Неба не будет (рассказ)

▼ НЕБА НЕ БУДЕТ (рассказ)

Ну, вот и я научилась всё делать правильно: таскать детей по врачам, кушать каждый день, решать семейные проблемы.

Автобус в Катанду уехал ещё с утра, и это казалось настоящей бедой. Мужики на вокзале сказали, что частник тоже уехал. Однако потом удалось выпытать у продавщицы билетов, что через два часа отправляется газель, которая останавливается где-то рядом. Я взяла билет и решила прогуляться по городу. В этот раз я чуть не влюбилась Горно-Алтайск: маленькие домики, горы. Гуляя по проспекту Комсомольцев придумала даже четверостишие:

Ты всё ещё веришь в меня как в последнюю правду, как в истину?

Так крепче держись, и я мигом спущу тормоза.

А неба не будет. Ты смотришь рассветно и пристально…

Мне небо заменят твои золотые глаза.

Авантюрные предприятия всегда поднимали мне дух. А сегодня я решилась на авантюру: выезжая из Барнаула в семь часов утра, я и не представляла, где окажусь вечером. Я снова позвонила ему, но он никогда не брал трубку.

Когда газель набилась почти битком, я спросила у водителя, далеко ли ехать до Катанды. Он ответил, что далеко, и мне сразу не понравилась его ухмылка. Попытавшись уточнить время, я услышала «до одиннадцати приедем». Так ведь ещё обед! Оставалось только надеяться, что мы приедем не до 11 утра. Я почему-то была уверена, да и мама говорила, что это где-то совсем рядом. Друг дал мне в дорогу книжку, но на той бешеной скорости, что мы ехали, да ещё и по той трассе читать не представлялось возможным. На Манжероке ко мне подсел пьяный русский мужчина весь как будто обсыпанный землёй. И очень вежливо узнал у меня, как перезвонить женщине, что звонила ему последней. Я помогла и, вот чёрт, перебирая номера в его телефоне, проверила всё-таки, нет ли там упущенного вызова от меня. Я была готова к тому, что не узнаю его. Я была готова к чему угодно. Моего номера, конечно же, там не оказалось.

Мы остановились лишь однажды, чтобы перекусить. Не знаю, правда, какие камикадзе отчаялись есть в том придорожном бунгало. Оказалось, что Усть-Коксинский район (куда я и ехала) – это приграничная зона с Монголией, Китаем и Казахстаном. К милицейскому посту мы подъехали уже в темноте. Меня и ещё двух туристов, как не местных, заставили заполнять какие-то анкеты. Совсем ещё молоденький милиционер нашёл в моей анкете кучу пробелов:

 - А вы на каком факультете учитесь? – Совсем удивляясь, зачем ему такая информация, отвечаю:

 - Искусств.

 - Так Вы в музей Рериха? Там шмуток столько, как будто он жил здесь, а он был-то всего денёк! – с искренним негодованием рассказывает парень, - Вы уж лучше в старообрядческий музей сходите. Очень уж он хороший.

 - Да нет, я по делам государственной важности – делаю максимально серьёзное лицо.

 - А-а, в гости, ну, вы напишите тут, в цели визита,… а ещё пункт, куда едите… вот тут – до какой даты…

- А что ж так мало, на одну ночь-то всего, вдруг понравится? – интересуется всё тот же милиционер, отдавая паспорт.

 - Меня дети дома ждут – мне нельзя задерживаться – отвечаю я на выходе, – кажется, парень обескуражен.

На улице ко мне подошли те двое туристов из нашего автобуса:

 - Мы с Вами вместе ещё из Барнаула ехали. А Вы куда? – спрашивают.

 - Я – в Катанду.

 - А это где?

 - А хрен знает. Я в первый раз.

 - Ну, Вас там хоть встретят?

 - Нет, - завожу разговор в тупик.

Водитель не обманул – мы приехали ровно в одиннадцать. Катанда – большая, а точнее, очень длинная деревня. Плутать по ней можно было хоть до утра. Меня высадили у единственного административного здания – больницы. Мне повезло. Есть такие люди, которым даже в автобусах дают только счастливые билетики. Им везёт в любой мелочи, как будто судьба по капли пытается расплатиться с ними за какое-то большое горе. Или же их подмасливает сам чёрт. Они точно всю жизнь играют. Они плюют на общественное мнение, на условности и порядки. Таких людей обычно пылко любят, если только не завидуют им. А завистники как раз и обвиняют их в этой мнимой лёгкости. Я из этой породы людей. И мне опять повезло. Я нашла его в этой алтайской деревне, где одна моя белая шевелюра, настраивала людей враждебно: алтайцы не любят русских. Память о белых завоевателях они пронесли через века, и в них до сих пор живёт ненависть ко всем русским. Но почему тогда все эти алтайки так отчаянно пытаются родить именно от русских? Почему привораживают, уводят из семей? Оттого что мужчины-алтайцы спиваются, как все малые народы? Или, я много об этом думала, может никто никого не уводит?! Может у мужчин просто появляется непреодолимое желание сбежать, хоть бы на край света, забыть о своей жене, о детях, обо всём на свете забыть?!

