочки-клатча черную записную книжку в кожаном переплете.
- Здесь все телефоны и адреса. Возможно, там есть и координаты Майкла Гилта. А, кстати, что он написал?
Джон вкратце пересказал Марине сюжет романа. Она слушала, затаив дыхание.
- У меня в этой катастрофе сестра погибла, - сказала она тихо. – Накануне свадьбы. Ее жених не пережил ее смерти. Повесился.
- Сочувствую Вам. – Джон боялся, что она снова заплачет, и их обоих выставят из кофейни.
Марина встала из-за стола.
- До свидания, Джон. Держите меня в курсе событий. И обязательно сообщите, если узнаете что-нибудь о Глебе.
- Обязательно. До встречи, Марина.
Она ушла, а он заказал себе еще эспрессо и два эклера, о чем вскоре пожалел: кофе был невероятно крепким, а пирожные – твердыми, как булыжники.
За едой он неторопливо пролистывал записную книжку Бортникова. Адреса и телефоны родственников, друзей, приятелей, дам сердца – известный театральный критик, по-видимому, был тем еще дамским угодником. Адреса и телефоны коллег. Визитки известных журналистов, актеров, режиссеров. Многие фамилии в книжке были ну очень известные.
Потом пошли надписи на английском языке. Здесь Джон читал уже внимательнее, стараясь найти что-либо о Майкле Гилте.
Адреса...
Телефоны...
Абонентские ящики...
Адреса электронной почты...
И среди них был один адрес сайта. Точнее, блога в Живом Журнале. Пользуясь каким-то сиюминутным порывом, он переписал его себе. Достал карандаш, обвел этот адрес. Почему-то ему показалось, что эта зацепка – последняя.
Вечером он написал таинственному блоггеру письмо:
«Добрый день!
Меня зовут Джон Шарко. Возможно, вы слышали обо мне. Я поставил такие фильмы, как «Борт 741», «Восьмое небо», «Кроткий».
Недавно я прочел роман английского писателя Майкла Гилта «В полете». Эта история заинтересовала меня, и я хотел бы написать сценарий. С Вашей помощью я хотел бы выйти на М.Гилта и получит права на экранизацию книги. Надеюсь на Ваше понимание.
С уважением, Джон Шарко.
PS: Ваш адрес я нашел в записной книжке своего друга, Глеба Бортникова»
Он даже не заметил, как черная записная книжка стала его настольной книгой. Снова и снова он перелистывал ее, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку.
- Что за бестселлер ты читаешь? – шутя, спрашивала его Лейла.
- Записную книжку Глеба Бортникова.
- Ты что, собираешься экранизировать записную книжку?
Как у нее все легко, подумал Джон. Они с Лейлой прожили вместе три года. Все эти три года он думал, что наконец-то нашел человека, с которым ему будет легко. Лейла не была похожа на обычных богемных барышень – студенток театральных вузов. Может, потому что она не была коренной москвичкой?
Ее родители были родом из Средней Азии. Консерваторы по натуре, они крайне отрицательно отнеслись к желанию дочери стать режиссером театра. А уж когда она вышла замуж за русского, то общение меж ними и вовсе прекратилось. Избалованной Лейла не была, о славе не мечтала, и когда слава пришла к ней, она восприняла ее абсолютно спокойно. Джон гордился женой, иногда даже завидуя ее невозмутимости.
А теперь она стала его раздражать. Что это с ним?
- Послушай, Джон. Ты знаешь, что на этой неделе премьера у Молчанова? В пятницу, двадцать пятого.
- Вот черт! И он, конечно же, пригласил нас.
- Разумеется. Удивительно было бы, если б Володя о нас забыл.
- Что он ставит? Опять Уильямса?
- Нет. Пьесу какого-то молодого автора. Вова как всегда напустил тумана, сказал только, что про любовь. А раз про любовь – значит, с раздеванием, как у него всегда водится. Молчанов же питает нездоровую слабость к полуобнаженным молоденьким актрисам.
Почему ей так нравится собирать сплетни?
Эта мысль пришла в голову только сейчас. Лейла постоянно баловала его байками из театральной жизни, и было время – они казались ему забавными. А сейчас – ощущение, что она вечно выискивает самую «клубничку».
- Но мы обязательно должны там быть.
- Конечно! Двадцать пятого, в восемь тридцать. Билеты у нас в партер.
