Паспорт (рассказ)

ПАСПОРТ.

* * *

     Соблазнительная попка Кэролайн застывает передо мной на расстоянии вытянутой руки. Круглые полушария под гладкой материей чёрной эластичной юбки сначала подбираются и напрягаются, когда она встаёт на цыпочки, чтобы дотянуться до папки с бумагами на верхней полке, затем расслабляются и, грациозно покачиваясь, несут свою хозяйку обратно на её место за массивным столом её личного офиса.

    Сногсшибательно красивая, молодая, уверенная в себе, эффектная и эффективная на своей высокой управленческой позиции, с четким планом на будущее и шикарной квартирой в респектабельном районе Сан-Франциско. И имя у неё подстать – Кэролайн, такое же гладкое округлое и сексапильное с лёгким стильным изгибом. Кэролайн.

    Кэролайн бегло просматривает результаты тестов из папки и бросает на меня холодный взгляд поверх изящных очков в черной оправе.

    - Андрэй, тэсты вы написали отщэнь хорошо. Лучще другьих кандидатов. Я думаю, мы готовы прыньять вас на эту позицию, - как все «янки» букву «р» она произносит гортанно и раскатисто, что, на мой взгляд, только прибавляет ей сексапильности. – Но вы сказали, что у вас сейчас ньет загранпаспорта. Вы сможьете сдиелать его за этот период? Это пробльема?

    Тошнота совсем не вовремя вновь подкатывает к моему горлу, и холодный похмельный пот выступает на лбу. Я судорожно глотаю, и с усилием натягиваю профессиональную мину:

    – Нет-нет, никаких проблем, я успеваю. Вы же сами сказали, что на проекте переводчик нужен не раньше чем через полтора месяца. Я как раз успею оформить загранпаспорт и визу (если меня сейчас вырвет – это конец).

     - Но на следующей неделе праздньеки. Насколько я поньемаю, у вас осталось два днья, чтобы подать документы?

    - А я как раз завтра собираюсь подавать. Все успею.

    - Хорошо, тогда завтра, как подадьите документы, обязатьельно позвоньите мне, чтобы я знала, что мы в поньедельник можем подпьесать с вами контракт, - Кэролайн встаёт и растягивает губы в неискренней белозубой улыбке. – Желаю удачи, Андрэй.

    Железная эрекция не позволяет мне подняться с кресла так же свободно. Перекосившись, и прикрывшись плащом, я киваю и, торопливо выскальзываю из офиса Американского Благотворительного Общества "A.S.K."

    Организм чуть не подвёл меня, чуть не угробил шанс получить такую хорошую работу. А работа мне была нужна. Деньги с прошлого проекта подходили к концу, и платить за съёмную «однушку» в Кузьминках, где я прожил последний год, было нечем. Конечно, деньги можно было занять, а потом перезанять, как я не раз делал, но платить все равно когда-то надо. Работа бы позволила на какое-то время разобраться с финансовыми проблемами.

    Итак, сейчас на вокзал за билетом, потом домой, потом на работу к бывшей коллеге, которая обещала помочь правильно заполнить все документы, и уже завтра я буду в Тамбове. План в голове принимает чёткие очертания, украшается стрелками и штрихпунктирными линиям, и от этого настроение улучшается. Я ощущаю стойкое желание выпить.

    Пивбар "Командирский", несмотря на ранний час и будний день, не пустует. В желающих выпить недостатка нет. В основном это – студенты, прогуливающие пары, и полуопустившиеся тунеядцы всех мастей. На их фоне мой длинный серый плащ и деловой костюм смотрится инородно.

     - Ноль пять пива, пожалуйста, и вон тот коньяк маленький за сто пятьдесят, - по частоте образов, посещавших за это утро мой агонизирующий мозг, холодная кружка пива и стопка ароматного коньяка держат твёрдое второе место после задницы Кэролайн.

     - Может, что-нибудь закусить молодой человек пожелает?, -видавшая виды продавщица игриво улыбается.

    - Нет, спасибо, это всё, - я еле сдерживаюсь, чтобы не глотнуть холодного пива сразу у стойки, отсчитываю деньги и двигаю к столику возле окна.

    Присаживаюсь за столик. Делаю первый глоток пива. Зубы ломит от холода. Теперь стопку коньяка. Тёмная жидкость проваливается в пищевод и огнём разбегается по жилам. Ещё пару глотков пива. Похмельные мучения отпускают. Ослабляю галстук и смотрю в окно. Алкоголь ласкает внутренности мягкими лапами первого опьянения, даже солнце светит теперь как-то ярче. Допиваю пиво. Недопитый коньяк в карман. Здоровье поправлено. Пора двигаться дальше.

