…У нее были настоящие веснушки. Да, она не скрывала своих веснушек! Черт, в наше фальшивое время это выглядело просто потрясающе.

Итак, город Б., Площадь Победы, восемь тридцать утра. Девушка так спешила на автобус, что с ее шеи слетел шелковый шарфик. Она обернулась проследить его путь и тут же, - бац! - налетела на фонарный столб. В это время какая-то иномарка намотала шарфик на колесо и умчалась в неизвестном направлении.

Что же делает наша милая незнакомка? Спохватившись, она бросается к автобусу, но он уже переполнен и закрывает перед ее носом двери. Девушка пытается остановить процесс своей сумочкой. Ремешок натягивается и рвется, сумочка уезжает вместе с автобусом. Окончательно растерявшись, она делает попытку бежать следом, и – хрясь! – ай-я-яй, у нее ломается каблук! Только после этого она садится на лавочку на остановке и, закрыв лицо руками, начинает тихонько плакать.

Я сразу понял - это моя девушка.

- Вы мужественное создание, – успокаиваю я ее. – Так долго сражаться с автобусом и с судьбой – у меня бы духу не хватило, ей-богу!

Да, черт возьми, веснушки и невероятно зеленые глаза. Я быстренько поймал такси, и мы поехали в мастерскую реанимировать ее туфельку.

- Чем ты занимаешься? - я решил, что такое интимное дело, как ремонт обуви, позволяет мне перейти с незнакомкой на «ты». (Девушки ведь любят напористых, вот я и напираю.)

- Не знаю, живу.

- Учишься, работаешь?

- Учусь, работаю.

- Любишь путешествовать?

- Не знаю, не пробовала.

- А хочешь попробовать?

- Когда?

- Завтра.

Она задумалась, я испугался, что она откажется.

- Не волнуйся, никакого интима, честное слово! Я не маньяк и не сумасшедший…

- Жаль, - задумчиво сказала она.

Её звали Саша, имя очень подходило к ее веснушкам и зеленым глазам. Не долго думая, я предложил ей добыть огонь трением. Она засмеялась, и сказала, что я могу сделать это вручную.

Я жил тогда один, родители снимали мне однокомнатную квартиру в центре города. Учился в универе на юридическом, на пятом курсе, и подрабатывал в фирме у друга моего отца.

Я ведь всегда знал, что невозможно найти истинную любовь, как и любовную истину. Нормальная девушка после первой ночи забывает дома у мужчины свою помаду – Саша забыла у меня карманное издание Ницше. Мои отношения с женщинами строились по принципу: иногда даже общий ребенок – еще не повод для знакомства. Брак – единственное приключение, доступное трусу, уверял Вольтер, а уж он знал, что говорил! Я выбирал себе подружек, с которыми хорошо заниматься любовью, но которые не стали бы меня грузить насчет женитьбы, создания семьи и прочего.

Женщина в чистом виде – страшный яд. Разбавляйте их спиртом, водкой, пивом, чем угодно! Есть девушки, которые красивы, потому что им надо выйти замуж. Есть умные интеллектуалки, которые никогда не выйдут замуж, потому что слишком дорожат своей свободой. Саша была из тех, кто умен, чтобы не потерять свободу, и красив, чтобы постоянно иметь поклонников. Воплощение вечной женственности и женской вечности.

У меня довольно богатые родители, отец – глава самого крупного регионального банка и всё такое. Пару раз мы с Сашей съездили к ним в гости в их загородный дом. Весь домашний зверинец был на месте –  маманты и папанты, дедуины и бабуины. Она им понравилась. И когда летом, после защиты диплома, я захотел поехать вместе с ней в Париж, они были не против, расценив нашу поездку как свадебное путешествие.

…Париж потряс нас пестротой и разнообразием уличной жизни. На Монмартре активисты «Гринпис» раздавали прохожим цветные листовки в защиту исландских кошалотов и требовали смертной казни для зоофилов. Свидетели Иеговы напоминали об очередном конце света, который должен наступить в ближайшую субботу. Инвалид-колясочник надев очки внимательно изучал афишу эротического представления в «Мулен Руж», какая-то парочка (он черный, она белая) со смехом рассыпали на улице большой кулек с апельсинами… Мы собирали все листовки, подписывали все воззвания и декларации – это был наш вклад в мировое безумие.

- Христианство – единственная религия, где преклоняются орудию пытки, смерти, и умирающему на кресте Богу, - сказала Саша нервно, с раздражением, когда мы выходили из Собора Парижской Богоматери. - А в символике поедания хлеба и вина, то есть в поедании своего Бога, есть что-то жутко каннибальское и языческое.

