Станция Ночь (подборка стихов)

СТАНЦИЯ НОЧЬ

Станция Ночь

В этот июль сосны рыжей костров,
Солнце красней детских брусничных лет…
Синий букварь: нива, комбайна ромб,
Поезд идёт мимо ржаных полей.

Скрежет колёс. Как в кружевную старь:
Липкий стакан, маковой сушки треск.
Станция Ночь. Камни, болота, гарь:
То ли мазут, то ли горящий лес.

Кадр из весны: мчимся назад сквозь дым.
Папин берет, мамина россыпь бус.
Ужин: омлет, быстрый глоток воды
Или хурма, вяжущая на вкус.

Счётчик трещит, вечер сменил цвета:
Синий асфальт, рыжие фонари.
Старый конверт. Фото. Кусок холста.
Бросить в костёр… Искра – и всё горит.

Двери в огне, лестница, потолок,
Рваный букварь, высушенный букет…
Станция Ночь. Душных окраин смог.
Детский кулак в смуглой сырой руке.

Кино

Мне сегодня приснилось: крутят кино
В каком-то бетонном ДК,
В каком-нибудь зале актовом.
И будто бы я на экране,
А в пыльных рядах не осталось свободных мест.
Зима. Я спускаюсь в город, еду в снежное Автово,
Нахожу ту самую сталинку, тот самый подъезд.

Плёнка шуршит. Я звоню в обитую войлоком дверь –
И в другую, и в третью…
«Такого адреса нет», «Здесь давно поменяли замки».
В мимолётном кадре, в предыдущем тысячелетье
Я вижу ладонь морщинистой –
Кажется, бабушкиной руки.

Выбегаю обратно, в привычную клейкую сырость,
В ослепляющий свет, на хрустящий продавленный наст.
И теперь все знают, что я безвозвратно вырос,
Все видят лучи морщинок
Вокруг моих зажмуренных глаз.

Детских ботинок следы. Звуки ветра
Предвещают наступление атмосферного фронта.
Город распахивает свои пустынные закрома.
Только трубы, портовые краны на горизонте.
Соль разъедает подошвы. Конечные титры. Зима.

 

Синий снег

А по синему снегу – ещё (…) километров пути,
И фонари то вспыхивают, то гаснут на (…) дней.
Мне сегодня хочется (…). Я иду в тир –
Пострелять в (…), а потом поставить винтовку в снег.

А у тира очередь. Обсуждают (…), только окурки – шлёп…
Пахнет (…), и спускается тропка к реке.
Можно ходить по воде, ведь вода всё равно – лёд.
Даже если будет (…), если будет стрелять в виске.

А я думал – справлюсь, думал – убью (…), свернусь калачом,
Обрасту щетиной, как всесильный дядя Иисус.
Буду пить (…) и есть суррогатный харчо,
Спать с (…) или с (…), слушать липовых веток хруст.

В пятитысячный раз пересматривать (…) или ждать верб
(…) лет, на заснеженном пике вечнобелой зимы…
Что, приснишься сегодня?.. Скоро отключат свет,
И луна над рекой осветит нетоптаный мыс.

 

Масленица

Иногда срывается кран и искрит проводка…
Наступит весна, ты вытащишь сковородку,
Достанешь из шкафчика банку с блинной мукой.
Вспыхнет озябшее солнце, высветит пыльный альков.

Как же всё было раньше, в самом начале века?
Грязный подъезд кошачий, липкие комья снега,
Худенький мальчик в зелёном пуховике…
А где-то за лесом, на свёрнутой в трубочку карте,
Девочка в кофточке с папой играет в нарды.
Волосы в хвостик, родинка на руке.

И будто перевели часы:
Светлеющий вечер, жаркая кухня тесная,
Твои ладони в муке, бледно-жёлтое тесто.
 «Первый – комом», – ты говоришь,
Половник сжав в кулаке.

Нулевые                                                                                                                           

Мне не жалко Москву – здесь эпохи короче квартирников.
Псевдоблюзовый ужин: сашими, имбирь, «Филадельфия»…
Псевдоджазовый завтрак: эспрессо, чуть тёплые сырники…
Гришковцы, Пастернаки-Чуковские, Пушкины-Дельвиги.

За стеклом чьи-то пухлые губы хватают пирожное,
И, как в зеркале, флигель и ковш. Потрошёная улица.
Только ждать светофора и лить из пустого в порожнее
Серомясый цемент. И от сварочных всполохов жмуриться.

Грязнотелый забор и ручей, из-под досок сочащийся.
Серый смог. Чёрный грач под колёсами – утро нелётное.
Я на ощупь иду по Москве этим летом дымящимся.
Тротуар. Запылённые джинсы, футболка и шлёпанцы.

Трёт глаза пожилая. Видать, катаракта. В расфокусе
Предосенняя сушь. За углом перспектива теряется.
Нулевые. На выжженных клумбах – завядшие крокусы.
Непослушный ребёнок у мамы из рук вырывается.

Рубикон

Я чувствовал, что пора идти.
Темнел коридор в октябре,
Отец то вспыльчив бывал, то тих,
Гладил кошку, курил, старел.

И говорил, махая рукой,
Что времени хоть отбавляй,
Что каждый верит в свой Рубикон
И в свой полуночный трамвай.

Потели окна. Хотелось встать,
Влезть в ботинки и вызвать лифт.
В холодном воздухе на асфальт
То окурок падал, то лист.

Разбег. И лишь в затылок глядят

Два кошачьих глаза-стежка.
Я это чувствовал, перейдя

Не то Рубикон, не то МКАД.

Снегири