- Проходите, проходите, мы вас заждались!
Молчанов – молодящийся блондин с редеющими волосами, одетый во все белое и оттого нелепый до безобразия – находился в состоянии крайнего волнения.
- Прекрасно выглядишь, Лейла! Иван, старина, как поживаешь.
- Джон, - холодно произнес Джон, еле сдерживая желание дать Молчанову в челюсть. Он его раздражал своим громким голосом и белыми одеяниями.
- Чего?
- Меня зовут Джон, понятно?
- А... хорошо-хорошо... Не знаю, что ты так не любишь свое имя. Ты же русский, ты Иван, а не Джон. Это же непатриотично!...
Он не успел договорить. Следующую секунду он уже обнимал большеглазую худощавую женщину с кудрявыми рыжевато-каштановыми волосами.
- Как хорошо, что ты прилетела из Лондона!
Джон узнал ее сразу же. Это была Катя. И что ее связывает с этим хмырем?
- Еле выбралась, - проговорила Катя, высвобождаясь из медвежьих объятий Молчанова. – Работы – непочатый край, что здесь, что там. Джон, Лейла, рада вас видеть!
- Мы тоже, - тепло улыбнулась Лейла. Они обе были в зеленом, но Лейлино платье было из тускло-зеленого бархата, а на Кате было нечто изумрудное и переливающееся.
Позже, когда Молчанов отошел дать интервью молоденькой журналистке (на которую он смотрел, как сладкоежка на шоколадный торт), а Лейла беседовала с кем-то из труппы, Джон подошел к Кате.
- Надо поговорить.
Катя посмотрела на золотые часики, усыпанные бриллиантами. «Картье», - отметил про себя Джон.
- Третий звонок, Джон. Давай после спектакля.
- Только не убегай, ладно? Это касается Глеба.
- Ты его нашел?
- Поговорим обо всем позднее. Это долгий и серьезный разговор, а я боюсь, что Володя вцепится в тебя как пиявка и не отпустит.
- Ну, зачем ты о нем так? – укоризненно улыбнулась Катя. У нее была ослепительная, снежно-белая улыбка – хоть сейчас в рекламу зубной пасты. Металлокерамика? Да, Катерина явно не бедствует. – Он очень милый, обаятельный и компанейский человек. Твоя Лейла им просто очарована. Только не ревнуй, ладно? У них чисто дружеские отношения, - добавила она, заметив, как помрачнел Джон.
Словно почувствовав, что речь идет о ней, подошла Лейла. Он узнал ее духи. «Герлен. Мгновение».
- Джон, Катя, пойдемте! Спектакль начинается.
Это был очень странный спектакль. На первый взгляд – тривиальная любовная история: он любит ее, а она любит всех, кроме него. Как и говорила Лейла, было довольно много обнаженки, а некоторые сцены были по-молчановски откровенными. Но Джон почувствовал, что перед ним – не обычная мелодрама, а трагедия мужчины, которому часто и изощренно изменяла любимая женщина, да и просто – трагедия одинокого человека.
- А кто автор пьесы? – спросил он сидящую рядом Лейлу.
- Не знаю, - она пожала плечами, - у Вовки спроси. Вроде бы он ее в Интернете нашел...
Спектакль имел успех. Когда актеры вышли на сцену, их встречали бурными аплодисментами. Постепенно зрительный зал начал пустеть. Джон искал глазами Катю, но ее не было.
- Джон! – Лейла дернула его за рукав. – Пойдем к Вовке! Заодно и про пьесу спросишь.
Молчанов был явно взбудоражен успехом спектакля. Его уже окружили журналисты – Джон увидел несколько известных светских репортеров с телевидения и обозревателя известного журнала. Знакомые все лица. Но Кати среди них не было.
Молчанов отвечал на вопросы журналистов, попутно прижимая к себе исполнительницу главной роли – кудрявую блондинку лет девятнадцати. Он недвусмысленно поглаживал ее маленькую торчащую грудь, а фотографы смаковали каждое прикосновение.
Увидев Джона и Лейлу, он прошептал: «Подождите, сейчас».
- Только бы журналисты не переключились на нас, - хмыкнула Лейла.
Она как в воду глядела. Через мгновение рядом уже была молоденькая журналистка. Джон узнал ее – это с ней беседовал Молчанов перед спектаклем.
