Обожжённые стихи (подборка стихов)

***

ВНЕ…

Протянулась, как стон,

                меж морской и мирскою пустыней.

Здесь сейчас моросит.

                Нет, скорее, сигналит с Небес.

Мой удел – высота.

                Мне неведомы помпы пустые.

Мне бы только суметь разобраться

                в стихийной себе.

Так же улица лечит меня

                своей магией мимик.

Так же липнет ко мне

                легион ненасытных юнцов.

А козырные шансы козырно

                проносятся мимо.

И мозолит уста, как всегда,

                проходное лицо.

Оккупируюсь им

                одномерно и второстепенно,

Будто держит меня, как заложницу,

                облачный принц.

Будто главная встреча

                ещё зацепить не успела.

Будто кто-то меня проиграл

                в подставное пари.

Проношусь над нью-йоркщиной

                Чайкою Ричарда Баха.

Без батута. Вне стаи.

                И без родового гнезда.

Мой сюжет: суицид проводов

                и триумф акробата.

И отвесный маршрут

                на Голгофу.

                               В себя.

                                               В никуда.

Отыграю спектакль,

                меняя модель декораций.

Свергну путы привязок.

                Но кожу сменить не смогу.

Лишь на звёздные заповеди

                мне по нутру опираться.

 И пред ними пожизненно быть

                в неоплатном долгу.

***

ПАМЯТИ АНДРЕЯ ВОЗНЕСЕНСКОГО

Невыносимо, когда бездарен.

Когда талантлив – невыносимей.

Андрей Вознесенский

Перешли Вы без спроса границу фатальную,

Попросив убежище поэтическое.

И такую безбрежную брешь на Земле оставили!

Но куда, куда подавать апелляции или петиции?

Вы неслись Икаром в пространствах словесности.

Антимирностью в муравьиных мирках не встраивались.

Из-за псов цензурных сколько строчек повесилось!

Но сейчас вернуло их Вам духоводство астральное.

Вы – лихой архитектор рифмотворного мироздания.

Без чертежей такой себе стиханули памятник,

Что сравним с Хеопса постройками пирамидальными!

А сейчас Ваши строчки сиротски сжались, как звёзды упавшие.

Невыносимо, конечно, носить первородства отметину.

И быть бессрочно призванным падежом творительным.

Но вершинные сферы Вас многомерно заметили.

Что Вам до мелководных непринимателей и корителей?!

Хоть и были в своё Михайловское Вы сосланы.

Но, по сути, Вы – галактический командированный.

Искони боль с творением слыли сёстрами.

И того, и другого с лихвою Вам было даровано.

Вы, похоже, изрядно пресытились земными качелями.

И Душа Ваша нынче в осиянных просторах греется.

Только что же станется с листом дубовым виолончельным,

Кто, кто без Вас его обессмертит, Андрей Андреевич?!

***

ОБОЖЖЁННЫЕ СТИХИ

Распахнулась весна,

чуть живая от старта,

Будто кто-то ей жилы вспорол.

Так запойно грешат

накануне инфаркта,

Невзирая на холестерол.

Так идут вопреки

докторам и кукушкам,

Гороскопам и снам вопреки.

Так крылато ступают

на плаху Искусства.

Так над бездной поют васильки.

Обнаружится цепь

обострённых наитий,

Когда нечего больше терять.

Когда всё нипочём.

И когда не боитесь

К прокажённым зачислиться в ряд.

В ногу – норма и бред.

Грани – не ощутимы.

А шизоидность – пропуск в астрал.

Над планетой безумств

звёздный гнев прокатился.

От ожогов восход умирал.

Обречённому – рай.

Обожжённому – льдину.

Неприкаянным – поиск и суд.

Изощряется шут

на Земле Подсудимых,

Где не жалость, а жертву несут.

Видно, время уйти.

Не резон – оставаться.

Перешеек надежды сожжён.

И не надо речей.

И не стоит оваций.

Я всего лишь – стажер.

***

МАЛЕНЬКОЕ ПРЕДВЕЧЕРНЕЕ ОТВЛЕЧЕНИЕ

Облачает в озноб

от крещендо пожарных и скорых.

Облака нависают,

как заговор скважин замочных.

