My Blueberry Nights (подборка стихов)

My Blueberry Nights

* * *

Откуда ты взялся, зачем ты меня встречаешь

Здесь – в клетчатом пиджаке – на конечной станции?

Нет-нет, я не пью молоко, не хочу ни вина, ни чая.

Остаться с тобой? – Да, наверно, хочу остаться.

Да, я признаю, я влюбилась – смешно и глупо:

Твой полюс, мой – между нами планета целая.

И это почти то же, что жить с вечно ноющим зубом,

Или в кого-то стрелять, или стоять под прицелом.

* * *

Готичненькие ёжики в тумане

С потешными и серыми носами...

Я говорю: люби меня, мне больно,

Ведь ёжики то свёрнуты клубочком,

Лежат себе и дышат тихо-тихо,

То медленно бредут в своём тумане,

Колючие и жалкие, как дети,

Дрожат, зовут и кротко, как Башмачкин,

Несут свои потёртые шинельки.

Скажи, зачем ты ёжиков обидел?

Зачем меня ты обижаешь тоже?

Зачем наш мир – трагедия букашек,

Зачем на всём – туман, туман, туман?..

И я в него протягиваю лапку,

Уже почти ежиную, в надежде,

Что кто-нибудь пожмёт её с любовью.

Не обижайте ёжиков. Пожалуйста.

* * *

Ни ума, ни сердца,

Человек-консерва,

И почти разбила

Чайную твою чашку.

А у меня нервы,

Ну так ну шалят нервы,

Что по ночам сплошные

Слёзы в рюмашку.

Ах, эллилулабель, эллилулабель,

Ах, эллилулабель-черибим.

А что от меня осталось,

А что там со мной станется,

А вы не думайте об этом,

Экая важность.

Человек-синоптик

От горя мается,

У него круглый год

Повышенная влажность.

Ах, эллилулабель, эллилулабель,

Ах, эллилулабель-черибим.

А мне стала тесна блузка

Моя бордовая,

А я каблук у ботильончика

В лесу сломала.

А мама бы сказала –

Голова садовая.

Но мама далеко

И ничего не сказала.

Ах, эллилулабель, эллилулабель,

Ах, эллилулабель-черибим.

А вот эту ручечку,

Которой я чушь калякаю,

Подарила Валечка,

Мой бедный лисёночек.

А были бы мы взрослые,

А мы бы тогда не плакали, –

А только каждый человек

До смерти ребёночек.

Ах, эллилулабель, эллилулабель,

Ах, эллилулабель-черибим.

Ни ума, ни сердца,

Человек-консерва,

И почти разбила

Чайную твою чашку…

* * * 

Презирайте меня, ненавидьте меня, если что, –

Видит Бог, заслужила и это, и большее даже.

Мокрый мартовский ветер влезает ко мне под пальто

И уносит тепло, будто я не замечу пропажи.

Мокрый мартовский ветер… Обида моя и тоска,

Блеск дешёвых стихов – всей их пошлости и позолоты…

Обнимите меня, прошепчите хоть что у виска,

Ну, пожалуйста, Боже, тихонько, хоть кто-то, хоть что-то…

* * *

Иногда по ночам просыпаюсь,

Говорю с тобой тихо-тихо,

Утыкаюсь губами в розы на наволочке:

«Так и так, а жизнь-то моя печальная,

А сердце-то глупое,

А ветер-то пахнет осенью,

Дымом, сырой листвой, криками журавлиными...»

А потом продолжаю –

С тем, который в углу на досточке,

По краю каёмка сусального золота,

Глаза горькие-горькие, –

С ним говорю.

Это уж совсем молча,

В темноту, в глухоту, в свечное малое пламечко.

Плачу, комкаю одеяло, слёзы смахиваю.

«Боже мой, – говорю, – единственный мой, человеколюбец,

Так и так, – говорю, – выслушай и не гневайся.

Нет у меня дома, жизнь моя перелётная,

Щёки у меня бледные, руки слабые,

Голова неприкаянная,

И ветер в ней пахнет осенью...»

* * *

Я из тех, кто танцует в белом на минном поле.

Я из тех, кто танцует в красном танец с быками.

Я из тех, кто танцует на воде, золотой и твёрдой,

На углях, на холодной поверхности белого ветра.

Я из тех, кто танцует, – я просто та, кто танцует!

Каблучок отбивает ритм металлической дробью.

Металлической дробью – россыпью – прямо в сердце,

В беззащитное, нежное, метко, прицельно...

Падай,

Незадачливый ангел, моя бедная мёртвая птичка...

* * *

Ты говоришь мне:

- Кали моя, Кали,

Злая богиня с мускулистыми худыми руками,

С чёрной улыбкой, Шакти, твоя эпоха

Тебе самой, как видишь, делает плохо,

Так что ты прекращай это всё – бури, войны, пожары,

Пусть не приходят больше твои аватары,

Тут от одной-то тебя в оригинале

Стонет земля, ну, хватит, Калике, Кали...

А я говорю тебе:

- Я не могу иначе,

Я буду смеяться, а не то, я боюсь, заплачу,

Я буду вращать клинки свои и булавы,

Плясать, и петь, и течь раскаленной лавой.

И чем тебе не хороши мои аватары? –

Они моложе меня, а я выгляжу старой,

А если тебе не нравятся цацки мои костяные,

Воля твоя – хочешь, дари другие.

Смотри, мои стопы нежны, но под ними рушится время,

Четыреста тысяч лет мне властвовать надо всеми...

А ты говоришь:

- Кали моя, Кали...

А ты обнимаешь четыре руки двумя своими руками.

* * *

Так умирают рыбы.