- Скажите, как Вы оцениваете спектакль? – бойко задала журналистка свой первый вопрос.
- Ну, я считаю, спектакль удался, - Джон осторожно подбирал слова. – Он очень оригинальный и ни на что не похожий... К тому же, Владимир Молчанов сделал очень смелый поступок, выведя любовные сцены на передний план. У него получилось красиво и ни капельки не пошло. – Господи, какую ерунду он несет!
Журналистка хотела еще что-то спросить, но в эту минуту подошел Молчанов. Блондинки с ним не было.
- Ну, как вам? – он обнял Лейлу за плечи. – Грандиозно! Потрясающе, не правда ли? Репетиции шли семь месяцев! Семь месяцев! Представляете? Мы сейчас идем в ресторан, там уже столик заказан.
- Вова, - спросил Джон уже в ресторане, - а чья это пьеса?
- А черт его знает! Получил ее по электронной почте: подписи не было.
От этого Джону стало еще больше не по себе.
- Вова, - осторожно спросил он, - а ты знаком с Бортниковым?
Реакция Молчанова была неожиданной.
- Зачем тебе Бортников, Ваня? – в его голосе была неприкрытая злоба. – Он просто неудачник, который завидует всем. Сам не состоялся как сценарист, так теперь всех грязью поливает. Ни хрена не умеет, только говном поливать людей. Бездарь.
- Что ему Бортников сделал? – спросил Джон Лейлу, когда поздно ночью они возвращались домой в такси.
- Говорят, девушку увел.
- А где теперь эта девушка?
- Ну, хватит, Джон! Тебе Бортников нужен или Майкл Гилт?
Первое, что он вспомнил, когда проснулся утром – это вопрос Лейлы. Ответа он сам не знал. Чем дальше он уходил в своих поисках Гилта (или все-таки Бортникова?), тем больше не понимал, кого же он ищет и что на самом деле хочет найти?).
«А вдруг меня обманули?» – подумал Джон. – «Вдруг я ищу не двух одинаковых людей, а одного? Что, если Гилт и Бортников – одно и то же лицо?»
Эта мысль не давала ему покоя. А почему бы им не быть одним и тем же человеком – таинственному англичанину Гилту и внезапно исчезнувшему театральному критику?
В библиотеке он попросил найти все статьи, автором которых был Глеб Бортников.
- Вам придется подождать, - сказала библиотекарша, чем-то похожая на Катю. Катя! Вот еще один ключ к разгадке тайны.
Катя знала Бортникова. И могла помочь Джону найти его.
Вчера вечером он собирался поговорить с ней о Бортникове. Но вместо этого завел ненужный разговор с этим надутым индюком, любителем юных блондинок и обнаженки, Молчановым. А потом Лейла потащила его в ресторан, и он совершенно забыл о Кате. Черт возьми!
В ожидание газет Джон набрал мобильный Кати. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», - услышал он мелодичный голос автоинформатора. Ничего удивительного, Катерина – редактор модного журнала, у нее, должно быть, нет времени болтать по телефону.
Библиотекарша, похожая на Катю, принесла целый ворох газет и журналов.
- Это все, что удалось найти, - виновато сказала она.
- Ничего, мне и этого достаточно, - успокоил ее Джон.
Он начал перелистывать газетные страницы в поисках ключа к разгадке. Но ничего не обнаружил. Да, Бортников был талантливый критик, человек с неординарным умом и широким кругозором. К тому же, у него был явный литературный талант. Мог ли он написать «В полете?».
- Зачем Вам столько газет, юноша?
Джон обернулся. Перед ним стоял мужчина лет сорока с коротко подстриженными рыжеватыми волосами, в больших очках в роговой оправе. Одет он был по-молодежному, в красный пуловер с высоким воротом и темно-коричневые брюки.
- А Вам какое дело? - Джон был недоволен, что ему помешали.
- Любопытно. Вы берете очень старые газеты, словно ищете информацию определенного толка. Вы журналист – я угадал.
- Нет, - ответил Джон с плохо скрываемым раздражением. – Я режиссер.
- Театральный? – мужчина был явно удивлен.
- Кино. Мне нужна информация об одном человеке.
- Может, я смогу Вам помочь? Я, видите ли, журналист, пишу о кино в том числе. Так кого Вы ищете?
