Анекдоты из жизни замечательных людей (продолжение)

АНЕКДОТЫ ИЗ ЖИЗНИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ

( продолжение, начало в № 66)

Какой-то губернатор пожаловался кн. Орлову (был у Екатрены II такой любовник). Обвиняют-де его во взятках. "А ты наплюй, -- посоветовал Орлов. -- Меня уже сколько раз обвиняли, а с меня как с гуся вода. Но странное дело: едва перестаю брать взятки, как и обвинять перестают.

Великий немецкий математик Лейбниц состоял при дворе прусского короля в штате шутов, музыкантов... Правда, у него была при этом особая роль: Лейбниц должен был развлекать августейших особ ученым разговором. Петр I, заботясь о развитии науки в России, пытался заполучить в Петербург и Лейбница. "На кой ляд, -- недоумевал прусский король Фридрих I, -- он тебе сдался; совершенно ничтожнейшая и бесполезнейшая личность: даже на часах толком не умеет стоять". Этот Лейбниц между прочим, стоя на часах, придумал двоичное исчисление, лежащее в основе математического обеспечения компьютеров. А также насоветовал Петру I двигаться на восток и двигать туда просвещение: а не Западе-де России делать нечего.

XVIII век, чтобы о нем не говорили, ознаменовался в русской жизни как век великих людей, быстрых и смелых решений и поступков. Все это, разумеется, покупалось крестьянской кровью. Был у Павла I фаворит, Кутайцев из брадобреев попавший в графья. На нажитые шальные деньги построил дворец и пригласил на новоселье самого императора. А чтобы не ударить в грязь лицом на всякий случай спросил совета у своего соседа Аракчеева.
-- Хорош дворец, хорош... -- хвалил тот, -- настоящее итальянское палаццо...
-- А то!
-- Вот только ни одной книги нет. А его императорское величество любит, чтобы в дворянских домах были библиотеки.
-- Вон оно что...
И Кутайцев тут же гонит в Петербург, заваливается в книжную, самую тогда богатую лавку Сопикова.
-- Сколько все это стоит?
-- Столько-то.
-- Хоть и дороговато, а беру. Вот тебе еще 300 руб сверх, и чтобы в три дня составил мне библиотеку.

Император остался очень доволен. А еще на этой библиотеке воспитывался сын Кутайцева, погибший в войну 1812 года, один из образованнейших людей своего времени и много обещавший. У нынешних богатеев библиотеки не в моде. Вот если футбольный клуб -- это да.

Говорят, что теория подтверждается практикой, и если рекомендации теоретиков дают практические результаты, то теория верна. Черта с два. Однажды к замечательному химику Лавуазье обратился владелец фабрики по производству сахара. Проблема заключалась в том, что сахар имел желтоватый оттенок, который не нравился покупателям - он им казался грязным. Фабрикант попросил химика разобраться в этой проблеме. Лавуазье, вооружившись знаниями и теориями тех лет, посчитал, что вся проблема во флогистоне, а чтобы удалить его нужно добавить в процесс получения уголь. Что и было сделано, и сахар стал получаться таким белым, что разве лишь крылышками не махал, чтобы его живым взяли на небо вместо ангелов. Этот опыт тогдашние химики рассматривали как убедительное доказательство правильности флогистонной теории. Один из них, правда, поимел сомнения, стал сражаться с этой теорией и в конце концов ее опроверг, за что и закончил в 1793 году жизнь на гильотине. Звали этого химика... Лавуазье. Почему же его практические рекомендации оказались верными? А черт его знает. Скорее всего сыграл роль его громадный практический опыт.

Не значит открыть секрет, если сказать, что и великим людям порой свойственно тщеславие самого мелкого пошиба. Уж куда как славой был не обижен Бах, особенно под конец своей жизни. Но что ему восхищение разных там курфюрстов и крон- принцев. Он любил переодеваться бедным школьным учителем и в таком виде появляться в какой-нибудь захолустной церкви. Там он просил у церковного органиста разрешения сыграть на органе. И если получал таковое, великий органист садился за инструмент и... Присутствовавшие в церкви бывали настолько поражены великолепием и мощью его игры, что некоторые, полагая, что обыкновенный человек не может играть так прекрасно, в испуге убегали... Они думали, что к ним в церковь заглянул... переодетый дьявол. Баху такое отношение к своим способностям было очень даже по нраву.