- Слушай, давай сходим в ресторан или в казино, - предложил я, - поиграем, выпьем, закусим?

- Может, просто погуляем по городу, а то казино, ресторан все это как-то…

- Тебе не нравится красиво жить?

- Почему, нравится… Но, знаешь, по мне красиво жить, это когда шелест купюр сливается с шорохом листопада, а не когда одно заглушает другое.

Она постоянно что-то теряла: ключи от номера, зонтик, книжки, перчатки, билеты,  дамские сумочки. Думаю, теряла она все это специально, чтобы не привязываться надолго к какой-нибудь одной вещи. Тем более, теряя, обычно находишь что-то взамен, так ведь?

Она говорила, что все считают её очень талантливой, но какой-то несобранной.

- Вот если бы нашелся кто-то, - мечтательно вздыхает она, - кто бы меня собрал по частям и сложил аккуратно в одном месте, то глядишь, и получилось бы что-нибудь дельное и путное.

А ещё она рассказывала, что любила с подружками незаметно привязывать воздушные шары, наполненные гелем, к хлястикам серых плащей или старомодных мятых пиджаков хмурых прохожих города Б. Она уверяла, что некоторые из них улетели вместе с шариками на планету Маленького Принца, и до сих пор оттуда не вернулись.

- Бог спит, Ему снятся кошмары, эти кошмары – мы, - ночью в гостинице, лежим и курим  в  постели. - Когда Он проснется – мы исчезнем… Ты будешь любить меня вечно?

 - Да, конечно! - особо не задумываясь сказал я, - а вечно, это пока не умрем?

- А после смерти? – не унималась она.

-  А после смерти я буду любить тебя с удвоенной силой!..

…Но уже через год всё закончилось. Любовь, любовь, ЛЮБОВЬ - эти три разных понятия плохо уживаются друг с другом. Во всем виноват я: в стране разразился очередной кризис, дефолт, инфляция, дела моего отца пошатнулись вместе со здоровьем. У меня с карьерой тоже ничего не получалось – друг отца, у которого я работал, разорился, фирма закрылась, я оказался на улице.  

Для мужчины брак – это финиш, для многих женщин – это старт. А жена – это теория относительности, которую ты всю жизнь принимал за теорию вероятности. В конце концов, мы с Сашей крепко поругались. Всё началось с какого-то пустяка, мелочи, а закончилось невозможностью быть вместе. Любовь – это такой зверёк, если его не подкармливать чем-нибудь остреньким, то он быстро умрёт. Встречаясь в постели, мы старались не пересекать границу друг друга.  Мы так долго молчали, что наконец-то поняли друг друга – я предложил пожить отдельно. Но ведь все знают, что когда люди собираются временно пожить отдельно, они уже никогда не съезжаются.

Так оно и вышло. Через пару месяцев я нашел другую работу, депрессия закончилась, появились новые друзья и подружки. Жизнь завертелась, о Саше я вспоминал всё реже и реже – время ведь лечит любые раны. Я забыл эту любовь, найдя себе другую, третью, пятую…

Так прошло почти три года. И вдруг эта совершенно случайная встреча в ночном  клубе «Полуночный ковбой»… Клуб был очень модный, недавно открывшийся на самой окраине старого города. Поговаривали, что чуть ли не на месте, где до революции была церковь и кладбище. Короче, то что надо для гламурных подонков: гроб с музыкой – и пару девок к нему! Клуб всегда был забит под завязку. Золотая молодежь – пробу некуда ставить!

 Я едва узнал её в той шикарной женщине-вамп, которая притягивала к себе всеобщее внимание. Тогда этот стиль только входил в моду в  московской продвинутой тусовке. Я был поражён. Повержен, подавлен, посрамлён. Тут же отправив в отставку свою очередную пассию, пробился к ней сквозь плотную толпу воздыхателей.

Саша узнала меня, и, кажется, простила – она никогда не была злопамятной. Она почти не изменилась, разве что сильно похудела. Но в сочетании с бледностью кожи, большими грустными глазами, заостренностью черт она выглядела очень сексуально, таинственно и притягательно. 

Страсть вспыхнула во мне с нечеловеческой силой. Помню, я в ту ночь здорово напился, встал перед ней на колени, умолял всё забыть и поехать ко мне домой. Немного помучив меня, она с грустной улыбкой согласилась.

