Череп Гитлера (рассказ-быль)

ЧЕРЕП ГИТЛЕРА

Каждый понедельник редакционная  планерка начинается одинаково. С моего опоздания. В нашей желтой газете меня держат только из милости. Как мальчика для битья. Терпят, потому что терпеть не могут. Не хотят искать другого козла отпущения.

Это как разминка перед долгим забегом в длину и ширину газетных полос - избиение бородатого младенца. Показательная порка пером. Коварство без любви.

Редактор: - Ты сделал то, что обещал?

Я: - Нет…

Редактор (грозно): - Почему?

Я: - Да… все руки как-то не доходят.

Редактор (язвительно): - А ты не пробовал ногами дойти?!

Кроме двух сторон одной медали есть еще четыре стороны света, пятый угол, шестое чувство, седьмое чудо света – то есть мой главный редактор. Человек неопределенного возраста и  внешности. Он всегда брался за дело раньше, чем дело бралось за него.  Он  знал и любил свою профессию – продавца воздуха. Спертого воздуха. Спертого у конкурентов воздуха. «Мой принцип в журналистике, - говорил он, - берешь чужое, несешь как свое!..»

И вот по заданию редакции я должен был поехать в Горный Алтай. «Мне нужен для этого дела придурок, романтик и циник одновременно, то есть ты, - сказал он с брезгливой миной на лице  и добавил: - Это твой последний шанс не потерять работу».

Задание было такое: встретиться  с ветераном Второй мировой, гвардии генералом в отставке Нефедовым, у которого, как стало известного нашему редактору (через московских друзей) хранится… череп Гитлера! Вроде как в сорок пятом, в Берлине, он участвовал в эксгумации обгоревших костей бесноватого фюрера. Своим друзьям генерал неоднократно рассказывал, что прихватил тогда череп и все это время он хранился у него дома.

Несколько лет назад, после смерти жены, отставной генерал Нефедов бесследно исчез из Москвы. Никто – ни дети, ни родные и близкие, ни друзья по Клубу ветеранов не знали, куда он делся. А тут вдруг агентурные данные донесли – вот уже два с лишним года генерал Нефедов живет у нас в Горном Алтае, на Телецком озере. Он купил себе здесь добротный дом и ведет жизнь отшельника. «Возьми фотик, сделаешь с этим перцем два эксклюзивных интервью для наших глянцевых изданий и фоторепортаж, - наставлял меня главный редактор, - но главное – постарайся любой ценой раздобыть этот хренов череп, это задание директора холдинга…» 

Информацию про Нефедова нашему редактору слила журналистка местной районки.  Ее звали Айкамуш и она должна была стать моей проводницей.  «И помни, что настоящий журналист должен любить три вещи - сочных женщин, сочное мясо и сочное слово! И никаких мне больше, блин, зарисовок с выставки!..» - сказал мне редактор напоследок.

Нефедов жил в поселке Верхний Чулок в устье реки Чулушман. Нам с  Айкамуш крупно повезло: большой катер шел в другой конец Телецкого озера забирать группу альпинистов, и капитан согласился забросить нас туда.

За суп из тушенки и жидкий чай с нас на катере содрали столько, сколько стоит обед в дорогом ресторане Москвы. Правда, за разыгравшийся через несколько часов шторм с нас никто денег не взял (думаю, просто не догадались).

Телецкое расщедрилось и подарило нам каждому по розе ветров, невесело пошутил я. Шквальный ветер и проливной дождь загнали немногих пассажиров в каюты. Айкамуш – очень красивая девушка метиска, в ней смешались русская, алтайская и казахская кровь.  

Почти два с лишним часа нас бросало то вверх, то вниз, вода сочилась через неплотно подогнанные иллюминаторы. Чтобы как-то скоротать время и отвлечься от грустных мыслей об утопленниках, я предложил Айкамуш прокатиться на моем коньке-горбунке. Она согласилась. Айкамуш по нашему значит Аня. Имя мне понравилось. У нее была небольшая, но крепкая грудь, смуглая упругая кожа, гибкость и стремительность дикой кошки. Она оседлала меня, и мы поскакали. За горы, за леса, за синие моря… За горы, за леса, за… Ой, прости, сказал я ей минут через десять, кажется, это моя остановка.