    Имей я московскую прописку, всё было бы проще. Доехать до МИДа на метро – это не до Тамбова восемь часов на поезде пилить. Но прописка у меня тамбовская, и в ближайшие годы перемен в этой области не предвидится.

* * *

    - Ваши документики, пожалуйста, - вальяжный сержант преградил дорогу (не нужно было бежать – тех, кто спешит, они и как раз тормозят).

    - Куда бежим? На поезд опаздываешь?, - мент перешёл на «ты» без приглашений и разрешений, такая уж подлая порода. Сегодня он «бандитов ловит», а завтра переоделся и самого от бандита не отличишь.

    - Поезд через час. Писать хочу, вот и бегу, - говорю грубо, выражение лица бывалое. Мент заметно скучнеет, отдаёт паспорт и вновь поворачивается лицом к потоку людей, извергающемуся из мрачного жерла метро. Уловка моя сработала. А вот если бы сказал, что опаздываю, то началось бы – «А почему нет временной регистрации? А вот мы вас сейчас задержим до выяснения». Понятно, что если человек на поезд опаздывает, то ему не до споров – раскошелится, никуда не денется.

    Пройдя метров двадцать спокойным шагом, я срываюсь на бег. Поезд Москва-Тамбов, приветливо мигая красными огнями, медленно трогается и скользит вдоль перрона. Сапоги скользят по льду, сумка с документами, бутылкой коньяка и парой банок пива бъёт по ногам, но расстояние между мной и поездом сокращается. Ещё рывок, и вот я, дыша коньяком и пивом, вваливаюсь в тамбур последнего вагона под неодобрительное бурчание пожилой проводницы.

    По пути до своего места, прохожу через несколько чужих вагонов. По дороге невольно обращаю внимание на то, как изменились пассажиры за три года, что я не путешествовал поездом. Никаких куриц на газетах и выпивки, зато все с включенными телефонами или ноутбуками. Все сидят в Интернете.

    Девочки с короткими стрижками и стильными узкими очками и пушистоголовые юноши с намотанными вокруг шеи модными полосатыми шарфами уставились в бледно голубой дизайн сайта «Facebook», народ попроще да постарше пялится в оранжево-белый интерфейс «Одноклассников». Триумф технологий.

    Когда-то давно в Америке изобрели барную стойку. Истинно американское изобретение – люди приходят в бар, садятся плечом к плечу, смотрят в стену и, молча, пьют. Когда им одиноко и хочется пообщаться, они общаются с барменом. Но не друг с другом. Иногда мне кажется, что весь мир превратился в эдакую огромную барную стойку.

    Кидаю сумку на свою верхнюю полку. На грубость сумка отзывается предательским звяканьем и бульканьем. Мощный запах перегара и старого доброго Farenheit сопровождает мои передвижения.

    - Добрый вечер, - я скромно здороваюсь и присаживаюсь на нижнюю полку рядом с двумя своими попутчицами. Они сдержано кивают и украдкой кидают оценивающие взгляды на не лишенного симпатичности мужчину средних лет в джинсах, тёмно-сером слегка растянутом свитере и чёрном пальто. Небольшая бородка, бакенбарды и лёгкий запах перегара отчетливо сигнализируют о налёте интеллигентности. Умудренный жизнью взгляд и отсутствие кольца на безымянном пальце правой руки говорит о недавнем разводе.

    «Ему б дала», - решает та, что постарше, и, с тяжёлым вздохом явив миру спрятанную было банку «Ягуара», начинает угрюмо расковыривать чей-то номер на потёртой клавиатуре золотистого Алкателя.

    «Не, ему бы не дала», - приходит к собственному выводу стройная студентка в обтягивающих джинсах от Calvin Klein, и возвращается к расчесыванию длинных волос, любуясь собой в небольшое зеркальце. Время от времени она постреливает глазами, проверяя реакцию окружающих мужчин на волнения в области её декольте.

    Я открываю банку пива и начинаю читать брошенную кем-то газету в тусклом свете вагонного светильника.

    -Слышь, ты чо, ваще рамсишь?, - поднимаю глаза и натыкаюсь на взгляд девицы с «Ягуаром». – Ты чо трубу не берёшь?! Сколько я те звонить должна?!– к уху её прижата трубка телефона.

     Я отворачиваюсь и продолжаю читать про коррупцию в жилищно-коммунальном секторе Твери.