Это была потрясающая ночь – такого секса у меня не было никогда. Ближе к утру, совершенно измочаленный и выжатый как лимон, я забылся недолгим сном. А когда очнулся, её уже не было рядом. На столике лежала записка, написанная карандашиком для губ: «Захочешь меня увидеть - приходи в следующую пятницу в тот же клуб».

Всю неделю я был как одержимый, и в пятницу никак не мог дождаться вечера, чтобы опять увидеть её в «Полуночном ковбое». И вновь искрометная ночь, и вновь я был потрясен, ошеломлен и совершенно обескровлен.

- Помнишь, что ты обещал мне в Париже? – спросила она с улыбкой, вставая с кровати и закуривая тонкую женскую сигаретку.

- Не-е-т…

- Вспоминай, это твоё домашнее задание, - она не спеша оделась и, поцеловав меня в губы, ушла в предрассветный сумрак.

Так продолжалось довольно долго. Это были странные отношения – после каждой встречи я умолял её остаться, переехать ко мне навсегда. Обещал, что больше никогда не обижу её, не повышу на неё голоса. Она только грустно улыбалась и тихо качала головой: не сейчас, дорогой, не сейчас. А когда, черт возьми, когда?!

 Я измучился, стал угрюм, замкнут и раздражителен. Ревность и подозрения съедали меня изнутри.  С ввалившимися щеками и нездоровым блеском в глазах как сомнамбула ходил на работу. Ночами  меня терзали  кошмары. Не знал чем себя занять в ожидании очередной пятницы, когда мы вновь сможем с ней встретиться. Это была уже не любовь, а настоящая мания, страсть, разрушающая моё тело, дух и волю!

Трудно сказать, сколько бы я так ещё протянул, если бы в тот день во время обеда не зашел в ближайшую кафушку, и не встретил там своего старого университетского приятеля. Мы не виделись с ним практически с окончания вуза. Он горел на работе так, что постоянно отравлял коллег продуктами своего горения. О таких говорят: «Не мешай ему делать карьеру! Лучше тихо убей в обеденный перерыв».

- Ну что, Ромео, грустишь по своей Джульетте? – неожиданно спросил он, когда почти все новости были рассказаны.

- В смысле? – не понял я.

- А ты разве не знаешь? – искренне удивился он. – Саша же два года назад погибла в автокатастрофе. На своём «Рено», на трассе за городом вылетела на встречную полосу… До сих пор не ясно, что это было - несчастный случай или самоубийство. Ты же помнишь, какая она была рассеянная.  Родных у нее практически не было, а дальние родственники похоронили её на каком-то сельском кладбище, где точно я даже не знаю.

Я встал из-за стола, и, продолжая глупо улыбаться, не говоря ни слова, вышел из кафе на улицу. Я был одновременно потрясен, ошеломлен и напуган его рассказом. Не знал, что мне теперь думать, как жить дальше?! Может, я просто сошёл с ума? Или мой приятель что-то напутал, или вообще, это дурная шутка?

Я еле добрался до дома. Не раздевшись, рухнул на кровать, и забылся тревожным сном. И тут же подскочил как ужаленный от телефонного звонка. Было одиннадцать вечера. Пытаясь унять бешено стучащее сердце схватился за трубку.

- Не спишь? – это был её голос, но теперь он казался мне каким-то далеким, почти потусторонним.

Я онемел, потерял дар речи.

- Что молчишь? Уже не хочешь меня видеть?

- Хочу, - прошептал я, как заворожённый,- очень хочу…

- Тогда приходи сегодня в тот же клуб, там  будут отмечать «Хеллоуин», я думаю, нам многое нужно сказать друг другу, – и положила трубку.

Меня охватила паника: как поступить, что предпринять? «Итак? – спрашивал я себя, – что же дальше, что дальше?!»

…Через минуту я уже принимал душ, насвистывая мелодию Уэббера из «Фантома оперы». Мой клубный прикид для «Хэллоуина» – чёрные очки, черная шёлковая рубашка, чёрный кожаный пиджак и такие же джинсы -  уже ждал меня, разложенный на диване.  

Если сходишь с ума – не пропусти свою остановку.

Скоро полночь.  Огромная багровая луна повисла над городом. Вспомнилась сверхъестественная бледность, прозрачность (призрачность?) её лица. «Это лунный загар…», - сказала она мне как-то со странной улыбкой. «Я буду любить тебя до смерти, - наконец вспомнил я ту парижскую ночь, - а после смерти – буду любить с удвоенной силой…»