Монолог (рассказ)

МОНОЛОГ

Он устало смотрит на меня. Я понимаю, что красть время у такого занятого человека, как он – преступление. Но что же мне поделать, если пара минут его времени стоит слишком дорого? Мне такие траты не по карману, вот и приходится красть.

«Я тебя раздражаю, да? – хочется мне спросить. – Конечно, раздражаю, конечно. И я никогда тебе не нравилась, я даже знаю, кто тебе нравится по-настоящему. Хочешь, назову ее имя?»

Но я молчу.

Это не была любовь с первого взгляда. Нет, я таких глупостей и не признаю. Просто наивно думала, что такой известный человек, которого знают не только в России, но и за рубежом, не просто так обратил на меня внимание.

Почти год – смешно! – я говорила ему «Вы». На «ты» я перешла, когда поняла, что есть другая. Но об этом позже.

Мне всегда не везло с мужчинами. Я до сих пор не знаю, почему они не видят во мне женщину.

Я боролась с этим всеми доступными способами. Тратила бешеные деньги на наряды и косметические салоны. Ходила на курсы обольщения – правда, все тренеры оказывались какими-то шарлатанами – когда я пыталась испробовать свою методику на них, они ретировались моментально. Читала книги, смотрела интеллектуальные фильмы, чтобы со мной было о чем поговорить. Но – все напрасно.

Наконец все средства были исчерпаны. Осталось одно. И оно оказалось самым действенным.

Самая сильная эмоция – это страх смерти. Когда ты в ответе за жизнь человека, он весь твой. Ты можешь заставить сжечь собственный дом – он с радостью возьмется за спички.

Опасные игры на грани могли стоить жизни и мне. Езда в машине с испорченными тормозами. Прыжки с парашютом без страховки. Гонки на мотоцикле на предельной скорости без шлема. Смертельно ядовитая рыба фугу в японском ресторане. После всего они были готовы целовать мне ноги. Я спасла им жизнь. Трахнуть меня – значит, причаститься Жизни. После одной - двух встреч я исчезала, без объяснения причин. Я ничего никому не была должна. Пусть  вечно благодарят меня за дополнительные годы жизни.

А потом я встретила его, и моя концепция затрещала по швам. Я любила его. И не могла подвергать опасности его жизнь.

- Как у тебя дела-то? – спрашивает он, не отрываясь от компьютера. Он – журналист, ему полосу готовить надо. Я отнимаю у него время.

- Хорошо, - выдавливаю я. Мне хочется плакать, последние недели я плачу постоянно. Не при нем, нет. Он не выносит женских слез. Может, на какого-нибудь мужчину и действуют безотказно слезы, но не на него.

Однажды его друг, тоже известный писатель, в пух и прах разнес мой рассказ. «Это не литература, - написал его друг мне, - это выплеск юношеских комплексов на бумагу». Я позвонила ему, рассказала все.

- Все в порядке, - успокоил он меня, - тебя еще будут критиковать, подготовься к этому.

- Да, - соглашаюсь я и начинаю рыдать в голос.

- Ты что истеришь? – Его голос теряет прежнее дружелюбие, мне становится страшно. – Прекрати немедленно!

Я немедленно прекращаю, мне страшно, я не выношу, когда на меня так кричат.

- На следующей неделе, - его голос снова мягок и тепел, - встретимся. Завтра я уезжаю, мы не сможем увидеться, а через неделю встретимся, готовься.

Он знает мои слабые места. Думаю, не только мои.

Мне остается лишь терпеливо сносить.

За полчаса, что я здесь, он успевает:

1. Поговорить с коллегой (по телефону).

2. Поговорить с другим коллегой (лично).

3. Договориться об интервью.

4. Отредактировать уже написанный материал.

5. Выпить чаю и угостить меня.

- Ты, кажется, что-то хотела мне сказать?

Я киваю.

- Что-то не так с повестью? Я прочитал то, что ты присылала, мне понравилось, хотя фабулу можно было сделать поинтереснее. И добавить динамизма.

Я киваю.

- Да что с тобой? Все это время говорю только я, а ты молчишь! Ты не можешь говорить? У тебя горло болит?

