Чуть больней (подборка стихов)
Гешелина Елена▼ ЧУТЬ БОЛЬНЕЙ (подборка стихов)
● ● ● ● ●
вот оно, кажется, белый шум, пауза на ЭКГ,
время застыть сахарной фигуркой на торте,
и пока его будут резать, ты не шевелишься,
подожди, пожалуй, тебе еще дадут упасть.
и ты, конечно же, упадешь – некрасиво, неловко,
не так как в кино, когда лежат и пустыми глазами в небо,
и камера еще делает наезд на мертвый анфас.
нет, ты упадешь лицом вниз, и никто, никто не оценит
рельефность скул, твердость губ и классический профиль.
впрочем, это не фильм, и тебе будет неважно,
как ты лежишь...
● ● ● ● ●
Грекову
уехать первым автобусом. не оглядываться назад,
ища знакомую курточку с капюшоном,
себя другому городу навязать,
бродить по его улицам со взглядом отрешенным
это ноябрь, уже не осень, еще не зима,
время тактильного голода и попыток сближений –
разумеется, неудачных. ноябрь тебе ставит мат,
тебе и твоему постылому окружению.
бог играет не в кости, а в бисер, фенечки из него плетет,
бусины – мы, рассыплется – ну, не вышло.
город простужен, не лечится, много пьет,
скоро все кончится. выжди. выжди.
● ● ● ● ●
под Новый год мучительно хочется винограда,
пусты виноградники, снег на десятки миль,
на красную гроздь потрачено ползарплаты,
без летней сладости декабрьский свет не мил.
я осенью затихаю и жду весны,
любимым пишу стихи, остальным – открытки,
у первой любви уже подрастает сын,
друзья хорошо одеты и вроде сыты.
троянцев держа в уме, не беру даров,
читаю в трамваях, в автобусах сочиняю,
«все кончено» говорю с интонацией «будь здоров»,
и кофе вишневой косточкой заедаю.
● ● ● ● ●
и вдруг стало светло посреди января, тепло посреди минус сорок,
мы так долго ждали, так долго боялись простого разговора,
ни к чему не обязывающего трепа, но все же больше,
чем беседы о самом насущном, на полном серьезе.
и ты завтра проснешься, выйдешь из дома и не узнаешь
в толпе закутанных в теплое горожанок
ту, что довел до водораздела, до самого края,
показал небо и перерезал веревку, что ее держала.
● ● ● ● ●
мы друг другу – как пассажиры в утреннем автобусе,
локтями толкаемся, телами соприкасаемся,
ищем клочок пространства, чтоб во весь рост
стать с прямою спиной, с открытым и честным взглядом,
пока автобус не остановится там, где нужно,
мы будем рядом.
время не оставляет второго шанса
даже шевельнуть губами – тем паче вмешаться,
вырвать друг друга из толпы, наедине остаться.
дайте квадратик неба, чтоб им надышаться.
мы друг для друга – попутчики, случайные в общем-то люди,
это наш первый совместный дубль,
второго не будет.
● ● ● ● ●
чернеет серебро, и рукописи горят,
и снег присыпает тальком старые раны,
в такую погоду не надо куда-то идти, гулять,
лучше молчать и музыку громче – что-нибудь вроде органа,
у нас еще будет время друг другу сказать
о главном.
мы сами как межсезонье – изменчивы и дурны,
кровь наша слишком горяча, чтобы ею клясться
и, мы, конечно, не созданы для тишины,
друзья до первой зимы,
трамвайное хрупкое братство.
ноябрь не вечен, да и зима, в сущности, невелика,
вот и год пролетел, а ты так и не сделалась мудрой,
вода из-под крана так непривычно горька,
заешь ее корочкой зимнего пирога,
щедро присыпанного
снежной сахарной пудрой.
● ● ● ● ●
он приходит в четверг на площадь Сан-Марко,
голуби, колонны, небо без края,
достает блокнот, в нем пара фото и туристская карта,
и свой монолог непонятно с кем начинает:
«милая Лола, сегодня минул двухсотый месяц,
как ты сбежала с одной-единственной сумкой,
с этой поры моя душа слишком много весит,
ноша ее тяжела, впрочем, женщины то ли из лести,
то ли из жалости говорят, что я умный.