Так жизнь говорит: «Я хочу тебя»,

Затаскивает, задыхаясь, в кусты смородины –

И потом так долго, долго щиплет язык

От гладких и сочных ягод,

Чёрных, белых и красных...

Так рябят в глазах

Нитки цветного бисера

В глубоком вырезе тонкого платья,

Нитки цветного бисера на любимой шее,

Сбегающие по вмятинкам ключиц,

Касающиеся сокровенности грудей,

Нитки цветного бисера,

Оборванные жадными, жаждущими руками, –

Еле заметная россыпь маленьких бусин

В смятых, пронизанных солнцем кустах смородины...

* * *

Всё как тогда – звезда во лбу

И пёрышко в груди.

Со мной на пляже в Малибу

Побудь, не уходи!

К чему алмазный мой венец,

Полутораглазый мой стрелец

И этот хрупкий леденец

На палочке пустой?

Ведь всё подряд ты тянешь в рот!

Опять стоишь, как обормот,

Как муми-тролль, как бегемот,

Да ладно, хочешь – стой.

От старых глупостей смешно

И ласково до слёз:

Ты не водил меня в кино

И не дарил мне роз,

Но дальняя рука в руке

И рифмы – бу-бу-бу...

Давай на пляже в Малибу

Утопимся в песке!

* * *

Мэрилин не могла постареть,

Мэрилин могла жить только так:

Злые часики шепчут «тик-так»,

Говорят, пора умереть.

Эти родинки – для молодых,

Эти песенки – для молодых,

Эти платья – для молодых.

«Мистер Кеннеди, это судьба.

Мистер Кеннеди, прочь от Земли

С Вами об руку мы бы пошли –

Далеко-далеко от Земли».

Мэ-ри-лин-мэ-ри-лин-мэ-ри-ли...

* * *

Вы вместе, я – не с вами,

Не Байрон, не другой,

Я – инопланетянин,

Вот так, мой дорогой.

Тарелка в майонезе,

Антеннки в серебре.

В какой дурацкой пьесе

Мы пели «кукаре…»?

Моей чернильной крови

Легко бежать ручьём.

Вот так, на полуслове,

Мы разговор прервём.

Стеклянные бомбошки

Моих нелепых глаз

Уронят вам в ладошки

Слёз ядовитый газ.

Такое вот сякое

Дурное НЛО.

Оставь меня в покое,

Чтоб умерло, прошло…

* * *

Вечная Венеция, зелёная роза, гнилая вода.

Так и живи с кинжалом у сердца:

Гондола за гондолу!

Знаешь, мне хорошо, что тебя нет рядом,

Это просто прекрасно, что тебя нет рядом,

Я могу думать, что тебя нет совсем,

Что тебя не было никогда,

Что мне приснилось всё это –

Шепотки за спиной,

Гримасы вслед,

Злоба, текущая из-под маски,

Эти красные клювы, эти белёсые призраки,

Когти и жабры, провалы перекошенных ртов,

Ненависть твоих друзей: «Она разрушает семью,

Бросим в неё камень, разобьем её голову, плюнем ей вслед,

Сделаем ей так больно, как только сможем, – пусть знает!..» –

Я даже не вправе ответить им тем же,

Им ведь кажется, что они поступают правильно,

Искореняют зло…

Я – зло?

Вокруг меня смыкаются воды,

Гнилые околоплодные воды,

В которых тонет моя Венеция.

И только бегут круги от тяжёлых камней,

Камни ложатся на дно,

Над ними – лёгкие лодки.

Плыви до рассвета. Дыши мёртвыми испарениями,

Содрогайся от отвращения и печали,

В муках

Рождайся обратно.

Пой с кинжалом у сердца,

Тебя научили этому, ты – разменная карта.

Гондола за гондолу, девочка,

Гондола за гондолу.

* * *

На задворках Вселенной и мы с тобой – короли.

Остаётся твой запах на коже, запах на коже,

На плечах, на сгибах локтей, запястьях, ладонях,

Ненадолго, но остаётся – до утра хватит.

А потом? А потом, повинуясь круженью мира,

Разлетятся дороги и, может быть, не сойдутся.

И всех бед и радостей – только глаза и волосы.

...Как смешно и грустно – целовать своё же запястье!

* * *

Кто я? – ангел голодноглазый,

В сердце червь, на лице заплатка,

Ты ни капли меня не любишь,

Вот и топай – ты слышишь? – к чёрту,

Убирайся к своим пиявкам,

Дуремар, и не майся дурью!

Нитки взять бы, зашить свой голос,

Чтоб не плакал, молчал – и точка.

Глупый ветер, упавший с крыши,

Копошится у ног и юбку

На бинты, на полоски хочет

Разорвать, спеленаться в кокон.

Кокон-сердце, червяк в серёдке,

Что-то вылупится оттуда,

Размотает обрывки ветра

И начнёт говориться в столбик.

My Blueberry Nights 

...Будет подруга звонить из Тарту,
Задыхаясь от счастья: держи кулаки, мол,
Ругай меня завтра, люби меня вечно. 
Апрель выходит на берег марта,
Шапку подснежников опрокинул,
Весёлый, радостный, бессердечный...

Будет пирог – ледяная черника
(Собирала летом), пирог с мороженым,
Бери себе больше и слаще, ну же!
В другой раз я испеку с ежевикой,
Такой же синей и невозможной,
Как отблески звёзд в апрельских лужах…

* * *

Снова улицы в горсти.

Положи в карман мой ветер.

Если можешь, то прости

Равнодушье междометий,

Мой весёлый, лёгкий вздох,

Незначительные речи

И бахвальство городов,

Разрешивших наши встречи.

Снова бусы фонарей,

Глянцевые мостовые –

Городская акварель.

Слава Богу, что живые…