- К кино он не имеет отношения. Это английский писатель, Майкл Гилт.
Мужчина в больших очках как-то странно нахмурился.
- Майкл Гилт? Нет, я не слышал о таком писателе. Хотя я очень люблю английскую литературу. Вы меня заинтересовали. Пойду в зал художественной литературы, может, у них есть книги Майкла Гилта.
Он вышел из зала. Джон насторожился. Что-то в этом настырном журналисте ему не нравилось.
Он позвонил Кате. На этот раз она сняла трубку.
- Привет, Джон, - ее голос был дружелюбным и теплым. – А я только что обедала с твоей женой и Молчановым.
Джон чуть не выронил мобильник. С Лейлой и Молчановым?
- Только не ревнуй, я уверена, у них ничего нет. Я же знаю Вовку: Лейла не его тип. Не забывай, я год с ним жила. А Лейла, по-моему, очень любит тебя.
- Кать, - промямлил Джон, чувствуя себя полным кретином, - мне надо с тобой встретиться. Давай вечером, в кофейне на Тверской.
- Ах, да, я забыла, ты же хотел поговорить о Глебе. Хорошо, давай встретимся.
Она опоздала на четырнадцать минут, извинилась, сославшись на пробки. Заказала чай, достала из сумки «Вог» с ментолом, закурила.
- Объясни мне, Джон, - тихо сказала она, - зачем ты ищешь Глеба? Тебе ведь нужен Майкл Гилт, автор романа, который ты хочешь экранизировать.
- Честно говоря, Катюша, я запутался, - признался Джон. – Мне уже кажется, что Гилт и Бортников – один и тот же человек.
- Уверена, это плод твоей фантазии. Автор романов, выходящих под именем Майкл Гилт – стопроцентный англичанин, выросший в британской культуре. Я же читала его книги, и у меня много друзей-англичан. А Глеб – русский, и всегда останется русским...
Они внезапно замолчали. Через все кафе к ним шла Марина.
Она выглядела еще хуже, чем тогда, когда Джон впервые увидел ее. Бледная и худая, она едва держалась на ногах и явно была на грани нервного срыва.
- Джон! – воскликнула она. – Как Вы могли?!
Она с ненавистью смотрела на Катю.
- Где ты его прячешь? – взвизгнула Марина. – Это ты спрятала Глеба, ты!
- Не понимаю... – в ужасе пробормотала Катя.
- Подожди, Катюша, я сейчас. – Джон взял Марину за плечи и вывел из зала. Та немедленно разрыдалась у Джона на плече.
- Это она увела у меня Глеба, - всхлипывала Марина. – Он был со мной, а потом ушел к ней... она увела его... это она его прячет...
- Успокойтесь, Марина, прошу. – Джон гладил ее спутанные, сожженные краской, волосы. – Катя – журналистка, она работала вместе с Глебом, и у нее есть информация о Майкле Гилте. А если Глеб бросил такую замечательную девушку ради другой, это значит, что Вы для него слишком хороша, и более ничего. На месте Кати могла быть любая другая. А Вы очень красивая девушка, Марина.
Марина больше не плакала и как-то удивленно глядела на него.
- Вы нашли Глеба?
- Нет, но обязательно найду. Не плачьте больше, Мариночка. Он не стоит Ваших слез.
Джон посмотрел, как субтильная фигурка Марины исчезает за поворотом, и вернулся в кофейню.
Кати там уже не было. Даже записки не оставила. Джон заплатил за свой кофе и поехал домой.
- Что-то произошло? – Голос жены был встревожен.
Он посмотрел на нее. Хороша, чертовка. Интересно, где она была сегодня, и с кем?
- Скажи честно, дорогая, - медленно произнес Джон, - ты очень близка с Молчановым?
Она не испугалась, наоборот, еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться.
- Ты, что, думаешь, что у нас роман? Бред какой-то!
- Это не бред, - Джон старался говорить спокойно, - Вас часто видят вместе, и мне кажется, Молчанов к тебе неравнодушен.
Лейла добродушно рассмеялась:
- Молчанов – донжуан, он со всеми женщинами заигрывает. Но это лишь видимость – он никак не может забыть Катю.
- Катю? – Джону показалось, что он ослышался.
- Ну да, Катю. Они год жили вместе, а потом Катя ушла к Бортникову. Ох, как Володька взбесился! Он же Бортникова ненавидел за его статьи.
