Русские ангелы (подборка стихов)

КОРАБЛЬ ПРОКАЖЁННЫХ

Безумец правит нашим кораблём.

Штурвал теперь во власти прокажённых,

И ни они, ни их слепые жёны

Не говорят, куда же мы плывём.

На зов Альгамбры – платиновый зов.

Очнитесь же! Мы движемся по кругу…

Пока вы пожираете друг друга,

Слабеет натяженье парусов,

Канат не держит флага, якорь стар,

И вместо карты – выжженная рана,

В которой нет ни суш, ни океана –

Вас обманул торговец-антиквар.

Посеявшие мрак и пустоту,

Оглохшие, загнившие – на троне.

Лишь клятвенно возносятся ладони –

На берег нас ссадить в любом порту…

Спасенья – нет. О где же ты, земля?...

Немыслимо, чтоб – вдруг – слепцы прозрели.

Настанет час – мы не избегнем мели.

Не нас найдут – останки корабля.

РУССКИЕ АНГЕЛЫ

Светлые духом будут стоять – как сосны,

Даже в раю из пластика и акрила.

Даже в краю, который чума накрыла,

Будут – как Солнце.

В этих таёжных дебрях чужих историй,

В этих алмазных копях многоэтажек,

В этих печах – скитуют льняные стражи

Белого моря.

Денно волшбят серебристыми голосами –

При ветре любом слышен напев их вольный.

Их видно в толпе по хлебным карманам, полным

Разными чудесами…

Сердцами лазоревы, пепельны волосами –

Вяхири наших посадов, побитых градом.

Им ничего, ничего для себя не надо

Под небесами.

В этих картонных углах, на бетонных пашнях,

В воздухе, сгнившем от пагуб и пустословий,

Молят они хозяев своих гнездовий

За – нас, за – наше…

***

Пала Мессена, лакедемонянин,

пала Мессена...

Взмыл, отражённый её зеркалами,

камень измены

над плодородием нив, над стадами,

над головою,

чтоб уничтожить, что названо – нами,

названо – мною...

Пей! Победитель всегда веселится,

пей до упаду!

Мне твоей новой богатой столицы

будет – не надо!

Что мне теперь твоё звонкое имя,

паж и повеса?

Пала – Мессена, и Спарта – отхлынет

в руки Гадеса...

***

Жене Бильченко

1.

Гулять под дождем – к разлуке.

Чем радостней встреча, тем

Быстрее прядут старухи

В мистической высоте.

Тех прядей уже – планету

Сто раз обернуть вокруг!..

Прядут и прядут – но нету

Ни ниточки без разлук.

Играет пластинка польку

В плацкарте моих руин,

И горько – так горько только

От соли морских глубин…

Никто изменить не в силах

Своей нитяной судьбы.

Ну что ж ты не попросила

Остаться – осталась бы,

Ну что ж ты не рассказала,

О том, что нельзя вот так

Бежать в суету вокзала

И думать, что всё ништяк…

Оракул молчит, паскуда.

Декабрьский каплет дождь.

Я буду – ты жди, я буду.

Я помню – ты ждешь, ты ждешь…

2.

Говорю, что мы – похожи,

как рожденные, о боже! –

месяцем одним и веком.

Нас одним лупил он стеком

и одну и ту же руку

заставлял сжигать – порукой,

что поэты мы, не люди.

Что не гробом – словом будем

снова в мир возвращены…

Ребра-ребра-три струны,

но таких, что черти пляшут,

ангелы платками машут –

ни сфальшивить, ни свернуть.

Путь лихой, опасный путь…

Да под схимою строки –

правой не найти руки.

***

Я ходила туда, где никто не живет.

Там подвальной улыбкой безумствует кот,

будто вены, по стенам висят провода,

не течёт из белесого крана вода,

и ступени скрипят, отбирая года,

и ведут на чердак, на балкон – никуда…

Отощавший матрац, нерабочий торшер,

сквозняком пропылённые крылья портьер,

паутинная дрожь серебрит потолок…

Там беда заржавела на кафеле щёк

тех, кто стен не сберёг и дверей не сберёг,

и себя – не сберёг, и подтёками лёг

на паркеты, избитые жалобой ног…

Там сгущается сор, погребая углы,

и пороги блажат и топорщатся, злы

оттого, что раскрыты, как язвы, полы,

оттого, что гостиные полны золы,

оттого, что разрухе заплачен калым,

и не дом, и не дом уже это, а – дым…

над землею встаёт – нелюдим, колченог.

Я ходила туда. Для чего? для чего…

ЭРКЕР

Да, я – эркер, я раб бесконечной войны

Между небом и ракушняком.

Я бессменно храню предрассветные сны

От неясытей и катакомб.

Я изранен стеклом, я подобен свече

Перекрёстка, как символу веры,

И Химера живёт у меня на плече,

А Луна – на плече у Химеры.

Я молюсь облакам, что покорно влачат

Свои рубища, шествуя мимо.

А внизу, где мой Ад, всё Атланты молчат,

И молчание их нерушимо.

Да, я – эркер, я – узник, я враг плоскостей,

И, зависнув в свободной аскезе,

Я над судьбами всех возрастов и мастей

Еле слышно звучу – в соль-диезе.

***

Над камнем древнеримским колышется тимьян –

Здесь время, загрубев, застыло вне приличий.

Спасётся и погибнет святой Себастиан,

Аттила бросит клич и захлебнётся кличем,

И будут гипподромы властителей и вражд,

И в пурпуре чума, и лепра с колокольцем…

… И юный лжепророк, и отравитель-паж,

И грязные стада старух и богомольцев…

Как ветер по траве, как вешняя вода –

Меняющие лишь названия и лица,
Они проходят здесь. Они спешат туда,

Где мрак небытия надорван летописцем.

Колышется тимьян. Всесилие и власть

Обещаны тому, кто нерушим и вечен…

Проходят времена, но камню – не пропасть.

И ты на камне том – печать. Поэт. Предтеча.

***

И рифмы-рубцы, и трёхглавые мышцы печали,

Подернувшись кружевом за-бытия, отболели.

Под звон колокольный корабль простился с причалом.

Корабль бесстрашен – он любит норд-осты и мели.

Он любит солёную кожу и смех парусины,

Покатые спины китов и звучание молний,

И вальс, что заря репетирует на клавесине,

И рифмы-рубцы, и трёхглавые скорбные волны…

МОЕМУ ПОТЕРЯННОМУ ПОКОЛЕНИЮ

Веку, что меня стреножил,

Отнял все и разлюбил,

Отомстить по-осьминожьи –

Наплескать в глаза чернил.

Не отмоется, не сможет

Оттереться дочиста.

Скольких он еще тревожил

Тайной чистого листа?

Скольких выродил и бросил

Песню мыкать – горе петь?

В преждевременную проседь…

В преждевременную смерть…

Век, надевший панагию

Равнодушного отца –

Аллигатор, аллергия

на поэта и творца.

ОБЫВАТЕЛЯМ

Среди вас, модных, я стою – кромлех.

Грубость камня надёжней шелков и шляп

для того, кто эрами дышит, для –

вольных…

Мимо вас, сытых, я иду – митинг.

По касательной к моему пути

ваши двери, в которые – ни войти,

ни выйти…

Вместо вас, полых, я звучу – соло.

Чем прозрачней в сердце, тем ближе – высь.

И не требует ни паспортов, ни виз

мой – голос.