Лола, я сед как лунь, руки в старческих пятнах, лицо в мелких морщинках,
деньги на пластику есть, но врачи говорят: уже поздно.
видел тебя в New York Post, ты теперь блондинка,
завтра ты в Карнеги-Холл, мой ворованный воздух,
кто поведет тебя пить и смотреть на звезды?
решение принято, он возвращается в номер,
заказывает билет на вечерний рейс до Нью-Йорка,
в бизнес-класс нет билетов, ну что ж, летим экономом,
какая разница, где ожидать веления рока.
и когда наконец он сидит в кресле, слушает Лолино пение,
в его сердце часы застыли на трех утра,
ее мягкое контральто в ушах, долой остатки сомнений:
«пора закрывать эту тему,
давно пора».
ПАРОМ
Что-то кончается, захлопывается с треском или с шорохом, медленно и бесшумно. Мир превращается в веселящий газ, кто-то сверху его разливает бездумно, оставляя лужи, а в лужах грязь. Молодость уплывает последним паромом, я опоздала, билетов уже не купить, я остаюсь зимовать в своем закутке уютном, обживаю его заново. Надо же как-то жить.
Надо же как-то – с чулками и кружевами, платьишками, коробочками от теней. Мне они больше не помогают, кровь моя все бледней, а душа – черней. К юным и свежим уходят мои мужчины, я остаюсь, мне как-то нужно выживать. В грудь мою вживлена тугая пружина, мне одной не под силу ее порвать. А ведь была другой – улыбалась и пела, пила, что пьянит, курила, чем угостят, так много ядов в себя впустила, что и сама стала смертельный яд. И я кричу: задержите паром, задержите! «те...те...», - отвечает мне эхо над рекой. И кто-то сверху смотрит с нежностью и непреходящей тысячелетней тоской.
Родиться бы заново – где-нибудь в пятидесятых, в Нью-Йорке, там Энди, и Баския, и Studio Fifty-Four, и сразу взрослой, чтоб все попробовать и напитаться всего. Или в Париже в шестидесятых, там революция и кино. На пять минуток, проездом в вечность, чтобы понять, что сейчас – счастливей всего. Вернуться уставшей, разбить клепсидру, порвать на оригами отрывной календарь.
Настанет утро – мое, персональное утро. Паром за мной не вернется, и мне не жаль.
● ● ● ● ●
запомни этот день, кружащийся в воздухе снег,
ведь нет никакого ада, а рая хватит на всех.
выпусти сердце из клетки, как в Благовещенье птиц,
в синий небесный бархат лети.
верь только в свое неверие, живи каждым последним днем.
в первую снежную бурю любой беззаветно влюблен,
каждый прохожий – милый, жизнь – недосмотренный сон.
в каждого хочется вжиться, как вживаются в роль,
как проваливаются в боль.
carpe diem – усталость свалит тебя в сугроб,
закроет веки и поцелует в лоб.
НАПУТСТВИЕ НА ТОТ СВЕТ
праздник каждый день неизбежно становится днем сурка,
ты берешь все от жизни – она требует откат,
двести сорок процентов
малоценной бесценной дани.
мир не дан нам – одолжен, целая жизнь взаймы,
бойся заимодавцев как бубонной чумы,
а о том, что умрешь,
лучше знать заранее.
так держись, дружок, я с тобой, навсегда с тобой,
если хочется плакать – плачь, а лучше – пой,
это верный способ
ослабить арктический холод.
это небо – обитель героев и дураков,
подожди, ты еще успеешь родиться вновь –
такой Оскар Шелл,
а в будущем – Холден Колфилд
● ● ● ● ●
А.П.
забудь мечты, и жить начни сначала,
о чем это? о чем же ты мечтала,
когда другие строили мосты.
забудь, забудь – сезон тепла проходит,
из сна в реальность пребывает поезд,
а в нем – не ты, не ты, не ты, не ты...
ты так устала ожидать рассвета,
ночь растянулась, и финала нет ей,
январский холод много-много дней.
идет циклон. заваливает снегом
пространство памяти. все. точка. fin de siecle.
и ничего – ну, может, чуть больней.