Чуть больней (подборка стихов)

▼ ЧУТЬ БОЛЬНЕЙ (подборка стихов)

● ● ● ● ●

вот оно, кажется, белый шум, пауза на ЭКГ,

время застыть сахарной фигуркой на торте,

и пока его будут резать, ты не шевелишься,

подожди, пожалуй, тебе еще дадут упасть.

и ты, конечно же, упадешь – некрасиво, неловко,

не так как в кино, когда лежат и пустыми глазами в небо,

и камера еще делает наезд на мертвый анфас.

нет, ты упадешь лицом вниз, и никто, никто не оценит

рельефность скул, твердость губ и классический профиль.

впрочем, это не фильм, и тебе будет неважно,

как ты лежишь...

● ● ● ● ●

Грекову

уехать первым автобусом. не оглядываться назад,

ища знакомую курточку с капюшоном,

себя другому городу навязать,

бродить по его улицам со взглядом отрешенным

это ноябрь, уже не осень, еще не зима,

время тактильного голода и попыток сближений –

разумеется, неудачных. ноябрь тебе ставит мат,

тебе и твоему постылому окружению.

бог играет не в кости, а в бисер, фенечки из него плетет,

бусины – мы, рассыплется – ну, не вышло.

город простужен, не лечится, много пьет,

скоро все кончится. выжди. выжди.

● ● ● ● ●

под Новый год мучительно хочется винограда,

пусты виноградники, снег на десятки миль,

на красную гроздь потрачено ползарплаты,

без летней сладости декабрьский свет не мил.

я осенью затихаю и жду весны,

любимым  пишу стихи, остальным – открытки,

у первой любви уже подрастает сын,

друзья хорошо одеты и вроде сыты.

троянцев держа в уме, не беру даров,

читаю в трамваях, в автобусах сочиняю,

«все кончено» говорю с интонацией «будь здоров»,

и кофе вишневой косточкой заедаю.

● ● ● ● ●

и вдруг стало светло посреди января, тепло посреди минус сорок,

мы так долго ждали, так долго боялись простого разговора,

ни к чему не обязывающего трепа, но все же больше,

чем беседы о самом насущном, на полном серьезе.

и ты завтра проснешься, выйдешь из дома и не узнаешь

в толпе закутанных в теплое горожанок

ту, что довел до водораздела, до самого края,

показал небо и перерезал веревку, что ее держала.

● ● ● ● ●

мы друг другу – как пассажиры в утреннем автобусе,

локтями толкаемся, телами соприкасаемся,

ищем клочок пространства, чтоб во весь рост

стать с прямою спиной, с открытым и честным взглядом,

пока автобус не  остановится там, где нужно,

мы будем рядом.

время не оставляет второго шанса

даже шевельнуть губами – тем паче вмешаться,

вырвать друг друга из толпы, наедине остаться.

дайте квадратик неба, чтоб им надышаться.

мы друг для друга – попутчики, случайные в общем-то люди,

это наш первый совместный дубль,

второго не будет.

● ● ● ● ●

чернеет серебро, и рукописи горят,

и снег присыпает тальком старые раны,

в такую погоду не надо куда-то идти, гулять,

лучше молчать и музыку громче – что-нибудь вроде органа,

у нас еще будет время друг другу сказать

о главном.

мы сами как межсезонье – изменчивы и дурны,

кровь наша слишком горяча, чтобы ею клясться

и, мы, конечно, не созданы для тишины,

друзья до первой зимы,

трамвайное хрупкое братство.

ноябрь не вечен, да и зима, в сущности, невелика,

вот и год пролетел, а ты так и не сделалась мудрой,

вода из-под крана так непривычно горька,

заешь ее корочкой зимнего пирога,

щедро присыпанного

снежной сахарной пудрой.

● ● ● ● ●

он приходит в четверг на площадь Сан-Марко,

голуби, колонны, небо без края,

достает блокнот, в нем пара фото и туристская карта,

и свой монолог непонятно с кем начинает:

«милая Лола, сегодня минул двухсотый месяц,

как ты сбежала с одной-единственной сумкой,

с этой поры моя душа слишком много весит,

ноша ее тяжела, впрочем, женщины то ли из лести,

то ли из жалости говорят, что я умный.

