Закат культуры (подборка стихов)
Сыроежкин ВасилийРыба - клоун
современной молодежи
Плывет в социальных водах
Задумчивый Рыба-клоун.
Он слева как будто Спаун,
А справа, как Шерон Стоун.
Загадочный, пергидрольный
Сидит по ночам «В контакте».
Свои основные роли
Играет всю жизнь в антракте.
Задумчивый Рыба-клоун
Умеет молчать и кривляться.
Таким мы его и запомним,
Когда будем с ним прощаться.
Проказа
На этом лице не построишь город.
В обвисших щеках – проказа.
Я был так застенчиво, нежно молод,
Срывая редуктор с газа.
И пальцы гремели о крышку гроба:
«Проснись богатырь – пересмешник!»
Я вновь улыбаюсь с коробки «ЗОБа» -
Задумчиво-милый грешник.
Шерсть
Полный ворот махровой трухи.
Человека хочу, человека.
Ты меня не клади в носки.
Я калека, я просто калека.
Потный рот поцелую в пасть.
За Динамо, я за Динамо!
Ты прижми меня и укрась.
Шерстяная игрушка – мама.
***
Печать безумия в лице.
Мне страшно уходить всухую,
И все что сделано в конце
Кричит мне: «Вася, я блефую!».
И я иду, куда идут,
И я молчу, когда попало.
Меня наверно не поймут,
Но мне и этого не мало.
После дождя
После дождя даже дышится лучше.
На то он и дождь наверно.
А если дождя не бывает неделю –
Любому наверно скверно.
А если закапает с неба дождик,
То сразу открою зонтик,
Зачем я пишу о дожде и о «зонтик»?
Я видимо ебнутый циник!
Законодатель
Ты так хотел себя увидеть сзади,
Что зеркалами окружил квартиру.
В большом Другом Другого Дяди
Я замечаю Тетю Иру.
И Тетю Раю убиваю –
Так и хотел,
Так и сказалось.
За что меня ведут к трамваю –
Я не чумной,
Оставьте жалость!
Изба
Я захолустная изба с тремя дверьми
И парой окон.
Я бесконечные слова и мягкий
Из фанеры кокон.
Я не бегу от слепоты и занимаю
У знакомых.
Я вижу, как горят мосты, под ними
Сны, как камертоны.
Я расписанье поездов, идущих под
Откосы веры.
Я захолустная изба из плотной,
Каменной фанеры.
Аккредитация
На нашем месте я бы выпил,
Но он стоял в другом ряду.
И по количеству соитий
Мне не упился не в пизду.
Но я ведь человек предела
Приделал ноги к сапогу.
И ты счастливая замлела
Со мной в стотысячном стогу…
Есть еще порох в пороховницах,
Есть еще плоть в плотных гробницах
Паскаль тыкал пальцем в глаз.
Этически ошибаясь.
И ты человек-матрац
Жеманно в себя влюбляясь,
Себя начиняешь водкой
И пивом, и холодильник
Живет по соседству с фоткой
Твоей незабвенной Зины.
И крот разрывает ил,
И калька ползет по крану…
Я точно больной дебил…
«Не сыпь мне говно на рану!»
Понедельник
Караульный с тросточкой из бука
Весело шагает по тропинке,
А его жена такая сука
Снова точит лясы у Иринки.
Препараты стынут в чреве деда,
Караульный всем доволен (счастье),
Он идет и видит, как обходит
Стороной его гроза-ненастье.
Звонари стучат, зовут к обедне,
Караульный крестится лениво,
И шагает к женщине соседней,
Чтоб схватить ее за рыжу гриву.
Пронеси
Пронеси, прошу, господи, пронеси…
Героин через все таможни.
Санаторий
Здесь не бывает ярких птиц,
И зверь бежит, учуяв мясо.
Я не надолго здесь зарыт,
Меня оформят, как Пегаса.
Прости меня за каламбур
И за жилет с твоим портретом.
Мой санаторий – Третий Рим,
А я считал себя поэтом.
Сарковродкр
Чеснок, девять пальцев и я,
Здесь нечего делать безумцу.
Меня ненавидит родня,
Но весит всего лишь пять унций.
И этот старик-полиглот
Считает сапожки своими –
Я буду как «ебаный в рот»
Хвалиться трусами худыми.
И если тебе невтерпеж –
Меня сполосни поцелуем,
Я встану, как добрая ложь
В тебя уперевшись не хуем.
Переосмыслю свой дискурс, мама
Я тебя не осилю в смысле,
Но могу копошиться в недрах,
Ты меня неспокойно мысли,
Я бушую в скрипучих кедрах.
Надо мною кружится птица
С твоим взглядом и лаской жрицы,
Я опять не сумел напиться
Я опять не смогу напиться.
Мой мирок на секунду треснет
Под ударами толстых пальцев,
Я хотел бы родиться в песне,
Но родился в деревне «Зайцев».
Я любил бы себя в совхозе
И тебя, подающую руку,
Но меня подстрелили в обозе…
Помнишь Клару Петтачи – суку!?
Страдать
Видишь, то мелкое море –
Оно не настолько мелко.
А видишь зверька на ветке?
Оно называется «белка».