Вольтер явился в гости к английскому драматургу Конгриву, и заявил с порога, что он де хочет побеседовать с ним о современной драматургии

-- Вы ошиблись, -- сказал Конгрив, -- я не столько драматург, сколько дворянин.
-- Будь вы всего лишь дворянином, -- сказал Вольтер, -- я бы не стал тратить время на поездку к вам.

И все же ошибся Вольтер. Они проговорили несколько часов, остались очень довольны друг другом, но Конгрив почти ничего не говорил о театре, зато рассыпал массу анекдотов, сплетен, случаев из жизни аристобщества Англии. Скучен писатель, если у него нет другой темы, как его писательство.

Скучен писатель, если у него нет другой темы, как его писательство. Буало и Расин -- фр. драматург и критик в старости жили в деревне рядом. Ежеденедельно они ездили друг к другу в гости. Но этого им было мало, и они еще вели к тому регулярную переписку. Но все о литературе, театре, какая рифма хороша, какая нет, какая сцена удачна и почему. "Да, умны г-да Расин и Буало, но все как-то на один манер. Живому человеку крайне было бы неуютно в их обществе," -- заметил по этому поводу Мориак. А ведь сам был писателем.

Книга Филдинга "Приключения Тома Джонса" вызвала шквальный успех у публики, но критика этих восторгов не разделяла. "Меня возмущает, что вы цитируете эту порочную книгу, -- писал д-р Джонсон одной из своих корреспонденток. -- Мне очень жаль, что вы ее прочли. Ни одна скромная женщина не должна позволять себе подобного признания".

-- Неужели сэр, -- сказал ему друг, -- вы не согласны с тем, что м-р Филдинг очень правдиво описывает человеческую жизнь?

-- Да, сэр. Только жизнь эта очень уж низкая. Не зная я, кто такой этот Филдинг, я бы решил, что передо мной конюх с постоялого двора.

Когда смотришь современное телевидение, то такое отношение к "правде жизни" отнюдь не кажется снобизмом

Изобретатель парохода Фултон долго не мог никуда пристроить свое изобретение. Куда бы он ни обращался, всюду предложения построить корабль, движимый паром, встречали отказ. С трудом добившись аудиенции у Наполеона, он коротко изложил ему суть проблемы. Наполеон минуту посмотрел на чертежи и задумчиво ответил: "Каждый день мне предлагают проекты один фантастичнее другого". А на дворе как раз стоял 1805 год, и Наполеон был страсть как озабочен пощупать вымя старушке Англии, да вот через Ла Манш никак не мог перебраться с войском, и фултоновский проект, казалось бы, как нельзя вовремя подходил к его затеям. "Не далее как вчера, например, мне предложили посадить кавалерию на дельфинов." Прошло ровно десять лет, и Наполеона отвозили на остров Св. Елены. Мимо протарахтел один из первых пароходиков. "Что это," -- спросил низложенный император. Ему объяснили и не преминули напомнить ту давнюю историю. "Вот что значит за мелочами вовремя не углядеть великого". Любопытно, что в замечательной и вполне научной монографии на полном серьезе разбирается этот анекдот и приводится весомая аргументация, почему этого не могло быть: таким общепризнанным "фактом" успел стать рассказываемый случай.

