Уроки кулинарии (рассказ)

УРОКИ КУЛИНАРИИ

Поезд уже тронулся, когда я выбежал на перрон. Раздумывать было некогда, пришлось запрыгивать в ближайший вагон. Проводник укоризненно покачал головой, но ничем больше свое неудовольствие не выказал. Мой же вагон оказался в другом конце состава. Когда я, наконец, добрался до своего купе, поезд шел уже полным ходом.

В купе сидел попутчик, импозантный седоволосый мужчина лет шестидесяти. Повернув голову на звук открывающейся двери, он улыбнулся:

- Успели таки?

И перехватив мой недоуменный взгляд, продолжил, усмехаясь в густые усы:

- Мы уже минут пять едем, а вы только появились, да еще и с вещами. Значит, опаздывая, сели в тот вагон, какой ближе оказался. Слегка запыхались, значит, чуть ли не весь поезд прошли. Тут даже не нужно быть Шерлоком Холмсом…

Умозаключение прозвучало очень логично, пришлось согласиться.

Вслед за мной в купе вломился проводник, собирая билеты одной рукой и раздавая постель другой. После его ухода попутчик покопался в своем необъятном бауле. Сначала на столике появилась плоская металлическая фляга, а затем и немудреная закуска. Завершив обследование саквояжа, он обернулся ко мне:

- Вы как к этому делу относитесь? — кивнув на флягу, он выразительно щелкнул себя по горлу.

- Да здоровье пока позволяет, — хмыкнул я.

- Вот и чудненько, - радостно потер он руки. — Тогда я за стаканами к проводнику!

Пока он ходил, я извлек из своего кейса снедь, которой меня снабдила жена, собирая в командировку, выложил на стол и принялся разворачивать многочисленные кулечки.

Познакомились мы лишь после второй. Попутчик назвался Виктором Петровичем и о себе лишь упомянул, что пенсионерит. Давно я уже заметил, пожилые люди охотно говорят о себе, рассказывают о своей жизни, интересных — с их точки зрения — событиях, поучают, ссылаясь на более богатый жизненный опыт. Однако от него ничего подобного я не дождался. Даже наоборот — он выспрашивал у меня о работе, семье, увлечениях, друзьях и знакомых… Вопросы формулировал очень кратко и ёмко, внимательно, не перебивая, слушал, временами только вставлял междометия и поощрял к продолжению повествования мимикой и жестами. Столь искусно-ненавязчивое поддержание беседы даже вызвало у меня опасения — уж не профессиональные ли это навыки?..

После шестой-седьмой рюмки коньяка мой попутчик размяк, я решил, что настала моя очередь. Как бы между прочим, стараясь не обидеть, я поинтересовался:

- А вы давно холостякуете?

Виктор Петрович с удивлением воззрился на меня, видимо, ожидая пояснений. Но я молчал. Он на пару секунд задумался, затем фыркнул в свои пышные усы:

- Неплохо, молодой человек, совсем неплохо… Что ж, будем полагать счёт один-один…

После этого еще немного подумал и ответил:

- Да уже почти четверть века. Как жена с соседом-офицером сбежала, так мы с сыном вдвоем и жили.

Теперь уже поразился я:

- И сына на вас бросила?!

- А что тут диковинного-то? — изумился моей реакции Виктор Петрович. — Не только бросила, но еще и некоторые вещи его позабирала. Он тогда уже подрос, с ней одного роста был. А когда сын возражать стал, бросила ему: «Тебе папа еще купит, а мне нужно о себе позаботиться!»

- А сколько сыну тогда было-то?

- Да почти одиннадцать лет, но он был высокий для своего возраста мальчик…

Похоже, прошлое до сих пор саднило в душе Виктора Петровича, и своим любопытством я его разбередил. Неоднократно я отмечал, что со случайными попутчиками люди гораздо более открыты, чем даже со своими близкими. Наверное, это из-за того, что полагают больше никогда их не встретить. Впрочем, чаще всего именно так и происходит…

Именно так случилось и в этот раз — Виктор Петрович, слегка разогретый коньяком, разоткровенничался.