    - Я домой поехала, уже в поезде сижу. Да ушла я от них. Да чо ты её слушаешь ваще. Уволила он меня, прям там! Да я сама не захотела оставаться. Посмотрю я теперь, как она сама эти кардиганы сраные свои продавать будет! Я ей два года говорила: «Эльмира, если ты мне зарплату не поднимешь хотя бы на три тысячи, то я уйду!», - и чо? Да кто там чо украл у неё…

    Я допиваю пиво, беру вторую и иду курить в тамбур. С наслаждением затягиваюсь и запиваю клубы сигаретного дыма пивом. Прямой путь к раку желудка.

    В тамбуре холодно, за окном мелькают огни полузасыпанных снегом дачных посёлков и деревенек.

    Свет в вагоне гасят, все укладываются спать. Перед сном меня ждёт приятный сюрприз – стройная студентка на соседней верхней полке переодевается под простынёй, белея в полумраке то одной, то другой обнажённой интересной частью тела. Фигура у неё и впрямь хорошая. Я с удовольствием наблюдаю, приканчивая остатки коньяка.

* * *

    - Мужчина… Мужчина! Просыпайтесь, через двадцать минут Тамбов, - проводница неделикатно тычет меня в бок и продвигается дальше по вагону, покрикивая на сонных пассажиров.

    Улица встречает миллионом колючих морозных иголок. После тёплого вагона, кажется, что температура на улице минус тридцать, не меньше. Тамбов дышит провинциальностью и благообразием. Кажется, он целиком населен девушками-матрёшками и мужчинами в меховых шапках с козырьками и кроссовках.

    У дореволюционного здания железнодорожного вокзала скопилось много таксистов, но никто не соглашается везти меня до местного отделения УФМС. Никто даже не торгуется, уверенный, что овчинка не стоит выделки – «слишком близко! Не повезу!». Приходится минут пятнадцать зябко перетаптываться с ноги на ногу в ожидании маршрутки.

    Прибыв на место, я обнаруживаю, что до открытия местного офиса УФМС остаётся ещё тридцать минут, и оставаться на улице на таком морозе совершенно невозможно. Приходится полчаса покантоваться в «Гастрономе» по соседству. В магазине пусто. Две толстые продавщицы подозрительно разглядывают явно не местного покупателя. Видимо придётся что-то купить. Я совершаю около двадцати кругов вокруг острова с бакалеей. Тяну время. Продавщицы смотрят на меня ещё более подозрительно и осуждающе.

    Наконец я беру коробку хрустящих палочек «Читаз» и бутылку Айрон брю. Расплачиваюсь, отхожу от кассы и делаю вид, что подсчитываю сдачу. В магазине повисает тишина. Обе продавщицы замирают, как сфинксы, и, молча, буравят меня глазами.

    Ну что ж семь минут я убил. Остаётся ещё двадцать. Посчитав мелочь, я медленно кладу её в карман, поворачиваю голову направо и делаю вид, что что-то разглядываю. Там стена и обитый железом пустой столик для покупок.

      Исправляюсь и бросаю заинтересованный взгляд налево. Рамки детектора и стопка пустых металлических корзин тоже не выглядят объектом, достойным длительного разглядывания.

    Смотрю прямо перед собой в глаза продавщицам, медленно разрываю пачку и начинаю есть палочки «Читаз» со вкусом сметаны и лука. В тишине их хруст звучит вызывающе.

    Напряжение разряжается стуком двери, в магазин заходят несколько покупателей, и моё присутствие на их фоне становится более органичным.

    Стою, медленно пережевываю кукурузные палочки с глюконатом натрия. Тяну время. Без пяти девять выхожу за дверь и направляюсь к отделу миграционной службы

    - Кто крайний?, - тамбовчане, успевшие за последние минуты перед открытием учреждения собраться в большом количестве перед заветной дверью, одновременно поворачивают ко мне лица, как одно живое существо.

    - Вы не по записи? За мной будете, - бойко выкрикивает старушка в каракулевой шапке.

    - Нет, за вами мужчина ещё занимал, он отошёл, а теперь за вами мы, только после нас ещё четверо, - хором вносят корректировку две молодые подружки, неразличимые на первый взгляд, как близняшки. Они обе голубоглазы, розовощёки и светловолосы. Обе одеты в шубки и высокие остроносые сапоги. Обе чуть полноваты и чуть симпатичны. Их мужчины в меховых шапках с козырьками и белых кроссовках стоят около новеньких блестящих Митсубиши Лансеров с видом независимым и даже вызывающим, и зловонно дымят на очередь дешёвыми сигаретами.