Замер в многосемейном сиротстве

угасший город.

И по жилам его

 пробегает рапсодия ночи,

Облака в синяках.

Будто вены –

грозою набухли.

В этот час –

опасенья острей

и потери рельефней.

На изнанке души –

рвы, рубцы и сгоревшие угли.

И пейзаж этот –

до помутненья в сетчатке –

приелся.

Выбираешься вроде

из непроходимых коллизий,

Обратившись в затишье

на молнию мига хотя бы.

Но не избавляешься,

даже если запоем молиться,

От присосов смертельной,

себя измочалившей тяги.

А казалось, что к ней

перерезаны все магистрали.

И на новой волне

зазвучали иные наречья.

Но она наступает,

как высвободиться ни старалась.

От неё не отхлынуть.

Не вылечиться.

И не отречься.

Так несёшь эту ношу

под маской слепца и провидца.

Но когда – как фантом –

неудержанный импульс подскочит,

От критической массы

провидческой маске скривиться,

И под сердце вколоть

обезболивающий наркотик.

Облака в синяках.

Как монашенки –

от поцелуев.

Виновато повисли,

Греховность свою искупая,

Им себя рассказать –

не стороннюю повесть послушать.

Но в падении их –

вызывающий праздник опалы.

Зашиваешься в город.

В гольфстримы его и мерзлоты.

Наступаешь на корку

едва затвердевших царапин.

Будто смыло следы.

И как будто уже не колотит

От утраченного

и того, что придется утратить.

И утешишься тенью

стучащихся в завтра историй.

И увидишь, как утро

свой фрак одевает блестящий.

Если б только позволить!

Не мешкать.

Позволить – и только –

Пробиваться росткам

этой новой,

стремительной тяги.

***

ЧТОБ ПОТОМ…

Будто в Космос открытый,

нырнёшь из кольчуги жилища,

От чаёв недопитых,

от кокона одеял

В мир, где кто-то корону,

кто – корень бессмертия ищет,

И где каждого кто-нибудь

вдоволь за век осмеял.

Отрываем тела,

начинённые стейком и смуром,

От постельных площадок,

от снов, от гипноза TV,

И клюём по нужде

мы на беглую милость Амура,

Чтоб потом отрезветь

от глотка уценённой любви.

Замыкаемся в логове

неизъяснимых влечений,

С телефоном в кармане

и с бипером наперевес,

Наблюдая, как мир

упивается пиром весенним,

А потом на застенки зимы

распадается весь.

Воздвигаем проблемы.

Клонируем чудо и чуждость.

За соседским забором

считаем кусты и кресты.

Неужели для счастья

нам именно это и нужно,

Чтоб потом, не раскрывшись,

на каверзной ноте застыть?

Конвертируем ложь.

Дегустируем сущность и суши.

Опаляемся травкой.

Утратам теряем счета.

И с годами становимся

овеществлённей и суше,

Чтоб потом окончательно

закостенелыми стать.

Перед сном комментируем

сводку погоды и биржи,

Кто кого разменял. Кто запил.

Кто – в Париж укатил.

Кто слагает по праздникам

вялотекущие вирши,

Чтоб потом зачислять себя

в сан мелководных светил.

Не случайно стыкуется

компас вины и причины,

И бледнеет Луна,

как проигранное пари.

Так зачем мы ломаем дрова

и поломки не чиним,

Чтоб потом донимать себя

и долгосрочно корить?..

***

БАЛЛАДА О ТОМ, ЧТО МНЕ НАДО

Евгению Троскоту

Я речитативом моря

вливаюсь в пассаж вечерний,

И сбрасываю без стесненья

все одеяния дня.

Мне необходимо, как

для пианиста этюды Черни,

Чтоб музыка стройных строчек

потоком шла из меня.

Мне надо, чтоб в круговерти

имён, и-мейлов, трюкачеств,

Анафем и реверансов,

начал с незавидным концом,

Хоть раз бы случилось чудо.

Нет, не самобранка-скатерть,

Чтоб в общей массе сверкнуло

с необщинкою лицо.

Мне надо, чтоб на планете,

издёрганной камикадзе,

Любовь исцелила души,

чтоб род наш порочный прозрел.