- Первое время тяжко пришлось… — не торопясь, продолжал попутчик. — Особенно сложно было с готовкой. Недели две мы с сыном прожили на супах из пакетиков, яичнице, жареной картошке, макаронах «по-флотски». Затем Костик стал поскуливать. Разнообразить меню в то время — середина 90-х — было задачей непростой, полуфабрикатов же почти не было.

После долгих размышлений и колебаний я все же решился: в выходной стал готовить котлеты. Промучался с ними полдня, но абсолютно безуспешно. Мои котлеты разваливались, и даже не на две-три части, а на гораздо большее количество. Закончились же мои котлетные упражнения опять макаронами «по-флотски»…

В ночь на понедельник, проворочавшись без сна почти до самого утра, я набрался решимости. Утром, придя на работу, первым делом отправился в библиотеку. Весь институт знал, что завбиблиотекой Таня Бобко прекрасно готовит.

Дождавшись пока она освободится, я несколько сбивчиво объяснил ей суть проблемы. Таня призадумалась, а затем спросила:

- Ты когда-нибудь по кулинарной книге готовил? — и, получив отрицательный ответ, продолжила — То-то и оно. Даже если я тебе дам три кулинарных книги, съедобными котлеты у тебя все равно не получатся!

Заметив мое недоумение, Таня снизошла до пояснений:

- Машину водить ты как учился? Сидя на стуле и читая инструкцию?

Аргумент показался не убиенным, и пришлось с ней согласиться. Но Таня уже вошла в раж и еще минут пять объясняла свое видение разницы между теорией и практикой. Свои сентенции она завершила неожиданно:

- Я тебя научу.

Уроки кулинарии проходили по принятому в ВУЗах порядку: лекции, практические занятия, коллоквиум, а в качестве отчетности — по обоюдному решению — был выбран дифференцированный зачет.

Лекции Таня читала мне по окончании рабочего дня. Каждый вечер минут тридцать – сорок она надиктовывала мне всевозможные рецепты, предусмотрительно рассматривая на каждом занятии и первое блюдо, и второе. К моему удивлению преподавателем Таня оказалась на редкость неплохим.

Иногда она делала лирические отступления.

- Когда муж служил на Дальнем Востоке, мы с девочками в тайге набирали молодых побегов папоротника, а затем жарили их на растительном масле, — прищурившись, вспоминала она. — Тогда нам это казалось таким вкусным…

- Неужели съедобно? — изумлялся я.

- Жареный папоротник на вкус очень напоминает грибы. Только резать нужно помельче. И старые стебли не брать – уж больно они жесткие, — уточнила Таня и продолжила. - А когда служили на острове Змеином, после шторма выходили на берег, собирали морских гребешков, рапанов, молодых медуз…

- Медуз-то зачем? — перебил я ее.

- А мы их варили. Бросаешь в кипяток и почти тут же вытаскиваешь. Смахивает на разварившееся яйцо. Мы их в салат использовали…

Неделя теории сменилась практическими занятиями. Несколько своеобразными. В обед мы компанией — как правило, к нам присоединялись Танины коллеги-подружки — отправлялись на Лукьяновский рынок, благо находился он неподалеку.

Таня водила меня между рядами мясного отдела тыкала наманикюренным пальцем и поясняла:

- Вот это, розовенькое, — телятина. Говядину ты уже самостоятельно изучил, — съехидничала она, намекая на мои экзерсисы с котлетами. — А вот это, жирное, — свинина. Эта часть называется биточная, эта – грудинкой, это - ошеек, задняя часть, лопатка…

Подружек эти занятия почему-то приводили в неописуемый восторг. То и дело слышались всплески язвительного подхихикивания. Но мы с наставницей не отвлекались. Пройдя мясной отдел до конца, Таня повернулась ко мне:

- А сейчас в обратную сторону! Но уже ты мне показываешь и рассказываешь!

Ошибся я всего раз — перепутал лопатку и грудинку. Выйдя из мясного павильона, группа поддержки сдержанно-хвалебно отозвалась о моих успехах:

- Неплохо, неплохо, как для первого раза.