    - Окей. Буду за вами и ещё за четырьмя человеками, - дружелюбно улыбаюсь я в ответ. Очередь ещё секунду считывает с меня невербальную информацию, также синхронно отворачивается и продолжает сурово топтаться по снегу, выдувая облака морозного пара.

    - Хоть бы открыли, погреться пустили, что ли. Ноги уже отморозили тут, - причитает бабка в каракуле. Очередь, ощетинившись шубами, разноголосо ворчит и поскуливает в знак поддержки, как старая собака под дверью хозяина.

     Наконец в окне появляется заспанное лицо молодого служителя закона, он гремит засовом и распахивает дверь.

     Пока двери были закрыты, очередь была строго расписана по номерам и по порядку, но как только двери открываются, люди теряют человеческий облик и в хаосе ломятся к аппарату для выдачи отрывных талонов, напоминая стадо баранов.

    - Стойте, стойте, - куда вперёд?! Здесь же очередь, я первая занимала!, - вопит одна из старушек, хватая обезумевших сограждан за шубы и куртки. Через мгновение она отлетает, отброшенная тучным господином с портфелем.

    - Масик, бери сразу четыре талона, и для Гены с Людой тоже!, - кричит ему вслед не менее тучная жена в норковой шубе. Людской поток подхватывает и несёт меня к автомату по выдаче талонов, и я успеваю оторвать талончик с указанием времени аудиенции в заветном кабинете.

    То тут, то там вспыхивают локальные конфликты недовольных произволом очередников.

    - Ты чо такой-то?! А ещё очки одел, борзой! Как так-то?!, - негодуют подружки-матрёшки.

    - Я никого впереди себя не пущу, я первая была! Все после меня!, - бушует помятая толпой старушка.

     - Никакой очереди не знаю! Вот – ТАЛОНЧИК!, - рявкает тучная жена тучного господина с портфелем. В её голосе слышатся металлические нотки, а в глазах мелькает готовность вцепиться в глотку любому. На моём талончике написано 14:30, значит ждать ещё почти шесть часов. Хочется спать и выпить.

    - Так, хватит галдеть! Все успеют. Всех примем, – это из кабинета инспектора УФМС выходит его помощница неопределённого возраста с маленьким туповатым лицом и туго стянутыми на затылке жидкими волосиками морковного цвета. - Сначала все подходят сюда ко мне для проверки правильности оформления документов, - продолжает она тоном, не допускающим пререканий, - Неправильно оформленные документы инспектор смотреть не будет!

    Народ послушно выстраивается в очередь к её окошку и начинается отсев нерадивых оформителей.

    - Девушка, у нас на сайте русским по белому написано для таких, как вы, анкету заполнять ПЕЧАТНЫМИ буквами! Или как ещё объяснять! Нет, завтра мы не работаем – приходите в понедельник после двух. Следующий!

    - Где у вас тут индекс указан? А откуда я должна знать, какой у вас индекс! Ну и что-что на сайте так написано! Надо было подъехать и взять образец у нас! Нет исправлять и дописывать ничего нельзя – идите, заполняйте заново, я это не приму!

    Постепенно третья часть очереди с позором изгоняется на переделку анкет, а более удачливые торжествующе выстраиваются на окончательную сдачу документов к инспектору.

    Наконец, доходит очередь и до меня. Девушка в окошке берёт мои документы, и плотно сжав губы и прищурив глаза, начинает их тщательно изучать. Я радуюсь, что не стал заполнять анкету сам, а доверил это дело профессионалу.

    - Всё верно, паспорт давайте свой, - недовольно произносит ассистентка инспектора. С облегчением вздохнув, протягиваю ей паспорт. Несколько секунд она листает и рассматривает его, внезапно, её лицо озаряется, в глазах вспыхивает почти плотское возбуждение.

    - Заберите это! – она брезгливо швыряет на подоконник окошка все мои документы и паспорт. – С таким паспортом мы у вас ничего не примем!

    - А что с ним такое?, - в удивлении смотрю на свой паспорт.

    - У вас печать чёрная, а должна быть синяя! Ваш паспорт недействителен!, - рявкает она с ненавистью.

     - Ээээ… но постойте, я же не сам её туда поставил, я паспорт в УВД получал, уже лет десять по нему живу и всё нормально. И прошлый загранпаспорт по нему делал, и всё нормально было, - абсурдность отказа никак не хочет укладываться в моей голове.