Мне надо, чтоб одесситы

венчались под гимны акаций

И чтоб заводила нью-йоркцев

не паника, а сирень.

Хочу, чтоб земные дети

бездушными не рождались,

Чтоб каждому было в достатке

супов, объятий, корон,

Чтоб были всегда в запасе

немыслимо светлые дали,

И чтоб Госпожа Удача

отметила каждый порог.

Мне надо, чтоб в мельнице будней

не перемололись святыни,

Чтоб не обрывался праздник,

который всегда при нас.

Чтоб не оскудела Вера.

Надежда чтоб не остыла.

И чтоб в словаре потомков

осталась Любовь – не война.

Мне надо, чтоб я умела

воле Небес подчиняться,

И чтоб интриги инстинктов

удерживала в узде,

Чтоб ни под каким давленьем

своих не сдала понятий,

Чтоб не понижала планку

ни с кем. Ни за что. И нигде.

Как неистребимо стойки

желаний моих форматы!

Бессменно болтаюсь на тучке,

бесполая, как вдова,

Активно отвергнув статус

послушно-замужне-богатой,

Я славлю монашество Птицы,

ни с кем не обретшей родства.

***

ИННАстранные РАЗМЫШЛЕНИЯ

Я смотрю этот фильм

с отрезвляющей долей сарказма,

Где рождённые ползать

доползают до главных ролей.

Где гонимо добро.

Где светящих клюют безотказно.

Где не жизнь – выживанье.

А козырь – у тех, кто наглей.

Я смотрю с высоты

галактического охвата,

Как мелки океаны

и хрупки сверхстальные мосты.

Как родные чужды.

Просветлённые – чудаковаты.

Как в тюрьме кабинетов

шипят должностные шуты.

Я смотрю на микробность молвы.

На чванливость мурашек.

На бредовость

маниакальных боёв за престол.

Этот зверский расклад

беспощаден, уродлив и страшен.

Он орлиный размах

в черепашье низводит ничто.

Я смотрю на рассыпчатость дружб.

На соломенность брачных концернов.

На ущербность властей

и плебейское рабство служак.

Ничего, неужели совсем ничего

этот мир не исцелит?!

И куда же, куда нам

из этой психушки бежать???

Я смотрю на монашество вещих

и на похотливость монахов.

И на то, как мы не научились ценить,

предварительно не потеряв.

Я – в смятенье.

Скольжу. Спотыкаюсь. Срываюсь.

Однако

Свой запутанный путь

всё же одолеваю не зря.

Говорю себе: – Это ведь фильм,

полный ужасов и наслаждений.

Это – блажь сценариста.

Фугафарсов, интрижек и драм.

ИННАродный я странник.

Постигнуть хочу беспредельность.

И всех раненных в душу

излечить эликсиром Добра.

***

ПРОЦЕСС ИСКЛЮЧЕНИЯ

Я из списка живущих

тебя исключу.

И в душе своей

крестик поставлю.

Обращусь к пересмешнику,

а не к врачу

И захлопну в минувшее ставни.

Я тебя догоню,

как последний трамвай.

И в тебе прокачусь

без билета.

Только двери свои

поплотней закрывай,

Чтоб не выпала я напоследок.

Я тебя извлеку –

как застрявший снаряд –

Из пробоин

сердечного стана.

И оплакивать буду

сто суток подряд,

А потом –

вспоминать перестану.

Может быть,

обезумев,

сойду под откос,

Иль к виску

выключатель приставлю.

Или скроюсь со сцены,

но так далеко,

Как от баса до пятой октавы.

А потом напишу

два десятка стихов

О духовности

и чужестранстве,

Но не перерасту

этот детский психоз,

Это существование в трансе.

Только точкой,

пронзительно голубой,

Беспризорной

                в созвездьях несметных,

Я, возможно,

налажу контакты с тобой,

Но – с моей самой дальней планеты.

Пламенеют

сожженные нами мосты.

Притяжение

падает навзничь.

Только б верить,

 что помыслы наши чисты.

Только б знать,

что случимся однажды.

Мы проходим Землёй,

воспаленной от слез,

И друг друга

касаемся наспех,

Продолжая свой

самый опасный полет

И не ведая,

что – астронавты…