Русские ангелы (подборка стихов)
Красноярова ЕвгенияКОРАБЛЬ ПРОКАЖЁННЫХ
Безумец правит нашим кораблём.
Штурвал теперь во власти прокажённых,
И ни они, ни их слепые жёны
Не говорят, куда же мы плывём.
На зов Альгамбры – платиновый зов.
Очнитесь же! Мы движемся по кругу…
Пока вы пожираете друг друга,
Слабеет натяженье парусов,
Канат не держит флага, якорь стар,
И вместо карты – выжженная рана,
В которой нет ни суш, ни океана –
Вас обманул торговец-антиквар.
Посеявшие мрак и пустоту,
Оглохшие, загнившие – на троне.
Лишь клятвенно возносятся ладони –
На берег нас ссадить в любом порту…
Спасенья – нет. О где же ты, земля?...
Немыслимо, чтоб – вдруг – слепцы прозрели.
Настанет час – мы не избегнем мели.
Не нас найдут – останки корабля.
РУССКИЕ АНГЕЛЫ
Светлые духом будут стоять – как сосны,
Даже в раю из пластика и акрила.
Даже в краю, который чума накрыла,
Будут – как Солнце.
В этих таёжных дебрях чужих историй,
В этих алмазных копях многоэтажек,
В этих печах – скитуют льняные стражи
Белого моря.
Денно волшбят серебристыми голосами –
При ветре любом слышен напев их вольный.
Их видно в толпе по хлебным карманам, полным
Разными чудесами…
Сердцами лазоревы, пепельны волосами –
Вяхири наших посадов, побитых градом.
Им ничего, ничего для себя не надо
Под небесами.
В этих картонных углах, на бетонных пашнях,
В воздухе, сгнившем от пагуб и пустословий,
Молят они хозяев своих гнездовий
За – нас, за – наше…
***
Пала Мессена, лакедемонянин,
пала Мессена...
Взмыл, отражённый её зеркалами,
камень измены
над плодородием нив, над стадами,
над головою,
чтоб уничтожить, что названо – нами,
названо – мною...
Пей! Победитель всегда веселится,
пей до упаду!
Мне твоей новой богатой столицы
будет – не надо!
Что мне теперь твоё звонкое имя,
паж и повеса?
Пала – Мессена, и Спарта – отхлынет
в руки Гадеса...
***
Жене Бильченко
1.
Гулять под дождем – к разлуке.
Чем радостней встреча, тем
Быстрее прядут старухи
В мистической высоте.
Тех прядей уже – планету
Сто раз обернуть вокруг!..
Прядут и прядут – но нету
Ни ниточки без разлук.
Играет пластинка польку
В плацкарте моих руин,
И горько – так горько только
От соли морских глубин…
Никто изменить не в силах
Своей нитяной судьбы.
Ну что ж ты не попросила
Остаться – осталась бы,
Ну что ж ты не рассказала,
О том, что нельзя вот так
Бежать в суету вокзала
И думать, что всё ништяк…
Оракул молчит, паскуда.
Декабрьский каплет дождь.
Я буду – ты жди, я буду.
Я помню – ты ждешь, ты ждешь…
2.
Говорю, что мы – похожи,
как рожденные, о боже! –
месяцем одним и веком.
Нас одним лупил он стеком
и одну и ту же руку
заставлял сжигать – порукой,
что поэты мы, не люди.
Что не гробом – словом будем
снова в мир возвращены…
Ребра-ребра-три струны,
но таких, что черти пляшут,
ангелы платками машут –
ни сфальшивить, ни свернуть.
Путь лихой, опасный путь…
Да под схимою строки –
правой не найти руки.
***
Я ходила туда, где никто не живет.
Там подвальной улыбкой безумствует кот,
будто вены, по стенам висят провода,
не течёт из белесого крана вода,
и ступени скрипят, отбирая года,
и ведут на чердак, на балкон – никуда…
Отощавший матрац, нерабочий торшер,
сквозняком пропылённые крылья портьер,
паутинная дрожь серебрит потолок…
Там беда заржавела на кафеле щёк
тех, кто стен не сберёг и дверей не сберёг,
и себя – не сберёг, и подтёками лёг
на паркеты, избитые жалобой ног…
Там сгущается сор, погребая углы,
и пороги блажат и топорщатся, злы
оттого, что раскрыты, как язвы, полы,
оттого, что гостиные полны золы,
оттого, что разрухе заплачен калым,
и не дом, и не дом уже это, а – дым…
над землею встаёт – нелюдим, колченог.
Я ходила туда. Для чего? для чего…
ЭРКЕР
Да, я – эркер, я раб бесконечной войны
Между небом и ракушняком.
Я бессменно храню предрассветные сны
От неясытей и катакомб.
Я изранен стеклом, я подобен свече
Перекрёстка, как символу веры,
И Химера живёт у меня на плече,
А Луна – на плече у Химеры.
Я молюсь облакам, что покорно влачат
Свои рубища, шествуя мимо.
А внизу, где мой Ад, всё Атланты молчат,
И молчание их нерушимо.
Да, я – эркер, я – узник, я враг плоскостей,
И, зависнув в свободной аскезе,
Я над судьбами всех возрастов и мастей
Еле слышно звучу – в соль-диезе.
***
Над камнем древнеримским колышется тимьян –
Здесь время, загрубев, застыло вне приличий.
Спасётся и погибнет святой Себастиан,
Аттила бросит клич и захлебнётся кличем,
И будут гипподромы властителей и вражд,
И в пурпуре чума, и лепра с колокольцем…
… И юный лжепророк, и отравитель-паж,
И грязные стада старух и богомольцев…
Как ветер по траве, как вешняя вода –
Меняющие лишь названия и лица,
Они проходят здесь. Они спешат туда,
Где мрак небытия надорван летописцем.
Колышется тимьян. Всесилие и власть
Обещаны тому, кто нерушим и вечен…
Проходят времена, но камню – не пропасть.
И ты на камне том – печать. Поэт. Предтеча.
***
И рифмы-рубцы, и трёхглавые мышцы печали,
Подернувшись кружевом за-бытия, отболели.
Под звон колокольный корабль простился с причалом.
Корабль бесстрашен – он любит норд-осты и мели.
Он любит солёную кожу и смех парусины,
Покатые спины китов и звучание молний,
И вальс, что заря репетирует на клавесине,
И рифмы-рубцы, и трёхглавые скорбные волны…
МОЕМУ ПОТЕРЯННОМУ ПОКОЛЕНИЮ
Веку, что меня стреножил,
Отнял все и разлюбил,
Отомстить по-осьминожьи –
Наплескать в глаза чернил.
Не отмоется, не сможет
Оттереться дочиста.
Скольких он еще тревожил
Тайной чистого листа?
Скольких выродил и бросил
Песню мыкать – горе петь?
В преждевременную проседь…
В преждевременную смерть…
Век, надевший панагию
Равнодушного отца –
Аллигатор, аллергия
на поэта и творца.
ОБЫВАТЕЛЯМ
Среди вас, модных, я стою – кромлех.
Грубость камня надёжней шелков и шляп
для того, кто эрами дышит, для –
вольных…
Мимо вас, сытых, я иду – митинг.
По касательной к моему пути
ваши двери, в которые – ни войти,
ни выйти…
Вместо вас, полых, я звучу – соло.
Чем прозрачней в сердце, тем ближе – высь.
И не требует ни паспортов, ни виз
мой – голос.