На следующий день практическое занятие с посещением базара было посвящено овощам.

- Посмотри на эту капусту! — войдя в роль, командовала Таня. — Она зеленоватая, а рядышком – почти беленькая! Зеленую в борщ можно, а для голубцов и салатов лучше не использовать, жестковата.

- Видишь это полено? — Танин палец уперся в нечто, действительно напоминающее бревнышко. — Называется пекинская капуста. Вот из него голубцы получаются очень вкусными. Ты помнишь, как готовить голубцы? — иезуитским тоном интересовалась «преподавательница». — Мы их позавчера изучали…

- Обрати внимание на буряк, — войдя в роль, учительским тоном вещала Таня. — Этот по форме круглый, а этот слегка продолговатый. И для борща, и для салатов лучше продолговатый. Он более сочный, вкусный и всегда красный.

- Красный влияет на вкус? — не удержался я.

- Он влияет на восприятие! — непререкаемым тоном отозвалась Таня, уничижительно глянув на меня. Во взгляде отчетливо виднелось превосходство: дескать, эти мужчины, не понимающие элементарных вещей…

Один день мы посвятили молочному павильону.

- У твоего Костика сейчас самый период роста. Ему для формирования костной системы, папаша, — ехидно хмыкала Таня, — нужен кальций, которого очень много в молочных продуктах.

- Вот этот творог, — Таня дегустировала скибочку, по-братски разделив ее со мной, — хорош для сырников. А этот — я давно знаю продавщицу — всегда беру детям. Они его с вареньем уплетают. Кстати, попробуй своего Костика творогом под вареньем накормить. Вдруг понравится?..

Моим первым самостоятельным опытом стал плов. Когда-то муж Тани служил в Узбекистане, и с тех пор к этому блюду она относилась с пиететом. Ее почтительность передалась и мне. Несмотря на то, что накануне она два раза рассказала мне, как определять готовность риса, волновался я, как перед сдачей кандидатского минимума. Похоже, Таня переживала немногим меньше. За вечер она раза три телефонировала и, как бы между прочим, интересовалась состоянием дел. Я подробно докладывал, а Таня — наверное, на всякий случай — еще раз инструктировала.

Первые дни названивал я Тане довольно часто. Ее муж стал узнавать меня по голосу и, услышав мое «Добрый вечер», сразу отвечал:

- Так точно! Соединяю с руководителем проекта!

Но через пару недель необходимость в консультациях стала уменьшаться, и теребил я наставницу все реже и реже. А через месяц даже решился назначить дату зачета. Его решили принимать, во-первых, после зарплаты, а во-вторых, в пятницу. Как никак — короткий день… Выбрать меню для зачетного задания Таня великодушно дозволила мне самому.

Первым делом я купил бутылку водки. На следующий день, подумав, докупил бутылку вина. После этого принялся за составление меню. Под водку нужно мясо, рассуждал я, и взял свиных ребер. С салатами решил не выкобениваться и приготовил буряк с черносливом и грецким орехом. Одну порцию заправил майонезом, а вторую — специально для Тани — сметаной. К салату отварил подчеревину, нашпиговал ее чесноком, горошинами черного перца, лавровыми листочками и засунул в морозильную камеру дожидаться пятницы.

Сложнее всего оказалось со свиными ребрами. Звонить Тане и задавать дополнительные вопросы не позволяла самолюбие, да и хотелось выдержать интригу. Пришлось экспериментировать. В итоге тушить ребра я закончил почти в два часа ночи, резонно решив, что без малого шесть часов в казанке сделают съедобной свинью любого возраста.

В четверг, накануне зачетного застолья, я объявил в отделе, что в пятницу с утра еду к смежникам по крайне неотложному делу. Срочный вопрос действительно был, но не настолько горящий и не такой уж продолжительный. Управившись у смежников, я заехал домой, загрузился приготовленной закуской — выпивку я предусмотрительно отвез на работу заранее — и поехал в институт.

По случаю моего зачета Таня закрыла библиотеку минут на пятнадцать раньше обычного и активно принялась помогать мне в подготовке к застолью. Строго к назначенному времени в библиотеку подтянулась и «экзаменационная комиссия».

