Электросхема наших дней (подборка стихов)

*  *  *
Где они, чистые, светлые,
Нежные наши чувства
С розовыми рассветами,
С фразами неискусными,

С простыми, как шелест листьев,
Признаниями в любви,
С ночами, туманно-мглистыми,
Когда мы с тобой одни.

Как надоело играть мне
Красивых и умных глупцов!
И только закаты ранние
Плывут вереницами снов.




*  *  *
И все теперь не так. И все теперь не то.
Изменчива судьба, дарованная небом.
Нахлынул разрушающий потоп,
Смыв в бездну чуть созревший стебель

Погасли волны злящихся стихий
И солнце сыплет сеном золотистым.
Но не взойдут зелёные стихи,
Как молодой побег с пушком из листьев.

Так! Слишком всё запутанно в клубок,
Как в вихре буйном мрачных предпохмелий.
Наверняка какой-нибудь игрок
Сорвёт все листья, что не облетели.

И, после ураганной кутерьмы,
Пусть, даже, ты и выжил, не смирившись,
Опять нахлынут силы лжи и тьмы,
И ты уйдешь, со всем былым простившись.



*  *  *
Какого же черта
Сорвался я с места!
И в поезд уселся.
И укатил.
Как будто меня
Разлюбила невеста.
Как будто невесту
Я сам разлюбил.

Какого же черта!
Не знаю.
Наверное,
Мне, вдруг, захотелось
Неведомых стран,
Как в детстве, когда-то,
Читая Жюль Верна,
Представилось, вдруг, мне,
Что я - Капитан.




*  *  *
Мир мой, по-детски, беспечный и добрый,
Мир мой, как загнанный волк разъяренный.
Вскрытыми венами вьются окопы.
Мир мой, ну разве тебе не больно?!

Сотни Иисусов подверглись распятью
На неизбежной голгофе времён.
Мир мой, в какой ты сейчас ипостаси?
Мир мой, как загнанный зверь разъярён.




*  *  *
Среди своих чужой, чужой среди чужих,
Закрыв глаза и уши в исступлении,
Он среди громких фраз, отчаявшись, затих
И терпеливо ждал свой час, своё мгновенье.

Он знал, что ничего не сможет изменить.
Но верил. И терзал сознанье этой верой.
Он не любил. Но был готов любить,
Пойдя на всё в последний раз и в первый.

Научен говорить красиво и легко,
Имел успех у девочек и женщин.
Тетрадку исписав десятками стихов,
Он оставался чистым и безгрешным

Перед собой. Но чувствовал вину
Пред каждым встречным за своё рожденье.
И, уходя, напившися, ко дну,
Он терпеливо ждал свой час, своё мгновенье.




*  *  *
Пепел табачный,
Как седина
Покрыл мое жизненное пространство.

В мыслях копытом застрял Сатана,
Видимо, пьянствует.

Луна,
Словно глаз одичалой совы, Дико кружится.

Я не Цветаева,
Мне, увы,
Не удавиться
.
Что остается?
Сидеть?
Тет-а-тет
Спорить с собою?
С тупою тоскою,
Уставясь в паркет,
Двигать ногою?

Где-то пропели свое петухи.
Бес испарился.
Рвотой из горла взметнулись стихи.
Все. Излечился.




*  *  *
                                  А. Лушникову

Усердный страж невидимой границы,
Суровый воин мнимых рубежей,
Взираю на бесчисленные лица
Коварно непослушных падежей.

У наших слов есть тягостный придаток,
Лукавая, зеркальная игра,
Где каждый обреченный гладиатор
Получит свой удар из-за угла.

О,да! Мы лицемеры в первом браке.  

Ужель озноб предчувствовать нельзя?
И в небесах готовятся для драки.
И на земле. Такая, вот, стезя.

Неужто мы допустим покаянье
Живых живым? Какой счастливый фарс!
Усопший Бог получит воздаянье,
Узрев свой Лик, дождями смытый с нас.

Мы так легко доходим до предела.
Послушай, как струна звенит в тебе.
Что нам до неуживчивого тела,
Идущего по собственной судьбе!..




