Семь строф (подборка стихов)

***

СЕМЬ СТРОФ

Скорей бы осень: день и ночь

с листвой осадки вперемешку.

Уехать в глушь, где поле между

горой и лесом, крикнув «прочь»

всему, что наполняет город

и будит в нас душевный голод.

Уехать в глушь. Там тишина,

и каждый кущ предстанет домом;

звучит покой там камертоном,

вечнозелёная сосна

стоит царевною под небом,

соединяя быль и небыль.

О, жизнь в глуши! Подзвёздный мир

расшит лучами золотыми;

делами самыми простыми

устроен быт, и не кумир –

но вечный Бог, строитель рая,

живёт в нём, землю озаряя.

Что города, и что в них мы!

Многоэтажными домами

застроив горизонты сами,

в плену невежественной тьмы

давно не ищем вдохновенья,

предпочитая потребленье.

Суть городов – бесплодный шум.

Музейность атакует храмы.

Правители всё больше хамы,

а в головах всё меньше дум.

Повис вопрос о выживаньи

над бесполезным изваяньем.

Проблема выживанья в том,

что бедность – следствие богатства,

что проповедованье братства

есть ложь в устройстве таковом.

Всему виною – мерзость меры

(подобно и с вопросом веры)…

Скорей бы осень! Ехать в глушь

по золотому полу между

горой и лесом, где надежду

ещё храня на святость душ,

стоит высокий дождь под небом,

соединивший с былью небыль.

***

Словно звёздная крошка

золотится песок.

Как мурлыканье кошки,

затекает в висок

тишина этой ночи,

этих шёлковых волн

тихий шёпот пророчеств,

что виденьями полн.

И корней под землёю

эхо тихое битв,

что восходит листвою,

как словами молитв.

Словно золотом чистым,

лунным светом налит

этот воздух лучистый,

что над нами летит,

точно купол горящий,

а под ним, словно храм,

мир стоит настоящий,

предназначенный нам.

***

ЭТОТ ГОРОД

Этот город, как будто чужой,

Ослепляя сиянием солнца,

Злую шутку играет с душой,

Арлекином в проулке смеётся,

И несётся потоком машин

По проспектам и улицам синим

На меня. Беззащитный, один,

Сколько раз я раздавлен был ими.

Сколько мыслей и чувств унесло

В запылённой крови под колёса.

На витрине за тусклым стеклом

Бриллианты горят, словно слёзы.

Злыми осами брызги волны

Залетают с жужжанием в арки,

И безумием словно больны

Люди, птицы, забредшие в парки.

В этом городе, точно чужой,

Я растерянный, сломанный, стёртый.

Изогнувшись, повис над душой

Арлекин не живой и не мёртвый.

***

Часы печали

меня венчали

ночной звездою

и пеной дней,

всей нищетою

стуча моей.

Часы печали

меня качали,

как тень земную, –

вели во тьму,

как трижды злую

свою тюрьму.

Часы печали –

они пищали

вокруг, как мыши,

и грызли пол.

И кто их слышал?

Никто, никто.

В окне шумели

кусты и шмели,

им было просто

и ясно там,

как будто пропуск

был в жизнь им дан.

Часы печали

так верещали,

как будто чья-то

душа в аду.

Скользил я с ватой

в ушах по льду.

Под одеялом,

свернувшись, спал я,

и сон, как ангел,

был тих и глух.

Как солнце в банке

и лапки мух.

***

ЧАСЫ

Послушай, послушай, как ходят часы,

как песни поют заводные пружинки.

Как движутся глазки, ресницы, усы.

Цветут-расцветают мимозы, кувшинки.

Лежи неподвижно в своей тишине

и слушай, как множество солнышек красных

жужжат то на той, то на этой стене.

Звенят колокольчики звездочек ясных.

И движутся божьи коровки, шурша

мохнатыми лапками, по циферблату.

Ты слушай и пусть отдыхает душа,

и стрелки бегут от рассвета к закату.

***

Ближе к полночи, когда,

как солёная вода,

из ушей последней каплей

истечёт тяжёлый шум,

станет страх на ножке цаплей

бередить бесплодный ум.

Месяц в небе, словно клёш.

Ближе к полночи поймёшь:

всё проиграно и в кости

отыграться не тебе.

Лишь и можешь, что от злости

дым пускать в лицо судьбе.

Ближе к полночи душа,

как на кончике ножа,

ощущает тонкой кожей

трепет ужаса вокруг

и защиты ищет божьей,

вырывается из рук.

Позже – за полночь – плотней

окружение теней,

гуще тишина; лишь птица

над землёй хлестнёт крылом

и застынет, как страница

под тяжеловесным сном.

Позже за полночь, когда

«нет» уже звучит как «да»,

и в слезу сольются звёзды

от усталости ночной,

жду: опустится ль на воздух

светлый ангел надо мной.

Позже за полночь – к утру

в лист бумажный соберу

сигаретные окурки

и осколки темноты,

как ненужные фигурки

пустоты и немоты.

***

А дождь всю ночь шумит перед окном.

Я постепенно различаю в нем

мелодии – от плеска сонных рыбок

до поднятых на воздух пенья скрипок.

То лёгок дождь, как лепет, то тяжёл,

и, отступая, в звуках не подкупен.

А вот сейчас так близко подошёл

шаманом и ударил в чёрный бубен.

И тьмой ночною вспыхнуло окно,

под звуком расколовшись, как бревно,

и колотушки, рассыпая трели,

как птицы деревянные, взлетели.

Тарелок медных звон и шелест лент,

и слышно арф классическое пенье.

И резкий незнакомый инструмент,

как чей-то плач, растущий из забвенья.

***

О ГАМЛЕТЕ

Пока решимость терпит бедствие –

пугливости за ней ходить,

в несущемся опасно детстве

читать молитву: «Быть – не быть».

Пока взывает голос чести

и Призрак ходит с петухом –

всё к родственной стремится мести,

в ловушку превращает дом.

Покуда есть Любовь на свете

и детская печать письма –

плести коварству свои сети.

Сходить в могилу, как с ума.

Пока актёры в масках грима,

и с реостата луч поёт,

меж нами явно и незримо

всегда трагедия живёт.

***

Меркуцио, что жизнь, – игра

с особым риском и азартом.

И рвётся сталь из-под крыла

плаща, не дожидаясь завтра.

Меркуцио, где спрятать ум,

что остр, как наконечник шпаги?

Шутом оденься, скройся в трюм,

но крики разбитной ватаги

и мир, расколотый враждой,

твое подстерегают сердце,

и смерть в картине площадной –

одно спасительное средство.

***

РАССВЕТ

Вот и утро на подлёте

в синем отблеске звезды.

Мягко в пасти подворотен

кувыркаются коты.

Слышишь, утро на подлёте,

мир становится светлей.

Море в лёгкой позолоте,

в силуэтах кораблей.

Как ракета из патрона

над землёй летит рассвет,

и выстреливает крона

рыжих воробьёв букет.