Я молчу.

Она мне сегодня снилась. Мы с ней никогда не ладили, по большому счету. Она откровенно меня не любит, я отношусь к ней с необходимой долей уважения: мы ровесницы, а у нее карьера складывается успешнее, чем у меня, да и поклонников-воздыхателей намного больше. Он, конечно, в первых рядах.

Так вот, мне снилась какая-то квартира, какая-то вечеринка – то ли день рождения, то ли любимый русский праздник, день граненого стакана. Веселье в самом разгаре, люди пьют, танцуют и смеются – вроде, все как надо. И вдруг она уводит меня в соседнюю, пустую комнату: «Надо поговорить».

Усаживаемся на мягкий диванчик, дверь запираем.

«Я знаю, что он тебе нравится, - говорит она, - да что там я, вся тусовка знает, весь город. Я знаю также, что все, что ты пишешь – о нем и для него. Это так?».

И, не дожидаясь, пока я отвечу:

«Послушай меня. У тебя нет никаких шансов. Ему нужна я, а он – мне. Мы любовники уже полтора года. Понимаешь? Это было год назад, я была такой же, как ты, наивной. Он на меня сразу глаз положил. Однажды мы поздно возвращались из клуба, ехали в одном такси, мы ведь рядом живем. И знаешь что? Он не поехал домой, он поехал ко мне...»

Мне хочется кричать. Кричать, кричать и кричать, пока голос не сорвется на хрип. Мне больно, у меня нестерпимо болит где-то за грудиной – как при сердечном приступе.

«А  через неделю у нас годовщина. И  мы снова сядем вместе в такси».

Боль становится все сильнее. В глазах темнеет, становится трудно дышать. Наверное, так и умирают во сне. Я боюсь умереть – поэтому просыпаюсь.

Говорят, в ночь с четверга на пятницу сны сбываются. Говорят, также, что сон не сбудется, если рассказать его кому-нибудь. Но кому?

- Смотри, что я в Интернете нашел, - говорит он мне. – Это современный художник-сюрреалист, он рисует картины на одну и ту же тему.

Я разглядываю картины. Вот портрет женщины, она глядит в зеркало, а в зеркале – не лицо, а бескрайняя, выжженная солнцем докрасна пустыня. Вот девочка, обнаженная, стоит перед зеркалом, прикрыв неразвитую грудь, у нее недовольная гримаса на лице и красный бантик в волосах. Вот стеклянные игрушки, раскрашенные какими-то анилиновыми красками. Вот печальная зебра с лицом старухи. А вот осенний пейзаж, только листья на деревьях не золотистые, а кроваво-красные.

- Это портреты девушки, в которую он был влюблен в старших классах школы, - поясняет он.

Как банально...

- Почему бы тебе не взять интервью у меня? – спросил он как-то.

Потому что это интервью не напечатает ни один журнал.

Я хотела знать о нем все. Абсолютно. Каким он был в детстве, с кем дружил, во что играл с ребятами. Как становился взрослым. Какой была его первая любовь, когда он написал первое стихотворение. Как рождались его стихи, что творилось в его душе все эти годы. Я расспрашивала всех его друзей о нем. Они удивлялись: зачем мне это? Я отвечала наугад: для статьи, для рассказа, просто любопытно...

Он ничего мне о себе не рассказывал. И ничего не хотел знать обо мне.

- Мне неинтересны женщины с прошлым, мне интересны женщины с будущим, - шутил он. На самом деле неинтересна ему была только я. Тогда я еще не знала этого.

Мне доставляло какое-то извращенное удовольствие разглядывание его фотографий. Да, в молодости он был очень красив. Теперь осталось только обаяние.

Мне нравились его стихи. Не все, только те, которые он посвящал знакомым женщинам. Многие из них были и моими знакомыми – его стараниями я вошла в круг наиболее влиятельных людей нашего города. Я истязала себя, представляя, живописуя обстоятельства, при которых писались эти стихи. Воображение рисовало мне картины страстных поцелуев, судорожных объятий, сплетений тел... Да, моя любовь к нему не была платонической.

Я не смогу написать ни строчки, если его не будет.

Эта мысль пронзила меня, как шаровая молния.