К Верхнему Чулку  мы подплыли в состоянии полной расслабленности. Мешали только постоянный звонки по мобильнику моего главного редактора. Он и на расстоянии продолжал держать меня на коротком поводке, давая свои ценные указания и не забывая напоминать, что я ничтожная, беспомощная личность.

Айкамуш сказала, что зайдет к своим родственникам в гости – мы условились встретиться с ней вечером на причале. Попавшаяся на пути смешливая деревенская красавица годков пятидесяти пяти, показала на добротный бревенчатый дом, в котором и жил отставной генерал Нефедов.

В вылинявшей тельняшке, соломенной панаме, галифе и калошах на босу ногу, он возился во дворе с надувной резиновой лодкой. Старик как раз собирался на рыбалку на озеро, ставить сети на сига, щуку и хариуса. Я представился журналистом, которому заказали написать о нем материал.

Зашли в летнюю кухню.  Нефедов предложил мне своей шестидесятиградусной самогонки на кедровых орешках. Мы выпили, крякнули, закусили черным хлебом, яйцами, салом и зеленым луком.

Потом Нефедов закурил свою махорку, - самосад! - похвастался он, и в течение нескольких долгих  часов я вежливо слушал его о его боевом пути, о наградах, о друзьях-товарищах, не решаясь сразу спросить о черепе Гитлера.

- …Мы ждали его уже два с лишним часа, - рассказывал старик Нефедов, - а ведь горючего-то у него могло хватить всего минут на сорок, с запасным баком – еще минут на двадцать. Получается, час, правильно? И вот его самолет появляется на горизонте. Почти через три часа после вылета! Мотор, естественно, работает на холостых оборотах. Садится. Все подбегают к нему.

Что случилось, Валера, где был столько времени? Как долетел, где дозаправлялся? Нигде, говорит, недозаправлялся. Летел и все, просто очень сильно хотел долететь.

Не поверили, естественно. Было следствие, допросы, решили, что его завербовали фашисты, трибунал и, в конце концов, расстреляли мужика. А я знаешь, что вспоминаю? Мы с ним жили в одном блиндаже, и он всегда перед вылетом брился. А когда вернулся, у него отросли борода и усы, понимаешь? Не просто там, щетина вылезла, а приличная такая борода. И вот я до сих пор мучаюсь, ведь зазря его тогда к стенке поставили, а? Читаю сейчас про всякие там аномальные зоны, а ведь точно Валерка  попал тогда в иное пространство, где время медленнее течет… Ты, как думаешь?

Я сказал, что, наверное, и вправду зря хлопнули героя. Старик Нефедов, похоже, здорово расстроился. Кряхтя, помассажировал затекшую ногу, и, видимо, найдя во мне благодарного слушателя, стал рассказывать свои байки дальше.

 - …Ты, наверное, еще и в Бога веришь? - спрашиваем мы, значит, этого мужичка. А дело-то на Курской дуге было,  лето, жара градусов тридцать пять, даже ночью не спадала. Ну вот, веришь в Бога-то? – спрашиваем. Нет, отвечает, раньше веровал, а сейчас уже нет. А что так? Если бы Бог существовал, справедливый и всемогущий, он сейчас был бы здесь, на передовой и дожидался бы вместе с нами атаки. И вдруг, – дверь в землянку - бац! – открывается, и входит к нам молодой такой,  худощавый лейтенант в новенькой еще форме, и говорит: “Здорово, мужики, я ваш новый политрук, завтра утром я поведу ваше подразделение в атаку”.

И что ты думаешь? И повел, и мы поднялись, ведь. А фрицы лупили, только мясо с кровью в разные стороны от нас летело. Но мы ведь прорвались, выбили их тогда, погнали отовсюду!

Тот знаменитый снимок, помнишь, в школьных учебниках он есть, политрук там, в пилотке, с пистолетом над головой? Повернулся к своим бойцам так, что лица почти не видно? В атаку, орет, сукины дети! Ну, этого политрука еще на десятирублевках в 2000 году, в честь 55-летия победы отчеканили? Вспомнил? Это тот самый политрук и есть, одно из воплощений Бога, точно тебе говорю, парень!..