И тут Джон все понял. Он бросился в комнату, где стоял телефон.
- Катя?
- Завтра, Джон. Я все расскажу тебе.
В метро было душно. Как всегда в час пик. Джон пожалел, что не пошел пешком. Он с детства не переносил духоты – когда ему не хватало воздуха, он терял сознание. Он знал об этой маленькой слабости собственного организма и обычно старался выйти на ближайшей станции.
В этот раз ему не повезло. Примерно на третьей остановке он почувствовал тревожный симптом – тянущую боль в животе. Он направился к ближайшему свободному месту – приступ длится всего несколько минут, надо переждать... Голова кружилась, люди вокруг превращались в черно-зеленое пульсирующее пятно.
- Уйдите! – взвизгнула полная дама в шляпке с пером (последнее, что успел заметить Джон). – Как Вам не стыдно, с утра нажрался!
- Может, он не пьян, а болен? – послышался приятный мужской голос, показавшийся Джону смутно знакомым.
- Болен – значит, в больнице лежать надо, а не шляться!
- Кошмар! Куда милиция смотрит!
- Станция «Октябрьское поле». Следующая станция...
Он пришел в себя и обнаружил с удивлением, что остановку свою не проехал. Рядом с ним находился человек – мужчина лет сорока в больших очках и бледно-бежевом кожаном пиджаке. Очень дорогом – Лейла научила его разбираться в таких вещах.
- Вам не следовало ехать в час пик в метро, - сочувственно сказал обладатель кожаного пиджака. – Один мой знакомый умер от сердечного приступа в час пик. Просто закрыл глаза и... не открыл больше.
Почему этот странный человек рассказывает ему это?
- Сколько Вам лет..., простите, не знаю Вашего имени? Двадцать пять? Двадцать шесть?
- Тридцать, - сухо ответил Джон. – Меня зовут Джон Шарко.
- Режиссер?
- Да. – Джон начал терять терпение. – Послушайте, я опаздываю на встречу.
- Да нет, ничего, просто я знаю Вашу жену. Она очаровательный человек, но ничего не смыслит в театре.
Джона разозлило это замечание. Какое дело этому очкарику до Лейлы?
- У моей жены театральное образование, она давно работает в театре. И вообще...
- Молодой человек, - прервал его настырный собеседник, - я по образованию, инженер-строитель, но я ничего не смыслю в бетоне и керамзитовых плитах. Я понимаю, я Вас обидел, но уж, что есть, то есть.
Все, хватит, выносить этого чокнутого Джон больше не мог.
- Было очень приятно пообщаться с Вами, до свидания, - процедил он сквозь сжатые зубы.
- Постойте, Джон! Знаете, не всякая цель оправдывает вложенных в нее усилий. И, гонясь за одним-единственным журавлем, можно распугать всех синиц вокруг себя!
Что этот придурок имел в виду? Какие синицы? Неужели он что-то знает о Гилте?
Джон обернулся, но странного человека уже не было.
- Ты опоздал, - как-то обреченно произнесла Катя. Она сидела за массивным письменным столом из дуба. На столе – бумаги, письма, свежий номер журнала, который она издавала, журналы мод, какие-то фотографии. Работы в издательстве хватало.
- Мне стало плохо в автобусе. Пришлось идти в больницу.
- Ты говоришь совсем как... женщина.
Хорошо, хоть бабой не назвала, с раздражением подумал Джон. Лейла бы перепугалась – она до ужаса боялась, что с ним случится инфаркт или инсульт.
- Как дела у Лейлы? – в Катином голосе прозвучала нотка сарказма.
- Неплохо, - он осторожно подбирал слова. – Много работает.
- Поосторожнее. Молчанов такой бабник.
Он вспомнил Лейлу и Молчанова. Улыбающихся, довольных. В голове мелькнули слова Лейлы «Он не может забыть Катю».
- Ты пришел о Гилте поговорить? Так что молчишь?
А он не хотел говорить о Гилте, хотя за этим он сюда и пришел. Он разглядывал Катю. Одета по-деловому, в снежно-белую блузку, на шее и в ушах – жемчуг. Жемчуг! – он снова испытал приступ раздражения. Жемчуг хорош только на юных девушках. Он не видел ее ног, но почему-то был уверен, что она в юбке – строгой черной юбке до колена. Лейла такие не носила – она предпочитала брюки. А на ногах туфли, твою мать, черные и на высокой шпильке. Какого черта он торчит здесь?
