*    *   *

аппликацией кажется спьяну: копирка на белом.

Нет лекарств: хоть ложись, помирай на чужой стороне.

В этот холод душа затаилась надолго в теле.

У прекрасных женщин в мехах по щекам течет тушь,

и надушенные платки в грязно-черных потеках.

Писем нет. Бодрый диктор несет какую-то чушь.

Скоро кончится все, скоро сон, скоро новые сроки...

Писем нет и не будет. Не жди заветный конверт.

Адресат пересек горизонт и теперь невидим.

Этот лед не растопят и сонмы надежд и вер.

Мы теряемся, рвется связь – и идем с бодрым видом.

*    *   *

Революция кончилась. Союзники режут знамя:

кому – на саван, кому – на вечернее платье.

Какой календарь? посмотри сколько лет меж вами –

тобой – молодым и смелым – и нынешним дядей.

Мудреешь, дружок, перед смертью мы все едины,

старуха с косой обладает неострым зрением.

Мой вечный малыш, такой непоколебимый

и все же ранимый – тебя со вторым рождением!

Мой добрый поэт, променявший матрас на рифмы,

вино и хлеб – на бумагу, жену – на музу.

Забудь о годах – они как подводные рифы.

Ты дружишь с пером и бумагой – прочней нет союза!

*    *   *

                                           Сереже

Вечного нет ничего: расставанье не сладко,

Нет в нем и горечи. Просто – чужие люди.

Мальчик и флейта, девочка и тетрадка.

Будто картинки в азбуке – просто. Так будет.

Жить друг без друга, знаешь, простая работа.

Впрочем, о чем я? Всего лишь фантомные боли.

Крылья не вырастут от долгожданной свободы.

Это обязанность. Это – часть новой роли.

ПУТЕШЕСТВИЕ

Однажды ночью

я вышел из города,

собрал свой нехитрый скарб

и пошел умирать.

Душа моя,

измученная,

кое-как залатанная,

хотела уснуть навсегда,

но перед этим

смочить горло

тишиной.

...а когда я умер,

во всем мире

воцарилась такая тишина,

что казалось:

у мира завод кончился.

*    *   *

А я в подушку рыдаю над чужими некрологами,

Себя утешаю неутешительными итогами.

Перед поэзией все равны, но некоторые равнее:

Кому – лавровый венок, кому – удавку на шею.

*    *   *

Меня сегодня увезет

туда, где завтра лучезарно,

где времени не знают счет,

где счастливы все и бездарны,

где грош цена чужой любви,

где можно жить, не зная горя –

вино игристое в крови

и сахар на любую горечь.

Там даже стрелки на часах

стоят в почетном карауле.

Но жить там можно только так –

пустить в висок шальную пулю.

*    *   *

                                     Саше

Девочка белую розу вплетает в кудри,

падает солнечный луч на забытую куклу.

Десятилетнее сердце не может не биться.

Девочка розу бросает, как белую птицу.

Женщина смотрится в зеркало в черной раме.

Сорокалетнее сердце в рубцах и ранах.

В школьной тетради по-прежнему четок почерк.

Женщина красную розу кладет меж строчек.

*    *   *

Мы будем жить так коротко и ярко,

Как бабочки живут –

До огненного первого подарка –

Билета в вечный путь.

Мы будем жить – жаль, порознь, а не вместе, -

На разных облаках.

Я напишу стихи, мы сложим песню

На разных языках.

Мы существуем только в расстояниях –

Морях, горах, лесах –

Пока нас не собьет трамвай «Желание» -

Трамвай на небеса.

*    *   *

Не слушай их всех и по миру ступай,

Пляши, смейся, пой, распускай свои косы,

И в светлые кудри цветы заплетай,

И не задавай никаких вопросов.

Офелия, детка! ты завтра умрешь,

Но прежде – ты станешь седой, безобразной.

Поверь, что любовь – лишь бесстыдная ложь,

Придуманное оправдание для казней.

Безумствуй! Безумцы – счастливый народ!

А завтра – кувшинки над темной водою,

И мертвенный холод стоячих вод,

И слово «прощай» сказано не тобою.

*    *   *

Друзья живут в подкладе у души,

Друзья к душе пришпилены булавкой.

Ах, что за удовольствие – грешить

И разводить абсент водою сладкой!

Ах, что за удовольствие – писать

Стихи и знать, что их не прочитают,

И воспаленным мозгом понимать,

Что я не хуже, просто я – другая.