Лола, я сед как лунь, руки в старческих пятнах, лицо в мелких морщинках,

деньги на пластику есть, но врачи говорят: уже поздно.

видел тебя в New York Post, ты теперь блондинка,

завтра ты  в Карнеги-Холл, мой ворованный воздух,

кто поведет тебя пить и смотреть на звезды?

решение принято, он возвращается в номер,

заказывает билет на вечерний рейс до Нью-Йорка,

в бизнес-класс нет билетов, ну что ж, летим экономом,

какая разница, где ожидать веления рока.

и когда наконец он сидит в кресле, слушает Лолино пение,

в его сердце часы застыли на трех утра,

ее мягкое контральто в ушах, долой остатки сомнений:

«пора закрывать эту тему,

давно пора».

ПАРОМ

Что-то кончается, захлопывается с треском или с шорохом, медленно и бесшумно. Мир превращается в веселящий газ, кто-то сверху его разливает бездумно, оставляя лужи, а в лужах грязь. Молодость уплывает последним паромом, я опоздала, билетов уже не купить, я остаюсь зимовать в своем закутке уютном, обживаю его заново. Надо же как-то жить.

Надо же как-то – с чулками и кружевами, платьишками, коробочками от теней. Мне они больше не помогают, кровь моя все бледней, а душа – черней. К юным и свежим уходят мои мужчины, я остаюсь, мне как-то нужно выживать. В грудь мою вживлена тугая пружина, мне одной не под силу ее порвать. А ведь была другой – улыбалась и пела, пила, что пьянит, курила, чем угостят, так много ядов в себя впустила, что и сама стала смертельный яд. И я кричу: задержите паром, задержите! «те...те...», - отвечает мне эхо над рекой. И кто-то сверху смотрит с нежностью и непреходящей тысячелетней тоской.

Родиться бы заново – где-нибудь в пятидесятых, в Нью-Йорке, там Энди, и Баския, и Studio Fifty-Four, и сразу взрослой, чтоб все попробовать и напитаться всего. Или в Париже в шестидесятых, там революция и кино. На пять минуток, проездом в вечность, чтобы понять, что сейчас – счастливей всего. Вернуться уставшей, разбить клепсидру, порвать на оригами отрывной календарь.

Настанет утро – мое, персональное утро. Паром за мной не вернется, и мне не жаль.

● ● ● ● ●

запомни этот день, кружащийся в воздухе снег,

ведь нет никакого ада, а рая хватит на всех.

выпусти сердце из клетки, как в Благовещенье птиц,

в синий небесный бархат лети.

верь только в свое неверие, живи каждым последним днем.

в первую снежную бурю любой беззаветно влюблен,

каждый прохожий – милый, жизнь – недосмотренный сон.

в каждого хочется вжиться, как вживаются в роль,

как проваливаются в боль.

carpe diem – усталость свалит тебя в сугроб,

закроет веки и поцелует в лоб.

НАПУТСТВИЕ НА ТОТ СВЕТ

праздник каждый день неизбежно становится днем сурка,

ты берешь все от жизни – она требует откат,

двести сорок процентов

малоценной бесценной дани.

мир не дан нам – одолжен, целая жизнь взаймы,

бойся заимодавцев как бубонной чумы,

а о том, что умрешь,

лучше знать заранее.

так держись, дружок, я с тобой, навсегда с тобой,

если хочется плакать – плачь, а лучше – пой,

это верный способ

ослабить арктический холод.

это небо – обитель героев и дураков,

подожди, ты еще успеешь родиться вновь –

такой Оскар Шелл,

а в будущем – Холден Колфилд

● ● ● ● ●

А.П.

забудь мечты, и жить начни сначала,

о чем это? о чем же ты мечтала,

когда другие строили мосты.

забудь, забудь – сезон тепла проходит,

из сна в реальность пребывает поезд,

а в нем – не ты, не ты, не ты, не ты...

ты так устала ожидать рассвета,

ночь растянулась, и финала нет ей,

январский холод много-много дней.

идет циклон. заваливает снегом

пространство памяти. все. точка. fin de siecle.

и ничего – ну, может, чуть больней.