Верлибры старого двора (подборка стихотворений)

«ВЕРЛИБРЫ СТАРОГО ДВОРА»

(подборка стихотворений)

***

Не примеряла одежды поэта,

просто, однажды плутовке-судьбе

вдруг побродить захотелось по свету,

вдоволь вкусив от лишений и бед.

И – босоногая, в платьице тонком,

мерой земной отмеряя свой срок,

шла я, а вслед мне смеялась плутовка:

«Как тебе мой, горемыка, урок?!»

Шла через подлость и через наветы,

через зыбучую, вязкую лесть…

Этими тропами ходят поэты,

если случайно задержатся здесь.

Ходят в предчувствии светлого мига,

каждое слово лелея в строке,

чтобы плясало в нём шалую джигу

рыжее солнце на белом песке.

Дальше, как водится: руки – синице

и журавлиному клину – душа…

Не надоело в поэты рядиться?

Вдруг да услышится…

Не искушай!

***

Из ветхой картонки случайно выпал

обрывок старинного дагерротипа.

И воздух сгустился…

И время встало…

опалово утро и день опалов,

поскрипывают настилы палуб…

а где-то, в уключинах, вёсла-крылья

покрыты опаловой влажной пылью…

оконный портал в полотно Сезанна,

где флигель соседский – фамильный замок,

опаловый Город – Пьеро печальный –

тревожится – лодка вот-вот отчалит…

земное-земному, – но в этой схватке

есть шанс воспарить и освободиться;

уста онемели – на сердце сладко,

опалово утро сквозь ночь струится…

по выбеленным луной гобеленам

бульваров и улиц и скверов – ало

рассвет пробивается нитью ленно…

опалово утро и мир опалов…

Вдыхаю... у ладана запах тонкий…

обрывок бросаю на дно картонки…

ни громко, ни всуе о Ней не пристало…

Она не целует кого попало…

ЛИЛИТ

Как живётся вам с стотысячной,

Вам, познавшему Лилит…

М. Цветаева

С ней, наверное, проще и легче, Адам?

Не противится воле твоей никогда,

И кротка, и покорна вторая,

Видно помнит изгнанье из рая.

И собой хороша, и хитра, и мудра

Плоть от плоти твоей (говорят – из ребра?).

Тяготит только грех первородный.

Ну, а я, как и прежде – свободна.

Говоришь, что ты выбрал покой и уют,

Только боли сердечные спать не дают.

В дуновении ветра ночного

Слышишь голос мой снова и снова.

То не сердце, несчастный, то память болит –

Никогда ты не сможешь забыть о Лилит!

Это боль об утраченном рае,

И её не излечит вторая.

Ты, познавший сакральную сущность огня,

На безмозглую плоть променявший меня,

Утешаешься жалким подобием,

А ночами взываешь к свободе?

Со второй оставайся, живи без затей

И плоди вместе с нею бескрылых детей,

Первородством торгующих робко,

Чечевичной прельстившись похлёбкой.

Не шепчи бесполезных бессвязных молитв, –

Никогда ты не сможешь забыть о Лилит,

Что дыханию ночи подобна

И как ветер – легка и свободна.

ПРОЧТИ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ ИЗ…

Чьи стихи ты мне читал под вечер…

О. Ильницкая

В ненастный хмурый вечер, помнится,

Ты мне читал стихи Камоэнса.

Слова легко кружились стаями

И в сумраке вечернем таяли.

И я, мой друг, Бодлером бредила,

С Рембо с ума сходила медленно,

Была Верленом очарована

И лордом Байроном взволнована.

Их дивных строчек оперение

Меня пронзало вдохновением,

Мне с ними не бывало скучно, но,

Прочти мне что-нибудь из Пушкина.

Я так люблю его творения

И «дум высокое стремление»,

И сердце рвётся к милой родине,

Где в золоте осеннем Болдино.

А ты не можешь успокоиться,

Терзая бедного Камоэнса,

И я к нему неравнодушна, но,

Прочти мне что-нибудь из Пушкина.

И долго-долго будут помниться

И вечер, и стихи Камоэнса,

Свечей оплывших чад удушливый

И ты, читающий мне Пушкина.

ВЕРЛИБРЫ СТАРОГО ДВОРА

По улицам-страницам странницей

я тайно по ночам брожу,

о прошлое боясь пораниться,

свой взгляд в сторонку отвожу.

Давать не стоит обещания

ни «навсегда», ни «на века»,

известно, что слеза прощальная

так солона и так горька…

Но вновь во сне срываюсь в детство я,

на перепутье ста дорог…

Причина вырастает в следствие

и вырастет – дай только срок.

Листаю улицу за улицей, –

успеть бы только до утра

туда, где звук шагов рифмуется

с верлибром старого двора,

в котором я, расставшись с мальчиком,

в январской гулкой пустоте,

реву в игольчатые пальчики –

в ладошки жёлтых хризантем.