    - МУЧЖИНА! ВЫ ГЛУХОЙ?!! Я русским языком сказала – я у вас этот паспорт НЕ ПРИМУ! Идите, меняйте паспорт!, - лицо ассистентки становится малиновым, капельки слюны веером вылетают из её рта, а глаза превращаются в две колючие бледные льдинки.

    - Но вы не имеете права!, - продолжаю возмущаться я, повышая голос.- Вы должны принять…

    - ОХРАНА-А-А-А!!, - от её визга очередь отшатывается от окошка, а старушка в каракулевой шапке начинает мелко креститься.

     - ОХРАНА-А!, - на вопли ассистентки прибегает тщедушный заспанный парень, одетый в милицейскую форму. – ВЫВЕДИТЕ этого мужчину! Он мешает мне работать! - загробным голосом вещает она, тыча в меня пальцем и вращая белками.

    Милиционер печально смотрит на меня и, пожимая плечами, в знак того, что он и сам не рад, но такая уж у него служба, жестом приглашает меня проследовать на выход. Под сочувствующие и злорадствующие взгляды из очереди я покидаю здание Тамбовского УФМС.

     На улице закуриваю и смотрю по сторонам, несмотря на яркое солнце мороз только крепчает. Желание выпить усиливается

    Старые знакомые продавщицы настороженно следят за моим возвращением в их мирок. Я подхожу к стене с разноцветным стеклом и этикетками. Пересчитываю деньги. Отметаю мысли об экономии и вытаскиваю Джона Уокера за красную жестяную голову из проволочных сетей. Добавляю к покупкам литровую бутылку колы.

    Продавщицы смотрят с теплотой и уважением. На крыльце я с хрустом скручиваю крышку с бутылки и делаю несколько обжигающих глотков. Виски взрывается в моём пустом желудке атомной бомбой и сообщает организму прилив бодрости. Запиваю колой и морозным воздухом, оглядываюсь в поисках такси – надо ехать на вокзал.

    - До вокзала. Триста, - я нагибаюсь в окно к мужику лет пятидесяти, одиноко кукующему в новенькой Приоре.

    - Триста?, - мужик оживает, глаза его вспыхивают, но что-то очевидно тревожит его. – Эх, да я бы подвез… ну у меня жена там … - он машет в сторону магазина, - За продуктами пошла.

     Пожимаю плечами, отхожу от машины и отхлёбываю виски из бутылки. Виски хорош.

    - Эй, мужик, садись!, - водила, видимо, принял решение. – Жена пока там выберет, я тебя отвезу. Успею.

    Я опять пожимаю плечами и падаю на заднее сиденье. В машине гудит печка, магнитола извергает разбитной шансон местного разлива. Приора весело бежит по залитой солнцем белоснежной искристой дороге мимо жёлтых зданий с синими крышами и бежевых зданий с крышами красного цвета. Со вкусом у тамбовчан всё в порядке. Я делаю ещё глоток, и терпкий запах струится по кабине. Мужик беспокойно дрожит ноздрёй и косит глазом со смесью неодобрения и зависти.

    - А жене я позвоню, сообщу, - громко и решительно возвещает он в пустоту, достаёт дешёвый мобильный и подносит к уху. Через несколько секунд из полиэтиленового пакета рядом с ним раздаётся приятный мелодичный звон.

    - Ах, ты ж так твою мать, - в сердцах бросает мужик, и, съёжившись за рулём, притапливает педаль газа. – Телефон забыла! Ну, что ты будешь делать!

    - Нехорошо, - неопределённо заявляю я и вновь поднимаю бутылку и делаю глоток. Мужик косится недовольно и тоскливо.

* * *

    Билет на огромный импортный автобус, отправляющийся в Москву ровно через два часа, куплен и положен в карман. Как раз успеваю подкрепиться и купить что-нибудь почитать перед дорогой. На улице всё так же морозно и солнечно.

    - А где-тут у вас книжный магазин ближайший?, - спрашиваю проходящую симпатичную девушку, пряча бутылку за спину. Она мило улыбается и объясняет дорогу.

    Дверь книжного магазина соседствует с дверью пиццерии. В книжном я беру Мураками, Фаулза и ещё какого-то модного писателя из полки «Бестселлер», в пиццерии два куска «пепперони» и чай с лимоном.