 М. Твен рассказывает. В провинциальном театре он смотрел постановку "Ю. Цезаря". И среди выходивших на сцену в свите диктатора солдат он узнал некогда кузнеца из деревеньки близ его родного городка. Этот кузнец когда-то так пленился игрой бродячей труппы, что бросил свое ремесло и увязался за ней. После спектакля М. Твен спросил антерпренера: "Я знаю, что этот человек уже много лет в театре. И что он, кроме как до бессловесных ролей ни до чего не дослужился?" (Сам предмет разговора на подобный вопрос был возмущен: он раньше выходил шестым, последним солдатом, а вот уже несколько лет выходит пятым, а вскоре должен был получить место четвертого). "Он абсолютно лишен памяти, -- был ответ. -- Ему пробовали поручить несколько фраз, типа «кушать подано», но он терялся и все безбожно перевирал".
Тем не менее этот бедолага всю жизнь учил Гамлета, надеясь все-таки хоть когда-нибудь его сыграть.
Это вообще удивительная сила, которая вопреки логике тянет людей в искусство и заставляет там торчать даже при полном самосознании отсутствия данных. Члены Союза писателей, особенно в провинции -- ярчайший тому пример: не говорите о деньгах -- преуспевают единицы, а большинство, особенно поэты, влачат тягостную для себя и окружающих лямку). Светоний пишет о некотором не то всаднике, не то пешеходе, который после законного дембеля, имея на руках определенные средства не прокутил их, не вложил в хозяйство, а удалился в деревню и при всеобщих насмешках отдался изучению латинского языка, лингвистики, как бы мы теперь сказали. Поистине "всякого только что родившегося младенца стоит выкупать, обтереть, после чего слегка пошлепать по попке, приговаривая «Не пиши, не пиши»" (А. Чехов).

[искусство и наука] Во время своего турне по Америке Н. Бор читал популярные лекции. Одну из них он читал в коннектикутском Колледже свободных искусств и наук. Речь шла о наблюдаемых излучениях, квантах в спектрах и какую это роль играет в понимании строения Вселенной. Неожиданно один из слушателей задал вопрос:

-- Ну и как все это устроено?
-- Понимаете, -- терпеливо начал Бор, -- если предположить, что наблюдаемые смещения спектра, рассчитываемые по формуле...
-- А без этих штучек-дрючек если. А по сути: как все это устроено.
Так Н. Бор познакомился с поэтом Р. Фростом. К запланированной лекции он присовокупил несколько дней, которые он провел в беседах и спорах с Фростом.
-- И о чем вы спорили, -- спрашивал Бора его коллега Паули.
-- Мы искали лучшие слова для выражения лучших в мире.
-- И нашли? -- Паули в кругах физиков славился своей насмешливостью.
-- Нашли... что лучшие в мире мысли, всегда невыразимы.
Что ответил Паули, история не сохранила, хотя сам этот случай как раз и описан в мемуарах Паули.

Не всякие умеют, как один из советских лидеров жить по 50 лет в струю. Но есть и такие, которым без особых усилий удается не отставать от моды. "Вы счастливый человек, сэр Эрнст, вы всегда на гребне волны!" -- кто-то сказал физику Резерфорду. А он ответил, смеясь: "Да! Но я-то и поднимаю эту волну; не так ли?"

История с Наполеоном и Фултоном, правдивая или нет, приобрела уже собственную жизнь и даже оказывает влияние на ход истории. Получается так, что влияют не столько сами факты, сколько их бытование в мире. Советник американского президента Ф. Рузвельта как-то обратился к нему с идеей, что некие физики грозятся создать некое невиданное оружие, если им помогут.

-- Ах уж эти ученые. Меня и так осаждают каждый день с проектами, один экстравагантнее другого.
-- Во-во, -- ответил советник (Александр Сакс, значение этого человека случайно оказалось столь велико, что не лишне раскрыть его псевдоним), -- то же самое сказал и Наполеон Фултону, когда тот принес ему идею парохода.
-- Я понял ваш намек, -- сказал Рузвельт.
И на столе появилась бутылка коньяка "Наполеон" и две рюмки, после чего они перешли к обсуждению других вопросов. И когда Сакс уже выходил из кабинета, Рузвельт остановил его:
-- Да, кстати, на счет этих ученых. Действуйте.

Так был старт работам по созданию атомной бомбы. Ученым, который написал это письмо был небезызвестный А. Эйнштейн, который в свою очередь передал президенту просьбу физиков-ядерщиков Теллера и Сцилларда. Кто знает, может быть человечество спало бы сегодня спокойнее, если бы Рузвельту хватило мудрости Наполеона.