А удар молнии мало кому придется по душе.

- Мне кажется, что ты везде, - сказал он мне как-то, полушутя-полусерьезно. – Тебя можно встретить в любое время суток, в любое время города, в любом районе города. Такое впечатление, что ты выходишь утром из дома и целый день  ходишь по улицам.

- Если ты встречаешь меня постоянно, - ответила я, - тогда почему мы никак не можем встретиться?

Он не нашел, что ответить.

У него звонит мобильный. По репликам я понимаю, что это женщина, и что он собирается увидеться с нею.

Мне становится трудно дышать. Нечеловеческая сила сжимает горло, но я сдерживаюсь, хотя мне хочется плакать.

Видимо, он замечает, как я изменилась в лице:

- Что с тобой? Принести тебе воды?

- Это Н. тебе звонила? – выпаливаю я.

Он растерянно глядит на меня.

- Нет, это не она. А что, тебе нужна Н.? Давай позвоним ей.

Я изо всех сил мотаю головой.

- Послушай, я понимаю, что это не мое дело, но... я... Я... в общем, я знаю, что между вами происходит.

- Подожди, подожди, я не понял. Между кем? И что происходит?

- Неважно! Извини, я пойду. У  нас не получится сейчас разговора. И вообще ничего не получится.

- Не валяй дурака! – Его тон становится строгим. – Ты пришла поговорить, так говори. И не уходи пока, сейчас вместе пойдем, я на рекламное мероприятие собираюсь.

- Мне не нравится то, что сейчас с  тобой происходит, - говорит он.

- Ты как будто не знаешь, чего хочешь (Да нет, знаю).

- Я не понимаю, к чему все эти твои истерики (Понимаешь, еще как понимаешь).

- Ты взрослый человек, а ведешь себя как ребенок. Ты все это выдумала. Вбила себе в голову. И я ничем не смогу помочь тебе. В карьере, в творчестве – да, в этом – нет. Извини.

Я смирилась. Я же знала, что он скажет.

Я знаю, что поблизости никого нет. И знаю, что если не возьму инициативу в свои руки, то...

- Знаешь, - медленно говорю я, - я все знаю о тебе и об Н. Она как-то проговорилась мне о вашем романе. И знаешь что? Она сказала, что ты не нужен ей больше.

(Это была ложь. С Н. мы никогда не разговаривали о нем. Она терпеть меня не может. Но однажды, на дне рождения нашей общей подруги я подслушала их разговор. Н. плакала, говорила, что любит его, а ему она не нужна).

Дверь в кабинет приоткрывается и тут же захлопывается. Я стою к двери спиной и мне не видно, кто заходил. Но ему – видно.

Он смотрит на меня с презрением, срывается с места и – бежит за ней. Теперь я знаю, кто это.

Видимо, он не догнал ее, потому что вернулся крайне недовольным.

Тогда я впервые подумала: пора.

- Я считал тебя умной, а сейчас вижу, что ты круглая дура. Вульгарная, к тому же. Я тебя сейчас провожу, и ты уйдешь. И не звони мне, не навязывай себя. Ты мне надоела. Господи, как ты мне надоела!

Он сам подписал себе приговор.

Я любила его до ненависти. И я не хотела подвергать его жизнь опасности. Напротив, хотела заботиться о нем,  быть его правой рукой во всем.

А он пренебрег мной. Что ж – пора пришла.

Мы идем – нет, мы бежим по улицам. Зеленый свет уже давно сменился на желтый, а тот – на красный, но нам все равно. Мы торопимся.

Внезапно машина сворачивает на проспект. Я с силой тащу его за руку, автомобиль не успевает затормозить, и мы вдвоем летим под колеса.

Липкая солоновато-сладкая жидкость стекает по моему лицу. У меня нет сил утереть кровь. Я проиграла, и чувствую, мне недолго осталась до финиша.

У меня не было другого выхода. Он был прав – своей дикой выдумкой я довела себя до отчаяния. А отчаяние достигло своего пика – той точки, когда единственным избавлением от страдания кажется избавление от источника страдания.

Ловушка, черт возьми. Потому, что он отделался царапинами.