    Суббота в пиццерии – детский день. Она заполнена галдящими детьми их красивыми молодыми мамами и скучающими папами с похмелья. Папы кидают заинтересованные взгляды на стройных официанток в обтягивающих чёрных трико, а мамы искоса поглядывают в мой угол. Я здесь, как вошь на белом листке бумаги. Черные всколоченные волосы, чёрное пальто, щетина и круги под глазами придают мне вид несколько демонический. Я демонстративно плещу в пластиковый стаканчик виски и, злобно ухмыльнувшись, подмигиваю им. Молодые мамы тревожно отворачиваются, и язвительно пошипывают на осклабившихся в сторону официанток мужей.

    К автобусу я подхожу за пять минут до отправления, но ажиотажа вокруг не видно. Длинный просторный салон практически пуст, лишь на первых местах примостилось несколько командировочных с ноутбуками, они заняты редактированием презентаций и прокручиванием каких-то экселевских таблиц. Мир вокруг них не существует, а на лице застыло выражение лёгкой задумчивости и презрения.

    В центре просторного чрева междугороднего лайнера копошится компания из четырёх работяг. Они оживлённо крякают, позвякивают стаканами и шуршат свертками с домашней закуской. После долгого периода безработного просиживания штанов под пиление жён в родных деревнях они, наконец, направляются на заработки в Москву. Естественно, это не обходится без традиционных и долгожданных возлияний. Лица мужичков озарены светлым ожиданием и благоговейным томлением.

    Я прохожу и занимаю место в самом конце автобуса, раскладываю на соседнем сиденье новенькие, вкусно пахнущие краской книжки и пакет с алкоголем. Снимаю пальто и кидаю его на соседний ряд сидений.

     Автобус вздрагивает и плавно выруливает на дорогу. Я открываю Мураками и читаю, изредка прикладываясь к бутылке с виски.

    Работяги стремительно уничтожают первую бутылку водки, и приступают ко второй. Им не терпится привести себя в состояние невменяемости, чтобы полностью ощутить радость свободы от супружеских уз и домашних забот.

    - Да, Коляныч по плитке вообще спец, я те говорю! Мы с ним дерзко, ваще, работали! – долетают до меня их оживлённые возгласы.

    - Вася! Вася!, - ты чо там бухой уже? А-аахахаха! – орёт в трубку грузный селянин с багровой физиономией. – Слышь, он уже бухой там!, - сообщает он, повернувшись к остальной компании. – Вася, братуха, мы короче выехали, ты нас встречать будешь? Короче седня мы уже в Москве будем. Ну, да, с Семёнычем, куда мы без старого пердуна! – «старый пердун» пихает говорящего в бок кулаком.

     - Хорош трындеть-на, остывает водка-на, - протягивает он говоруну пластиковый стакан «с горкой».

    Я тоже выпиваю и углубляюсь в чтение. Автобус несёт нас по белоснежной равнине, через пейзажи один красивей другого. Для менеджеров на переднем сиденье включается видеодвойка под потолком автобуса. Показывают какой-то прошлогодний голливудский блокбастер. Через некоторое время автобус тормозит на заправке.

    - Стоянка пять минут, - сипло гудит водитель. Я выхожу и покупаю себе ещё колы, «работяги» осаждают туалет.

    Через пять минут мы загружаемся в автобус и выруливаем обратно на дорогу, но не успевает автобус проехать и сто метров, как его подрезает красный джип Infinity. Двери джипа распахиваются, и под громкие звуки танцевальной музыки (и под маты нашего водителя) из джипа высыпается шумная женская компания.

    Две девушки целуются и обнимаются с остальными. После этого, они заходят в автобус и, проследовав мимо «менеджеров» на передних сиденьях и ещё более решительно миновав пирующих «гастарбайтеров», садятся в хвосте автобуса на кресла передо мной. Они долго смеются и машут в окно провожающим в Infinity, который, выписывая пугающие зигзаги, несётся рядом с автобусом ещё минут десять, сигналя и мигая фарами.

    Две девушки, видимо, подруги. Лет двадцати пяти – двадцати семи. Одна из них пониже ростом с грубыми чертами лица, и черными, коротко остриженными волосами. Другая повыше и посимпатичней рыжеволосая, с синими глазами и капризными пухлыми губами, покрытыми прозрачным блеском.

    Лица их раскраснелись, то ли от выпитого, то ли от мороза. Они шушукаются и громко смеются, не обращая внимания на других пассажиров.

    - Слушай, ну Машка, вообще, отмочила, ты видела, как она на столе танцевала?

     - Хахаха, вот кадра!

    - Тычо, не видела, серьезно?

    - Да, я писать бегала.

    - Дура, ты, что на весь автобус орёшь! Хихихи!