Салат и подчеревина пошли первым вопросом. Под водку. Дегустацию проводили дотошно, не торопясь, даже несмотря на конец рабочего дня. После трех рюмок «комиссия» единогласно вынесла вердикт — «отлично». За единодушие пошла четвертая рюмка. После нее экономистка вдруг передумала и отозвала свой голос, решив выступить с «особым мнением». На ее взгляд, с чесноком я переборщил, а грецкий орех в салате оказался порублен слишком мелко.

«Комиссианты» призадумались, и для улучшения мыслительного процесса выпили по пятой. Видимо, помогло, так как экономистка внезапно смилостивилась и заявила, что все недостатки не настолько критичны, чтобы снижать оценку до «хорошо».

«Комиссия», разгоряченная водкой и общением, радуясь столько простому решению назревавшего конфликта, тут же с ней согласилась.

Когда собрались перейти ко «второму вопросу», выяснилось, что водка иссякла, а пробовать мясо под вино комиссианты сочли панскими «вытребеньками» и высокомерно отказались. Таня огорченно крякнула и достала из своего сейфа горилку с перцем. «Эксперты» возликовали.

При «рассмотрении» второго вопроса выяснилось, что тушеные ребра несоленые. То ли из-за неопытности, то ли от волнения, но посолил я недостаточно. Хотя точно помнил, что соль клал. Поскольку признаваться в промахе я не спешил, то все единодушно отметили своеобразный вкус мяса и даже сочли мое «ноу-хау» весьма удачным. Блюдо получило единодушное «отлично», а раскрасневшаяся экономистка громогласно объявила, что выставляет «шестерку». Как в фигурном катании. Комиссия с пьяным восторгом ее поддержала. Но затем, с таким же упорством стала настаивать на пятибалльной шкале. Для чистоты эксперимента.

Насытившись, в благодушном настроении добрались и до вина. Не торопясь попивая «Киндзмараули», поговорили о жизни, ее нежданных превратностях и зигзагах. Затем, словно спохватившись, с сожалением оглядев опустевшую бутылку, единогласно выставили мне итоговую «отлично» и стали собираться…

Речь попутчика становилась все менее и менее живой и связной. Он засыпал. Стараясь не разбудить его, я выключил свет в купе, тихо разделся и лег. Уже сквозь чуткий купейный сон услышал, как завозился, укладываясь, сосед.

Утром он поднялся хмурый, неприветливо пожелал доброго утра и сразу пошел умываться, не выказывая ни малейшего желания продолжить вчерашнюю беседу.

Когда подъезжали к Жулянам, попутчик вернулся в купе и стал деловито собираться, а закончив сборы, уселся, уставясь в окно. За окном проплыли Караваевы дачи. Понимая, что окончание пути уже близко, разбираемый любопытством я слегка занервничал: чем же закончились уроки кулинарии? И не выдержав, спросил все-таки о финале истории.

Как я и ожидал, ответил Виктор Петрович неохотно, всем своим видом выказывая сожаление о вчерашней откровенности:

- Да, в общем-то, я вчера все вам рассказал, и добавить нечего. Дальше в кулинарии я совершенствовался уже самостоятельно.

Затем он замолчал, и когда поезд уже подходил к перрону, вдруг добавил:

- А жена спустя пару лет приезжала. Плакала, назад просилась, говорила, что раскаивается… Но ни я, ни Костик не поверили, простить не смогли… Вот так-то бывает, молодой человек!

После чего подхватил баул и, не прощаясь, вышел из купе.

У меня было мучительное ощущение чего-то незавершенного, невыясненного, не узнанного… Но вспомнить что я хотел спросить у него не получалось. И вдруг, как прострелило! Я выскочил из купе. Среди выстроившихся гуськом пассажиров к выходу медленно продвигался и мой попутчик.

- Виктор Петрович, Виктор Петрович!

Он, не останавливаясь, полуобернулся.

- А вы вареную медузу пробовали?

- Нет, не пришлось. Но Таня любила — как вы, молодежь, говорите — поприкалываться…