- Я жду, Катя, - устало сказал он. – Расскажи о Гилте все, что знаешь.
Катя вынула тонкую сигаретку, Джон поднес спичку. Тонкие сигареты напомнили о Марине, взвинченной девушке с крашеными волосами, любовнице Бортникова. Он усмехнулся.
- Я думаю, Джон, ты зря теряешь время, - Катя два раза глубоко затянулась, а затем смятый окурок опустился в пепельницу. – Ни я, ни Глеб никогда не встречались с Гилтом. Так что, думаю, тебе лучше оставить эту затею. Ты талантливый режиссер, твой фильм будет прекрасным. Тебе ни к чему встречаться с мистером Гилтом, я думаю, он одобрит то, что ты сделаешь.
Ровное, безупречно гладкое лицо. Кожа как у юной девушки. Сколько ей лет? Тридцать? Тридцать два? Она чуть старше его, это он запомнил.
- Гилт – это Бортников? – спросил он негромко. Ее шоколадные глаза расширились от удивления.
- Гилт – это Бортников?! – Он почти кричал. – Ты задумала эту интригу, ты всегда была мастером интриг! Помнишь тот случай с моей короткометражкой? Ты сделала так, что никто не верил в то, что я снял ее сам! Меня считали лжецом из-за твоей больной фантазии! А теперь ты хочешь также подставить своего любовника! Вся эта история с исчезновением... Я сразу понял, что Гилт – это Бортников, я читал статьи Глеба, он вполне мог это написать. Господи, каким же я был дураком!
- Ты не прав. – Она произнесла эту фразу тихим голосом, встала из-за стола и направилась к бару. Налила себе воды из хрустального графина, предложила ему. Он отказался.
- Я сейчас уезжаю, у меня деловой ужин. Тебя подвезти?
- Катя... – Голос Джона звучал сдавленно, как будто глотку набили ватой. – Сколько тебе лет?
Она грустно посмотрела на него. На ней были черные широкие брюки и туфли без каблука.
- Мне сорок, Джон. Я на десять лет тебя старше.
Джон отказался ехать с ней, взял такси и поехал домой.
Однажды она уже обманула его. Это было, когда он еще был студентом, а у нее уже была еженедельная колонка в одной из газет.
Джон снял свой первый фильм – сорокаминутную короткометражку об арбатских уличных музыкантах. Ему нравились эти ребята, он всегда останавливался, слушал их выступления, разговаривал с ними и искренне считал, что они во сто крат талантливей патентованных «звезд».
Фильм получился любопытный, но страшно вторичный – он напоминал фильмы известного документалиста П., прославившегося своими короткометражками о молодежи 90-х годов. Ситуацию не спасало даже то, что в год дебюта Джона в кино, П. трагически погиб – или был убит – слухи в киношной среде ходили самые разнообразные.
Тогда Катя предложила: «А что, если пустить слух, что «Голоса Арбата» (так назывался кинодебют Джона) – неизвестный фильм П.? Почерк-то его. И фильм не останется без внимания. А потом мы скажем, что на самом деле его снял ты».
Последнее обещание, впрочем, Катя выполнить забыла.
Как только стало известно, что «Голоса Арбата» - на самом деле фильм П., он стал просто-таки культовым. То, что П., как писали в газетах, «не вовремя ушел из жизни» (а он погиб, как Пушкин, в 37 лет) лишь добавляло нездорового драматизма. О бедолаге-студенте Шарко все забыли, а двое любителей попеть песни на Арбате уехали в Англию и стали известными в андеграундной среде.
Джон не держал зла на Катю, он даже восхищался ею. Она создала легенду, в которую поверили все. Даже друзья и знакомые покойного, словно зомбированные, бесконечно повторяли в бесконечных интервью: «П. мечтал-снять-картину-о-непризнанных-талантах-и-она-у-него-получилась». Тогда же Джон понял: печатное слово – великая сила. Катя это знала, именно поэтому она добилась успеха в журналистике – потому что знала, как заставить людей верить ей.
А теперь она создала новую мистификацию. Или не она? Или ее любовник, опальный театральный критик Бортников?
Но зачем?
В шесть утра Джона разбудил телефонный звонок.