МАРТОВСКОЕ…

Эти мартовские привычки,

a cappella котов окрест,

обострили повадки птичьи

и синдром перемены мест.

Эти шумные птичьи стаи

вновь кричат, что пора в полёт.

Это значит, что начал таять

безысходности чёрный лёд.

Это весело засияло,

сбросив мартовский рыхлый снег,

крыш лоскутное одеяло,

прихорашиваясь к весне.

Это значит, что дом мой – небо.

Всё земное – ненужный груз.

Исключенье - лишь запах хлеба

да воды родниковой вкус.

Эти мартовские привычки:

на лету всё да на бегу…

И следы суетливой птички,

как апокрифы на снегу.

***

Лечу в Тарусе грусть

живой водой Таруски, [1]

мне дорог этот вкус

родной горчинкой русской.

Лечу Тарусой грусть,

Но, видно, зря стараюсь –

Взгрустнулось – ну и пусть, -

Судеб не выбирают.

Скитаюсь над рекой,

где спит Певец Скитаний, [2]

и трогаю рукой

заиндевелый Камень, [3]

И грею поутру

озябшую рябину,

и радуюсь, что грусть

Моя неизлечима.

Лечу Тарусой грусть –

Святой горчинкой русской

И спорить не берусь,

что грусть не лечат грустью.

Но кто бы ни спросил:

нарочно ли, судьба ли? –

отвечу: на Руси

клин клином вышибают.

МАРГАРИТАМ…

… Невидима! Невидима и свободна!

… Рукописи не горят!

М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

А Маргариты и средь нас живут,

Подчас, скрываясь в женщинах обычных,

Их не сломил рутинный быт привычный,

Не погубили сытость и уют.

Порой у них иные имена,

И не в Москве – в провинциях забытых,

Томятся в ожиданье Маргариты,

Когда их позовёт в полёт луна.

Когда весною, в месяце нисан,

Неудержимо их к себе поманит

Путь лунный, серебрящийся в тумане,

К свободе уводящий, к небесам…

Вступая в сделку – только б помогли,

Хоть с дьяволом, хоть с чёртом – с кем угодно,

Невидима, - воскликнут и – свободна!

Лишь только б Мастера творить могли.

Да что там дьявольщина, что там ад –

С самой судьбой вступить готовы в битву…

Пока летят к любимым Маргариты,

То рукописи – верю – не горят!

***

Вырастаю из ранних стихов,

как из детских пелёнок,

как печаль вырастает из сумрака белых ночей;

и всё глуше влюблённостей хор,

где мой голос так тонок,

и зима – холодней,

и отчаянье всё горячей.

Мне давно уже тесно в стихах,

где пронзительна нежность,

но душа нетерпима, как прежде, ко всякому злу.

Прихожу в эту жизнь

и преодолеваю рубеж, но

не могу обучиться простому её ремеслу.

Как и прежде, иду напролом,

прямиком – по сугробам,

как и прежде, в осеннюю пору светло и легко,

только вот маловаты стихи,

словно детская обувь,

и опять всё с нуля начинать

и опять – босиком.

Я из прожитых дней вырастаю…

Податливой глиной

мне казались слова, что росли под рукою моей.

Но не подлинной правдой

стихи обернулись –

подлинной –

чем их легче читать – тем рождались они тяжелей…

___

Подлинная правда – правда полученная под лином (лин, подлинник – орудие палача) – под пытками.

Линь, линька – полоса кожи, вырезаемая со спины при дознании.

СОЛНЕЧНОЕ ЗАТМЕНИЕ 15.01. 2010.

(у зеркала…)

одиннадцать минут…

чётки Бейли

рассыпались по

лунному лимбу

через десятки лет

рвусь к тебе я

в январь

где мы

так много смогли бы

не долететь к тебе – не доехать

на «перекладных снах» добираюсь

смеёшься ты

а здесь – не до смеха

электорат вождя выбирает

шуты да смерды зело радеют

в предвыборной зайдясь паранойе

в какой стране?

ты волнуешься – где я?

ты называешь это страною?

я как и прежде

в доме старом

на улице

что рядом с Каретным

я от «сегодня» давно устала

я во «вчера» хочу –

по секрету…

ты полагаешь –

это знамение?

ты говоришь –

предсказано в книжках?

трудно дышать…

затянулось затмение

одиннадцать минут –

это слишком…

так значит не зря

рвусь к тебе я

в январь

где мы

так много смогли бы…

одиннадцать минут

чётки Бейли

рассыпались по лунному лимбу…

___

Чётки Бейли — оптический эффект, последовательность ярких пятен вдоль лунного лимба, возникающих, когда солнечный диск почти полностью скрыт лунным, но всё же проглядывается между лунными горами. Явление получило название в честь английского астронома Фрэнсиса Бейли