В первой половине XIX века прагматики (их называли утилитаристами) на посиделках интеллектуалов яростно спорили с романтиками, которые подобно И. Карамазову декларировали: "Я мира божьего не принимаю!" -- не больше и не меньше. Однажды Карлейль, англфилософ того времени, который как раз стоял на противоположной стороне, беседовал с одной такой взъерошенной -- ни в одежде, а в мыслях -- дамочкой, американкой М. Фуллер. После трех часов горячих убеждений, когда Карлейль говорил, а Фуллер слушала, та наконец горячо воскликнула:
-- Теперь я принимаю Вселенную.
-- Разумно. Тем более это в ваших прямых интересах.
Что делать? приходиться мириться с таким миром, каков он есть.

[человеческие свойства; принципы и личность] Как нужно судить о человеке? По его высказываниям или по его личности? Ибо для писателя, скажем, его высказывания -- это частно и есть его дела. Однажды Карлейль, английский философ XIX века, заспорил с анлийским же и того же XIX века, но уже поэтом Теннисоном о Вильгельме Завоевателе, покорившем Англию аж в 1066 году. Вильгельм при этом затопил Англию кровью. Теннисон яростно утверждал, что век гуманизма, просвещения и демократии никак не может принять такую хулиганскую личность. Карлейль же, поклонник более суровых времен, напротив настаивал, что это замечательный герой. "Если Вильгельм совершал жестокости, то он имел на это право," -- и мечтательно добавал: "Ах если бы он пришел в современную Англию, хотя бы на день!" -- "Я бы подкараулил его возле дверей, ведущих в провал времени, и всадил бы ему нож между ребер". Карлейль посмотрел задумчиво на приятеля и сказал на полном серьезе: "Да, Альфред, ты бы это сделал, ведь ты у нас бешеный, а я никогда бы не решился ударить живого человека".

[искусство и жизнь; художник в повседневности] Карлейль поражал современников неординароностью и противоречивостью своих суждений и поступков (часто только кажущуюся, ибо основывалась на непонимании этого философа). "Слишком много рубашек? -- обрушивался он на всеобщий вопль о кризисе перепроизводства, -- вот так новость для нашей земли, где 900 миллионов ходят раздетыми..." И он же проводил время в аристократических салонах, утврерждая, что именно в аристократии может быть спасение человечества от волны коммерционализации и прагматизма (или, как тогда говорили, "утилитаризма"). Он уговарил одну из своих приятельниц леди Гарриет, очередную "незаконную комету в ряду расчисленных светил" бросить праздную жизнь, посвятить жизнь более возвышенным целям. Выслушав его очередной монолог за ланчем, она невозмутимо заметила:

-- Дорогой, твой чай совсем остыл -- это удел всех пророров.
А потом писала в письме к подруге: "Представляешь, вчера мистер Карлейль, когда мы с ним только вдвоем, неожиданно встал во весь рост и торжественно обратился к народу Англии".

[старость] Английский философ Карлейль прожил долгую и плодотворную жизнь. И под старость уже впал в совершеннейшую недееспособность. Писать, чем он занимался всю жизнь, он уже не мог: "Слов уходит вдвое больше, а смысл наполовину не становится яснее". Одному из друзей на день рождения он сказал: "Желаю вам всяческого благоденствия, и чтобы вы не дожили до 82 лет". В другой раз ему сказали, что принц Уэльский, наследник престола, хочет видеть его и говорить с ним. "Надеюсь, я заслужил после смерти быть похороненным в Вестминстерском аббатстве?", как бы невпопад спросил Карлейль. "Думаю, да". -- "Пусть принц приходит туда после моей смерти. О чем говорить со мной? Я слишком стар. Думаю, труп мой будет выглядеть все же более прилично, а мои книги заменят беседу".