- Алло?
- Господин Шарко? – Голос был незнакомым.
- Да, да. Что Вы хотите?
- Вам знакома Шевырева Екатерина Геннадьевна?
- Катя? – Сон как рукой сняло. - Что с ней?
- Она попала в автокатастрофу, сейчас находится в больнице. Ее жизнь вне опасности, но она хотела бы видеть Вас.
- А Вы кто?
- Я врач. Звоню по ее просьбе. Она дала мне Ваш номер.
- Где Вы находитесь?
- Запишите адрес...
Он ополоснул лицо водой, наспех оделся и осторожно, чтобы не разбудить Лейлу, вышел из квартиры.
Больницу он нашел сразу. Мрачное серое здание, под дождем еще более зловещее, напоминающее склеп.
Врач сразу узнала Джона. Это была молодая блондинка с хвостиком на затылке. Наверное, ровесница его жены.
- Здравствуйте. К сожалению, пациентка спит.
- Что с ней?
- Сотрясение мозга, ушибы, перелом левой руки. Завтра переведем в палату. Послушайте, вообще-то с Вами хотел поговорить ее муж.
- Муж? – Джон удивился: Катя никогда не была замужем. Неужели очередная мистификация?
- Ну, Олечка, вообще-то мы не муж и жена, - послышался до боли знакомый голос. Джон вздрогнул: он узнал этот голос.
Перед ним стоял тот самый настырный очкарик. На сей раз он был в темно-синем свитере, черных джинсах и кроссовках. Неизменными оставались лишь очки в роговой оправе да лукавые зеленые глаза из-под толстых стекол.
- Иди, Олечка, пациенты тебя заждались. Да позови меня, как Катя проснется.
- Это дочь моего школьного друга, – обратился очкарик уже к Джону. – Помню, двадцать с небольшим лет назад, привез я ей деревянную лошадку-качалку – сам сделал. Так она скакала на ней, что твой ковбой. А теперь – доктор!
И тут Джон все понял. Но прежде...
- Скажите мне одно, Глеб. Это Вы – Майкл Гилт? Да?!
Глеб Бортников серьезно и в то же время, с нежностью, смотрел на Джона. Так хороший учитель смотрит на шалящих детей – одновременно наслаждаясь зрелищем и следя, чтобы дети не позволили себе лишнего.
- Не буду спрашивать Вас, Джон, откуда Вы знаете мое имя. Абсолютно дурацкий вопрос. Я расскажу Вам о Гилте, но прежде – позвольте мне поведать Вам одну историю.
Жила-была девушка Катя. Вы ее, конечно же, знаете – именно из-за нее мы здесь. Она была талантливой журналисткой и красивой женщиной. К несчастью ее воздыхателей, она рано выскочила замуж. Я не знаю, зачем она это сделала – может, устала от постоянных родительских ссор, а может, просто свободы захотела.
Так вот, она вышла замуж в восемнадцать, а в двадцать восемь уже праздновала десятилетие супружеской жизни. Впрочем, я не совсем прав – «праздновать» в ее случае – неподходящее слово. Ее семейная жизнь катилась под откос. Быт – самый жестокий убийца любви – не пожалел и ее семью.
Я видел Катю в тот момент. Эта была молодая, полная жизни женщина, которая хотела одного – чтоб ее понимали и любили. Помните «Доживем до понедельника» - «Счастье – это когда тебя понимают». У Кати было все, кроме понимания.
Однажды она захотела развода. Сказала об этом мужу. К ее удивлению, он испугался потерять ее. Предложил начать все сначала, устроить себе праздник. А на следующий день на столе лежали два билета в Турцию.
В этот день Катя задержалась на работе. Уже в пути поняла, что опоздает на самолет. Так оно и случилось.
Ее мужа не было нигде. Потом Катя узнала, что он улетел без нее. А еще позже Катя поняла, что он улетел не один. Их общий знакомый проговорился, что Катин муж заказал не два билета в Турцию, а три. У него давно была любовница, и развлекаться он ехал с нею, а жену брал для отвода глаз.
На следующий день в утреннем выпуске новостей прошло срочное сообщение. Разбился самолет, летящий в Стамбул. Выжило лишь несколько человек. Муж Кати и его любовница были в списке погибших.
Катя была в отчаянии. Она не знала, что доставляло ей больше страданий – то, что мужа больше нет или то, что он изменял ей. И я не знаю.