Я узнала его. Он не изменился за все эти годы, только немного оброс. А я-то думала встретить лысого старика, но, видимо, горный воздух пошёл ему на пользу. Он выглядел ошалевшим (это его слово и оно ему подходит). Он рассказал, что работал водителем, пока его не выгнали за какое-то хулиганство. Сейчас – разнорабочий. Накормил рыбой, которую поймал сам, дал с собой несколько банок грибов, им же собранных.

Автобус до Горно-Алтайска отправлялся в полшестого утра. Провожая меня, он делился своими тревогами. Он выдал целый монолог, достойный записи и последующих размышлений. Подумать только, настоящий философ! Но я не вслушивалась, в то,  что он говорил. Мне было всё равно. Я думала о том, как я рада, что стала другой. Я была горда, что совершила такое путешествие не для того, чтобы обнять его, и даже не для того, чтобы высказать всё, что я о нём думаю. Мне просто нужен был его паспорт, чтобы уладить вопросы с имуществом. Он говорил, что несчастлив, говорил, что любит меня больше всего на свете. Задавался вопросами о смысле и цели. А я точно знала, что никогда и не при каких обстоятельствах не разрешу себе думать над этими вопросами. Тем более, если они подталкивают бросать собственную семью без гроша в кармане, даже не зная, что с ней после этого сталось.

Пару раз в жизни я ловила себя на гаденьком чувстве. Это когда смотришь на кого-то свысока. И мне от этого же чувства становилось противно. Но сегодня я ликовала. Я выше этого человека, я другая. Я никогда не брошу тех, кого люблю, никогда не заставлю их ждать. И то, что двое из них живут слишком уж далеко, всегда будет меня тревожить. Но меня никогда больше не затронут мысли о нём. Тот, кого я больше всего любила, тот единственный, кого ненавидела, при встрече не вызвал у меня никаких эмоций. Связь, которая была между нами, пропала.

Я отлично понимала, что после этой поездки, я стану старше. Но я даже не задумывалась, что стану другой.

Меня разбудил зашедший в автобус милиционер. Мы сразу узнали друг друга: «Что, уже обратно?», «Да, хорошего помаленьку». Я видела, как он открыл мой паспорт на странице, где указывают детей, и убедился, что в тот раз я не соврала.

За ночь выпал снег. Заснеженные горы выглядели обалденно: тут и там из-под снега торчали золотые и зелёные верхушки деревьев, а где-то даже мелькали рябины. Мы ехали по заледеневшему серпантину, и автобус дважды съезжал задними колёсами в обрыв – приходилось вылезать и толкать. Дважды мы встревали в свежем липком снегу. Из-за растраченного времени водитель не сделал ни одной остановки, но никто и не был против.

В Горно-Алтайске я решила купить несколько сувениров для родственников. Продавщица в ларьке спросила:

- Так вы не похожи на туристку. В гости, что ль ездили?

 - Ну да, к отцу.

 - А он женат тут что ли?

 - Да нет, он там женат, а тут живёт с алтайкой. Вот и приезжала за паспортом, чтобы в Барнауле с документами разобраться.

 - Да что Вы. Вот не далее как вчера девочка такую же историю рассказывала. Сказала: «Вот прижму его к стенке – никуда не денется!»… Вот умеют же привораживать, бестии!

Когда-то единственно важным для меня было творчество. И меня мучило, страшно мучило, отсутствие каких-то особенных в себе талантов. Я помню этот переломный момент – вдруг из маленькой девочки с серьёзными стихами я превратилась во взрослого человека всё с теми же стихами. Я не перепрыгнула через свою голову, я не стала гением. И это понимание жгло изнутри, отравляло всю мою жизнь. Но сейчас… Я всё ещё понимаю, что не стану Художником… Я даже не смогу просто бросить писать, просто уйти вовремя… Я превращаюсь в одну из тех, над кем сама и глумилась.

Раньше нужно было небо, свобода… Я ещё помню её терпкий вкус. А сейчас мне хватит земли, той, что под ногами. И любимых людей совсем близко. Пока они согласны быть близко. И писать я буду просто для них. И это моя правда.