Утро в миноре (подборка стихов)
Гешелина ЕленаАНГЕЛ
Ангел-хранитель идет за тобой по пятам,
в крыле – передатчик, в руке – GPS-навигатор,
и не убежать от него – он найдет по шагам
тебя, и от смерти укроет, не скажет, где спрятал.
На борту самолета, на палубе корабля,
готовясь к полету в очередной новый город,
ангел-стюард с улыбкой приветит тебя,
и путь будет легок, и не откажут приборы.
А если даст сбой передатчик, и нет больше сил
хранить твою бедную душу от злого рока,
в стерильном халате в палату войдет Азраил –
твой ангел-хранитель – ведь смерть не бывает жестокой.
***
А вот еще один «невольник чести»,
Нет свежести, осталась лишь порода.
Зато он настоящий гений места,
Следящий за меняющейся модой.
Чужая слава добавляет блеска.
Он любит открывать в других таланты.
Да только молодость подобна плеску
Воды, и не сверкают бриллианты.
Вчера весь вечер вспоминал артистку
(Не то Марину, не то вовсе Таню).
Приснился «Дар» Набокова, и виски,
И жареная курица в сметане,
И рукопись поэта-невидимки,
Которую – увы – собака съела.
(Артисточка носила «паутинки»,
Пила шампанское и, вроде, пела).
В фантазиях надежно, как в скафандре,
Он обделен интуитивным даром.
Жасмином пахнет ручка Александры,
И смерть стоит в роскошном будуаре...
***
Финал банален – в общем, как у всех.
Букет завял, поблекли краски лета,
Пока мы молоды – мы все поэты,
Но творчества так быстротечен век,
Вот – новый календарь, вот – смена вех.
Похож на вас – пошляк я и эстет.
Ем вилкой и ножом и посылаю
Официанта, если соли нет.
За что ж меня ты, милый, упрекаешь?
Получше присмотрись – я твой дублет.
И тонет смысл в ничтожном разговоре.
Мы в стиле «фьюжн», наш романс жесток,
Часы неумолимы, вышел срок.
Прощай, ночь в стиле психоделик-рок,
И утро наступает в ре-миноре.
***
умерла Пина Бауш, танцоры остановились.
вытри слезы, танцорка, перевяжи пучок черным крепом,
ненавидь эту новость, считай за Божию милость,
мир живет между вальсом, ступором и квикстепом.
умерла Пина Бауш. я не понимаю в балете
ни черта, но я знаю, как любить некрасивых,
как ласкать эту плоть, как освобождать от корсета
то, что хочется скрыть от чужих – и даваться диву.
умерла, умерла – и какое мне, в сущности, дело
до искусства рассказывать были и сказки танцем.
да в конечном счете, человек – это только тело,
плюс душа в полиэтилене, плюс улыбка в глянце.
и трагически смотрит лицо в деревянной раме,
улыбаясь отсутствующе на смешных-обреченных,
и восьмой смертный грех – уныние – владеет умами,
и душа, отбывая в рай, глядит удивленно.
ДЖИМ
На счастье лапу дай, мой беспризорный брат,
мы выживаем в гнездах разоренных,
здесь девичьи мечты возведены в квадрат,
а бездарь ублажает полусонных.
Мой суточный паёк разделим пополам.
Желудок мой привык к столь скудной пище.
Конечно, можно в пояс поклониться господам
и сытым стать... но что за скукотища!
Такую лапу, Джим, я сроду не видал.
Мое рукопожатие – чуть крепче.
Не за горами, милый Джим, и наш финал.
Глядишь – в забвении нам будет легче.
Уходит летний день – а вместе с ним и мы
Становимся одной громадной тенью.
Отсрочит осень наступление зимы,
А с ним – и умирание, и забвенье.