    - Извините нас, молодой человек, - кокетливо обращается ко мне та, что пониже.

    Растягиваю губы в вежливой улыбке и жестом показываю, что они мне не мешают. Девушки опять хихикают и переходят на шёпот. Через некоторое время со стороны «пролетариата», уже достигшего нужной кондиции, отделяется неустойчивый силуэт и приближается к новым пассажиркам.

    - Девушки, эта… за знакомство будете водки.., - пьяно осклабившись, мужик протягивает им захватанный пластиковый стаканчик с водкой.

    - Нет, спасибо, - отвечает рыженькая. Девушки переглядываются и прыскают со смеха.

     Несколько секунд мужик продолжает тупо улыбаться, покачиваясь с протянутым стаканом в руке, и, переводя остекленелый взгляд с одной девушки на другую.

    - Эта…ну извините, если чо… я без злого умысла, если чо.. -, мужик прикладывает к сердцу руку, в которой держит стакан водки и водка бежит по застиранной майке прозрачными струйками.

    - Ох, ёб, твою мать! – охает он и отряхивается. Девушки смеются во весь голос.

    - Ой ... извините…- мужик притворно бьёт себя по губам. – Эта.. извините если что, - продолжая глупо улыбаться, он поворачивается и, пошатываясь, медленно бредёт восвояси.

    - Лёха, харэ спать, давай бухать, - слышен его голос уже из другого конца автобуса.

    - Стоянка десять минут, - сипит водитель, и автобус тормозит на пустынной асфальтовой площадке посреди шоссе с одинокими кабинками с буквами «М» и «Ж».

    Выхожу с наслаждением закуриваю и, уже не таясь, отхлёбываю виски из бутылки.

    Девушки бегут в туалет, потом приближаются ко мне.

    - Молодой человек, а можно у вас сигарету попросить, - кокетливо обращается ко мне та, что понижеи побойчей.

     - Пожалуйста, - улыбаюсь и протягиваю пачку по очереди обеим. Подношу зажигалку.

    - Виски? – протягиваю бутылку, озорно прищуриваясь.

    - Не-е-е… спасибо, мне хватит уже, - пьяно хихикает черненькая.

    - А я буду, - рыжая смело смотрит мне прямо в глаза и делает пару глотков из бутылки. –- - Спасибо. Я - Алла! – она протягивает мне холодную ладошку. – Саша, - представляется её подруга.

     Я называю своё имя, и мы стоим ещё некоторое время на морозе, перебрасываясь шутками и докуривая. Мотор автобуса заводится, и мы направляемся обратно. Один из работяг блюет, склонившись около заднего колеса, второй на карачках забирается по ступенькам в автобус, падает и, сильно ударившись головой, громко матерится.

    В автобусе я смешиваю девушкам виски с колой, незаметно тиснув стаканчики у упокоившихся в глубоком сне «работяг», и атмосфера в нашей маленькой компании становится совсем дружественной.

    - А вы кем работаете, - интересуется Алла, потягивая виски с колой.

     - Я – художник, - не моргнув глазом, вру я. – У меня на следующей неделе выставка в Москве, – небрежно добавляю я деталей.

    - О, как интересно! А вы обнажённую натуру рисуете? Аллка, попозируешь ему, - Саша беспардонно пихает подругу локтём, и они обе хихикают.

    - Ну, быть моделью – это тяжёлый труд, но мне кажется у вас интересный типаж, - я натягиваю отстранённо-профессиональное выражение лица и оглядываю Аллу с ног до головы.

    - Ну, я, подумаю над вашим предложением, - нарочито кокетливо отвечает Алла.

    За виски и разговорами мы не незаметно въезжаем в потрясающей красоты закат. Кроваво-красные лучи заходящего солнца, огненными искрами отражаются в снегу и подсвечивают лица девушек мягким красноватым светом.

    - Ну, за закат! – я протягиваю спутницам очередную порцию виски, но Саша отказывается.

    - Ой, не, спасибо! Меня что-то рубит уже - я сёдня ни свет, ни заря встала. Вы вон с Аллкой продолжайте, - она откидывается на своё кресло и закрывает глаза. Чтобы не мешать ей, мы перебираемся на мои сиденья.

    - Ой, а вы Мураками любите? Я его обожаю просто, - Алла берёт книжку и смотрит название.

    - Мой любимый писатель, - заявляю я и выразительно смотрю ей в глаза, - А что это мы всё на «вы», может перейдём на «ты»? – предлагаю я ей.

     - Давай, - Алла смотрит мне в глаза и улыбается.