Так я просидел у генерала Нефедова довольно долго. За это время мой редактор позвонил мне дважды: «Череп Гитлера уже у тебя? Предложи этому старому пердуну денег, пусть он продаст череп. На него уже нашлись в Москве покупатели с Рублевки. Дают хорошие бабки. Короче, не облажайся, если хочешь остаться в газете…»

  Выпили на посошок, и я наконец решился.

- Череп Гитлера? - хмыкнул Нефедов, – да, точно, прихватил его, тогда в Берлине. Молодой я был, глупый. Ну, провалялся эта проклятая кость у меня, сначала в Москве, потом тут. Проклятая штука, ей-богу. Я ее в школьный музей здешний хотел отдать,  вместе со своими боевыми наградами. На что они мне, старику? Посмотри сколько всего вокруг, а ничего ведь с собой на тот свет не возьмешь. Вон, одним только огрызком райского яблока все человечество наелось, а вещи… Но в музей, детишкам, не решился… Хочешь, забирай, мне этот череп  не нужен. И тебе его  держать у себя не рекомендую… А то вся жизнь пойдет кувырком… Как у меня…

Старик Нефедов проводил меня до калитки. Череп, желтую кость, с небольшим пулевым отверстием, я сунул в свой рюкзак.

 - Я уходил отсюда, из родительского дома, на фронт 18-летним парнем в 1942 году. Вон, видишь, этот кедр? – старик показал рукой на высоченное дерево, - он всегда рос рядом с нашим домом. Была война, погибло почти сто миллионов человек, сменилась куча правителей и правительств, изменился облик мира. Я долго жил в Москве, работал в аппарате Министерства обороны, дослужился до генерала, в конце концов, плюнул на все и вернулся сюда, к своим истокам… И что же я увидел в первую очередь? А то, что здесь все осталось по-прежнему, представляешь?! Горы не сдвинулись за эти полвека ни на миллиметр, озеро не изменило своих очертаний, а небо не стало голубее. И даже кедр, мой кедр остался такой же высоты и толщины!

Старик Нефедов закурил, закашлялся, и закончил свой монолог:

- Рухнула советская империя, а здесь все осталось неизменным, вот ведь в чем штука! И будет таким еще многие тысячелетия, когда от нас не останется даже праха. В чем тогда смысл нашей жизни, ради чего мы должны приходить в этот мир?..

Я не знал, что ему ответить. Мы тепло попрощались. Я пошел вниз, но потом свернул с дороги, ведущей к причалу. Время еще было, и я целый час карабкался в гору, пока опять не зазвонил мой сотовый.  «Ну, что ты взял череп? Он у тебя?!» - дрожал от нетерпения голос редактора. «Да пошел ты!..» - ответил я и выключил трубку.

Я забрался на самую вершину. Отдышался, не спеша покурил, потрясенно рассматривая окрестности.  Вид на Телецкое открывался просто потрясающий: капля вечности в бережных каменных ладонях Хана Алтая. По сути, мы все карабкаемся на одну и ту же гору, только с разных сторон, подумалось мне. И еще: жизнь бывает страшной сказкой со счастливым концом, а иногда, наоборот, счастливой сказкой со страшным финалом. Но и то, и то – имеет одинаковую ценность. Я посмотрел вниз – там, на самом дне пропасти, текла стремительная горная речка. Бывают такие встречи, которые навсегда меняют нашу жизнь. Сегодня я кое что понял, и не хочу больше множить ложные ценности в глупое, фальшивое время.

Размахнувшись, я швырнул в пропасть череп Гитлера, а вслед и свой мобильник.

Я спускался по горной тропинке – с неба на землю, к людям, туда, где в конце дороги был причал, и уже заждалась меня моя прекрасная дикарка Айкамуш, которую я решил перетащить к себе в город. А там, еще дальше… Еще дальше лежало мое будущее, неясное, расплывчатое, туманное, но мое. И это для меня теперь было самым главным.