*  *  *
Одиночество. Одиночество.
Нет ни имени, нет ни отчества
У тоски моей с дымной проседью.
Одиночество поздней осенью.

Средь друзей острю. И смеюсь взахлёб.
Только груз тоски мне на плечи лег.
И улыбка с губ от дождя стечёт.
Одиночество представляет счёт.

За любовь мою. И за грусть мою.
И за песни те, что один пою.
За несходчивость, ненаходчивость.
Одиночество, словно в горле кость.

Одиночество, одиночество,
Нет ни имени, нет ни отчества,
Нет ни тёплых рук, нет ни жарких губ.
Груз тоски моей и тяжёл, и груб.




*  *  *
Жизнь!.. Она одна, везде.
Круг за кругом прут заботы.
И судьба в крутой узде
Держит душу за работой.

Измельчало наше счастье.
Неуместны стали ссоры.
Ищут все вокруг участья,
Из себя не вымев сора.

Жизнь везде, в одном порядке,
Крутит, вертит колесо.
Видно только, наши пятки
Замелькали,- понесло!

И бегут, то вверх, то вниз,
Свой предел нагнать желая,
Но, когда-нибудь, карниз
Остановит, устрашая.

Замолчат, обрыв заметив,
Спринтеры маршрута "Жисть".
Там, уже, никто не встретит
И не скажет: "Возвратись".




*  *  *
Театральные улыбки
У прохожих на лице.
Словно в банке тесной рыбки,-
Идиот на подлеце.

Обнимаются, встречаясь.
И в порыве руки жмут.
А потом, за чашкой чая,
Говорят, точнее,- лгут.

Не найти в глазах смущенья.
Уши жёсткие белы.
Вечно жаждут излеченья.
Жаль, что не от головы.

Не плохой и не хороший -
Средний, мезочеловек,
Со своею средней рожей
Проживёт свой средний век.

Mesos - греческое слово.
В общем - средний, бишь, как все.
Но, в убийственной тоске,
"mesos - мерзость" в рифме снова.

Театральные улыбки
У прохожих на лице.
Словно в банке тесной рыбки,
Идиот на подлеце

*  *  *
И пусть мечту я сам придумал,-
Так легче жить. Существовать.
Реальность и мечты - вот, сумма
Того, что жизнью можно звать.

В мечтах - все лучшие деянья.
В мечтах - всех счастий потолок.
Реальность - низкие желанья
И быта душащий поток.

Увы, мечтаньями одними
Не будешь жив, не станешь сыт.
Тебя поток волной поднимет
Ты неизбежно будешь смыт.

Чтобы всю жизнь парить открыто,
Не хватит сил. Удел - могила.
Иль до скончанья дней - корыто.
Ведь счастье - в стоге сена шило.

Не многим это выпадает -
Мечту и жизнь соединить.
А остальная часть - страдает,
Не зная, чем и как ей жить.

А жизнь одна,- тащи, как лошадь
То, что завещано судьбой.
Не сетуй, что ужасна ноша,
Ты жребий вытянул такой.




ИСКУШЕНИЕ СВ. АНТОНИЯ
( католическая легенда)


Светильники египетских пустынь,
Покинув мир, и дав обет молчанья,
Не убоялись, Господи прости! ,
Наивного искуса нестяжанья.

В лощине, каменистой и глухой,
Лежавшей вдоль нехоженой дороги,
Святой Антоний встретил, Боже мой!,
Уродца (был он, кажется, двурогим).

Чудовище козлиною ногой
Сучило, недоверчиво и робко.
Антоний был, не то,чтобы герой,
Но, все же. Перед Господом неловко.

О чем вела беседу божья тварь,
За давностию лет не донести.
Но слезы лил Антоний и стихарь
Он подарил козлу, Господь прости!

С тех пор в пустыне, жаркой и глухой,
Любой червяк храним Всевышней Силой.
- Твой умысел неведом, Боже, мой,-
Сказал Антоний. И его простили.