Потом я говорил ей, что нас обоих спас Бог. Я не религиозный человек, но в тот момент, когда я узнал об авиакатастрофе, я поверил в Него. Я должен был лететь этим рейсом, но опоздал на самолет.
- Из-за меня, - почти прошептал Джон. Горло его пересохло от волнения. Значит, он знал Майкла Гилта еще тогда. – Я тоже опоздал на этот самолет, потому что разговорился с Вами, Глеб. Я вспомнил.
- Вот видите. Мы трое – Катя, Вы и я – опоздали на собственную смерть. И остались живы.
Мы с Катей подружились. Чтобы вывести ее из депрессии, я предложил написать книгу об этом происшествии. Но пусть у нее будет счастливый конец, и героиня найдет своего мужа живым. Такая терапия творчеством.
За восемь месяцев книга была написана. Я был поражен: Катя оказалась талантливой писательницей. Но книга была... странная: главным героем был мужчина, а не женщина.
Дальнейшее Катино поведение меня ошеломило. Она как-то пригласила меня в гости и спросила, есть ли у меня знакомые переводчики с русского на английский. Она издала свой роман под чужим именем: английским, да еще и мужским. Книга Майкла Гилта стала бестселлером.
После этого Катя написала еще пьесу «Отвергнутые» - сейчас ее ставит Молчанов, который превратил гениальную трагедию в сопливую эротику в духе «Девяти с половиной недель». Думаю, это его месть Кате.
- Так «Отвергнутые» тоже написала Катя?! – Джон не верил своим ушам. – Но Молчанов сказал, что пьесу прислали ему по электронной почте.
- Какой Вы наивный, Джон! – усмехнулся Бортников. – Катя написала ее, еще когда они с Молчановым жили вместе. Она страшно хотела, чтобы он поставил спектакль по мотивам «Отвергнутых». А чтобы напустить туману, она выдумала эту историю с анонимным посланием. Она ведь прирожденная выдумщица, наша Катерина. Правда, с фантазией литературной у нее слабовато – главный герой «Отвергнутых» словно перекочевал из романа «В полете». И та же тема адюльтера, ну сколько уже можно?
Джон все еще был шокирован тем, что таинственный Майкл Гилт оказался его старой знакомой Катей Шевыревой. Но очень скоро он взял себя в руки и рассказал Глебу о своей первой киноработе.
- Надо же! – Бортников восхищенно смотрел на Джона. – Не ожидал, что «Голоса Арбата» - Ваш фильм. Впрочем, я ведь знал, что автор – не П. Я ведь дружил с ним, до сих пор общаюсь с его вдовой... – Глеб вздохнул.
– Не сердитесь на Катю, Джон. Она необузданная фантазерка, она, я уверен, была такой с детства, хотя я не знал ее ребенком. Может, она еще найдет своей фантазии применение. Ведь верили же этой истории с Вашим фильмом. И историю с моим исчезновением тоже она выдумала. И ведь верили ей! Даже Вы поверили. Кстати, я считаю, что «В полете» надо экранизировать. Это будет бомба! И сделать это должны Вы, Джон.
- Я подумаю, - тихо сказал Джон.
Подошла врач Олечка и что-то тихо сказала Глебу.
- Катя проснулась. Пойдете к ней?
- Нет, Глеб, я пойду. Передайте ей привет от меня и моей жены.
Ночной дождь уже закончился, и осеннее солнце отражалось в лужах. День обещал быть ясным, но прохладным.
Возле метро он увидел цветочный киоск, а в нем, среди роз, хризантем и гербер – тюльпаны. Настоящие красные тюльпаны, какие бывают только в мае. Целая корзина!
- Сколько стоят тюльпаны? – спросил Джон.
- Триста, - пожилая продавщица радостно улыбалась ему.
Он протянул пару купюр. Продавщица стала вытаскивать цветы и заворачивать в газету.
- Положи обратно, - остановил ее Джон. – Я беру с корзиной.
Продавщица посмотрела на него взглядом затравленного зверя, но все-таки протянула корзину.
По направлению к метро идет высокий молодой человек в кожаной куртке. Прохожие обращают внимание – не на него, а на корзину с ярко-красными тюльпанами, которые нес молодой человек. Вот он спускается в переход метро и исчезает.
2008