    - Пьём на брудершафт! – я перекрещиваю наши руки со стаканами, и мы пьём неразбавленный виски, не запивая.

    - А после брудершафта по русскому обычаю, что делают? – я выдерживаю многозначительную паузу.

     - Целуются? – пьяно спрашивает Алла. В полумраке салона выражение её глаз неразличимо.

    Без ответа приближаю свои губы к её губам и целую. Она отвечает мне. Её губы мягкие и влажные, дыхание пахнет виски. Целоваться приятно, но со стороны Сашиного сиденья раздаётся сонное бормотание, и мы прерываемся.

    Несколько секунд мы молчим. По видеодвойке для передних сидений крутят какой-то концерт. Из темноты в середине салона изредка доносится храп «работяг».

    - А какой роман Мураками тебе больше всего нравится? – нарушает молчание Алла.

     - Ну, у него много хороших, - неопределённо мычу я. В голове шумит виски, и мысли сейчас совсем не о литературе.

    - А мне нравится «Кафка на пляже», - продолжает Алла. Я опять наклоняюсь к ней, и мы долго целуемся.

     - Может перейдем на заднее сиденье, чтобы не будить твою подругу? – шёпотом спрашиваю я. Мы пересаживаемся в самый конец автобуса. Там просторно и очень темно.

    Мы делаем ещё пару глотков виски прямо из бутылки.

     - Но живопись я тоже люблю, - шепчет она мне на ухо. – Сальвадора Дали…

    В это время я шарю руками по её горячему телу и целую в шею около уха. Дыханье Аллы учащается, её рука скользит по моей ширинке и расстегивает ремень.

    Невзирая на неудобства, под храп работяг и весёлые вопли видеодвойки мы страстно занимаемся любовью на заднем сиденье автобуса. Потом некоторое время сидим, обнявшись, и просто целуемся. За окнами мелькают знакомые виды - мы въезжаем на МКАД. Алла идёт будить подругу, а я занимаю своё место.

    - А вы чо такие тихие, поссорились что ли, - просыпается Саша. Алла хихикает, я выливаю остатки виски в пластиковый стаканчик и, подмигнув заспанной Саше, выпиваю. Судя по ощущениям, я уже сильно пьян.

     Автобус останавливается недалеко от Павелецкого вокзала.

    - Счастливо, Андрей, приятно было познакомиться, - прощается Саша.

    - Мне тоже ОЧЕНЬ приятно было познакомиться, - хихикает Алла. - Увидимся на выставке! – Алла подмигивает мне на прощанье, и девушки выходят. Я немного мешкаю, собирая свои вещи. Мне приходит мысль спросить её номер телефона. Я выбегаю вслед за ними, но около автобуса их уже встречают. Молодой человек с букетом цветов обнимает и целует Аллу. Они втроём смеются и идут к черному БМВ. Я смотрю им вслед, потом резко поворачиваюсь и иду в сторону Павелецкого вокзала.

    По льду площади снуют люди с серыми мрачными лицами и сумками. Завывание ветра и гудки автомашин. Холодный неуютный город давит, отталкивает, как будто пытаясь защититься от непрошенных гостей, которые тысячами прибывают в него каждую минуту.

    На метро добираюсь до Кузьминок. В гастрономе перед домом покупаю бутылку водки и пачку Честерфилда, поднимаюсь на свой этаж. В однушке холодно и стоит затхлый нежилой запах. Чувствую усталость.

    Закрываю дверь и, не разуваясь, прохожу на кухню, ставлю на стол бутылку водки, выкладываю сигареты и телефон. Плюхаюсь на скрипящий стул, откидываюсь на спинку и вытягиваю ноги. Пить не хочется, но я все равно скручиваю жестяную пробку с бутылки и делаю несколько глотков. Сразу же закуриваю, чтобы заглушить неприятный вкус дешёвой водки. Откидываюсь на стуле, вытягиваю ноги и курю. Пепел стряхиваю прямо на грязный пол.

    Телефон на столе вдруг вздрагивает и начинает крутиться, приведённый в движение виброзвонком. На дисплее высвечивается номер Кэролайн. Покрутившись на месте несколько секунд, он замирает. Наступает тишина.

    Через некоторое время из под конфорки газовой плиты, выползает бледно-рыжий выцветший от старости таракан, похоже, решивший, что здесь никого нет. Несколько секунд он сидит, проверяя обстановку, шевеля длинными седыми усами. Затем, видимо, решает, что все спокойно, и мелкими перебежками двигается к хлебнице.