Страдать по потере слуха
И оглушительно пукать,
Я делаю это без звука –
Пытаясь, хоть что-то унюхать…
Травоядный самец
Никому интересен не был,
С женской лаской играет в жмурки.
В выходные играет блюзы,
Не противник такой халтурки.
Он питается майонезом
И кондитерской сладкой сдобой.
Вечерами сидит у экрана
С молчаливой тряпичной особой.
Никому не сказал: «Простите»
И «Пардон» от него не звучало –
Потребитель чужих соитий –
Человек под названием «САЛО».
Самолет
Самолет оторвался от ветки,
Черенок от лопаты высох.
Я порылся в твоей барсетке,
Есть ли в этом сакральный смысл?
Может скажешь мне, жук-навозник,
Для чего копошишься в супе?
Старый, пьяный, рябой Ярмольник
С помелом в вертикальной ступе.
Хамоватый, нездешний, нищий
Под косые свирели воли,
Я ищу себя в пепелище
Полудохлым обрубком боли.
Над рекламным щитом смеркалось.
Я запрыгивал в бочку с квасом.
Может скажешь, мне, Уго Чавес,
Почему я пою не басом?
Я опять опоздал на вынос,
В морозилке прокисли пельмени,
Ты меня постоянно пилишь,
Вглубь пещеры уводят тени.
Я бегу, надрывая мышцы,
Ошалело считая ступени
А за мною бегут убийцы –
Афродиты в кипящей пене…
Танатос
Деструкция мне родней,
Чем рядом сидящий дядя.
Ты любишь меня сильней,
Чем я, когда я не сзади.
Но скоро начнется прилив,
Мы выбросим за борт парус.
Я знаю, что я болтлив,
Вчера меня сбил «Икарус».
Икра слов
Не значат ли названия картин,
Гораздо больше, чем картины в целом?
Я часто попадаю в карантин
И нахожусь под пристальным прицелом.
Не значит ли фамилия жены,
Гораздо больше, чем ее любовник?
Я часто пробираюсь вдоль стены,
Где засыхает и цветет терновник.
Не значит ли утраченный сюжет
Гораздо больше изданного слова.
Я постоянно извергаю бред –
Но он один и есть моя основа!
Пистолет
«Выше, лучше, сильнее, надежней» -
Думал, целясь в меня, Сережа.
«Лучше, выше, надежней, сильней» -
Думал, целясь в меня, Сергей.
«Проживем, как-нибудь, ничего…» -
Думал я, попадая в него…
Самарканд
Слушай меня, мулла:
«Шесть кувшинов
Плюс три стола,
Восемь женщин да
Два орла,
Что получится,
Мудрый мулла?»
Отвечаю тебе, дурак:
«Шесть кувшинов –
Древнейший мрак.
Три стола – это
Страшный суд,
Восемь женщин,
Тебя спасут.
Печень выклюют
Два орла…»
Так ответил мне
Мудрый мулла.
Механицист
Механицист, механицист –
Кричали дети Гиппократа;
И я – предельный солипсист
Все выходил из автомата,
Где мне давали деньги, харч
И женщины сосали члены.
Я перспективный старый старч –
Влачащий ракурсы Елены.
Травма
Петрович себя обрезал,
Обрезки забросил в раму.
А раму купили евреи,
Теперь у Петровича травма.
Никифор сажал под водку.
А деда убил ефрейтор,
А травма была за дело,
Но дело коптило смертью.
И вот мы сидим угрюмо
Под потною грудью дуры.
А дети заполнят ГУМы
Плевком и мазком с натуры.
Я тоже тебе понравлюсь,
Когда покажу топорик
И ты мне ответишь: «…старюсь,
Пойдем в этот милый дворик».
Я влезу в тебя (под почку)
И даже слеза (с проглотом)
Ведь ты так хотела дочку…
А я все орал: «Да кто там!?»…
Фуга
Сосчитай ярлыки на погонах
И слонов перед сном сосчитай.
Я приду к тебе с патефоном
И налью тебе через край.
Мы прослушаем старую фугу,
Протанцуем по полу фокстрот.
Я закрою на ключ фрамугу
И тебя поцелую в рот.
А потом мы пойдем на крышу
И начнем там считать слонов…
Я совсем патефон не слышу,
Когда ты подо мной без штанов.
Мы с тобой по достоинству ценим,
Покосившийся старый карниз.
Здесь живут коренастые тени,
Каждый вечер, спускаясь вниз
В подворотню, к истокам веры
Они делают новый круг…
Оцени мое чувство меры,
Мой единственный нежный друг.
Закат культуры
В культуре ничего интересного нет:
Здесь пожарные шланги упавших комет,
А на крыше скрипач, а в могиле атлет.
Опоясавшись длинной волной кинолент
Я из бочки кричу: Интересного нет!
Желудевая падь – это худший минет!
Я пришел дать вам волю на кордебалет!
Покупайте транзисторы! Вот мой совет…
В культуре ничего интересного нет.
Это просто болото поправило цвет,
Это просто кишка превратилась в рассвет.
Это я подавился собой на обед.
Потому я молчу: ………………………
………………………………………….
………………………………………….
……………………. Это лучший ответ.