[наука и общество; новое и старое] Можно бороться с религиозными предрассудками, а можно призвать их себе на помощь и даже использовать во благо. В конце 1840-х гг медики, как будто сорвавшись с цепи, в массовом порядке стали использовать при хирургических операциях наркоз. Одним из пионеров этого новшества и первым, кто применил хлороформ был шотландский акушер Симсон. Многие роженицы были ему чрезвычайно благодарны за облегчение мук появления новой жизни. Но вдруг восстали церковники. "Как же так. Ведь сказано в писании: «В муках будет рожать Ева детей»". Запахло жареным. Но не такого простака напали. Симпсон публично отбрехался: "Мои противники забывают 21-й стих второй главы книги Бытия. Там упоминается о первой в истории хирургической операции. Творец, прежде чем вырезать у Адама ребро для сотворения Евы, погрузил его в глубокий сон". Противники, принадлежа в основном к сельскому духовенству, не то чтобы забыли это место, а просто не очень крепко его знали, поэтому посчитали за благо лучше не ввязываться в дальнейшие дискуссии. Прогресс продложил семимильными шагами свое поступальное шествие.

[искусство; твореческая самобытность] То что художники народ не просто самолюбивый, но до крайности эксцентричный, известно всем. Подобно предшественникам Коперника они воображают, что Вселенная вращается не вокруг единого огня -- Солнца, а вокруг их творческого Я. Поэтому дружба между двумя твореческими личностями -- вещь до чрезвычайности хрупкая. Уж кажется на что были не разлей вода фр художники Матисс и ирландский писатель Джойс. Матисс даже взялся иллюстрировать его путаный роман "Улисс". Поначалу Джойс был доволен работой приятеля, но потом к нему подкралось сомнение, а достаточно ли француз понимает дублинскую специфику. Поэтому он подослал к тому иллюстрированный ирландский журнал из 1904 г, когда и где вертится действие его романа.
Каково же было его возмущение, когда он понял, что Матисс даже не открывал журнала, а для вдохновения использовал настоящего "Улисса", то есть "Одиссею". Дружбе был положен конец, да еще и в очень неприглядном виде, учитывая, что Джойс в 1932 г был еще никто, а Матисс -- мэтр и посему издатели в их споре решительно встали на сторону француза. Джойса жалило, что его роман был всего лишь таким же материалом для Матисса, для для него самого бессмертная поэма Гомер.

[искусство и жизнь; семья] Очень большое значение в жизни имеет умение правильно выбрать себе жену или мужа. Был в первой половине XIX в Англии такой проповедник -- Ирвинг, друг их тамошнего гения Карлейля. В Англии, как и сейчас в Америке это с ними бывает: вдруг находит пророческий дар, начинают вещать истинного Христа. Пока это приносит прибыль и не очень выбивается из рамок приличий, такое даже поощряется. На этого Ирвинга поначалу ходили как в цирк, и в день его проповеди места в церкви, где он клеймил маммону и восхвалял бедность стоили до 20 фунтов: сумма по тем временам, когда на 200 фунтов в год, пусть не богато, но сносно можно было прожить, просто фантастическая. Но потом он сам уверовал в свою миссию, а это уже плохо: ему запретили проповедовать в церкви, а когда он не внял запрету и вообще уволили. Карлейль очень сожалел о своем друге молодости, а его жена, которая в свое время разрывалась, кому отдать руку, заметили: "Если бы я была его женой, все было бы хорошо; уж я бы не допустила никаких проповедей".

Восток

[искусство и власть] А теперь обратим свои взоры на Восток. Восток -- дело тонкое, и знаем мы о нем очень мало, а понимаем и того меньше. Поэтому и толковать то, что знаем можем и вкривь и вкось. Но как можно двусмысленно толковать такой случай? Жил в Персии поэт Хафиз. А было это аккурат в XIV веке, когда грозный завоеватель Тамерлан огненным смерчем катился по земле. Кстати, в 1395 г он докатился до России. Почти. Ибо застрял в Ногайском ханстве, где гужевался с местным ханом от души несколько недель. Пока его полчища стояли готовые затерзать бедную Русь. И поскольку обескровленная Донским побоищем и последующим нашествием Тохтамыша она не в силах была шевельнуть военным пальцем, организовывались крестные ходы и моления. И -- о чудо! -- простояв несколько недель в степях, Тамерлан повернул свои полчища в другом направлении. Что было рассмотрено церковниками как помощь Б. Матери. А Хафиз, само собой, был далек от политики, как сказали бы мы сейчас, декламировал себе по мечетям Коран, кропал себе стишки о вине, любви, и любимой девушке, все больше лежа на диване:

"За одну родинку ее
Я отдал бы Самарканд и Бухару"
и как добавлял в современном советском фильме старик-узбек: "А я бы и Ташкент в придачу". Когда Тамерлан по дороге домой в очердной раз проезжал город, где жил Хафиз (Шираз), он приказал привести Хафиза к себе:
-- Кто ты такой, чтобы отдавать за какую-то там родинку, лучшие города моих владений? Ты на себя-то сам посмотри. Нищета голимая. Что ты вообще можешь кому-то дать?
-- О повелитель! Ты правильно говоришь, глядя на мои лохмотья. Вот до этого и довела меня моя щедрость.

[политика; протокол и личность] Политик должен уметь держать язык за зубами, или говоря более дипломатично, выражаться сдержанно. Иначе вполне можно нарваться на дипскандал. Так, как-то в 1990-е очередной министр иностранных дел Японии сказал, что за время колониального господства в Корее его страна сделала корейцам и кое-что хорошее. Последние, весьма болезненно воспринимающие любое напоминание о своем когда-то подчинении восточному соседу, возмутились. Министр возмутился: не помогло. И тогда, чтобы уладить кое-как скандал, пришлось отправить болтуна в отставку.
Однако бывают и исключения из правил, и могут себе позволить такие исключения или очень отмороженные типа Гитлера и Муссолини или... политики… ну такого, особого что ли склада...
Известно, что очень долго Индия боролась за независимость. Возглавлял эту борьбу, хотя никаких постов и не занимал, М. Ганди. М. расшифровывается как Махатма "душа", но он сам себя, не любя понтов, называл тем же именем, что и родители ему дали при рождении -- Мохандас. Сначала боровшиеся требовали лишь признания равных прав индусов и англичан. Когда английская корона решила удовлетворить это требование, на повестке дня стал уже вопрос о самоуправлении. Англичане так долго с этим тянули, что когда они наконец смирились с этим требованием, индийцы уже нацелились на полную и безоговорочную независимость. Однако англичане. не вникнув как следует в ситуацию, сунулись ни к селу ни к городу, да еще и с немалой помпой с этим самоуправлением. С этим предложением л. Маунтебэк, тогда генерал-губернатор Индии, и шел на встречу с Ганди. Встреча длилась всего полчаса, и когда Ганди окружили дежурившие журналисты со стандартным вопросом об итогах встречи, тот вместо всяких там "встреча прошла в конструктивном духе, хотя и имелись определенные разногласия" так и ляпнул: "Все эти предложения просроченные векселя в прогоревшем банке". Конечно, брать пример с Ганди не следует, ведь "наши потомки вряд ли поверят, что такой человек из плоти и крови мог когда-то ходить по земле" (Б. Шоу).

[политика, протокол и личность] В другой раз л. Маунтебек навестил Ганди в его ашраме: сорт общежития. Английский лорд со своей супругой: интересно какого приема они ожидали? Вышколенных лакеев и дворецких? Вместо этого его угощают овощами с холодной водой -- Ганди был убежденным вегитарианцем. Мало этого. По окончании этого лукуллова пира по законам ашрама каждый должен был вымыть за собой посуду. Впрочем, заявил Ганди, поскольку они его гости, то он сам вымоет за ними посуду.

[искусство и общество, мода на поэзию] Восточные поэты, может кому неизвестно, но это так, пишут не под собственными именами, а под псевдонимами. Допустим, Хафиз -- это "чтец Корана". В каждой деревне есть свой Хафиз, а в таком городе как Тегеран, но поскольку мир знает только одного хафиза, вот и пишет его с большой буквы. Саади -- это "человек Саада" -- правителя, оказавшему бездомному поэту приют, под крылом которого он и написал свой "Гулистан". "Дехлеви" -- значит Делийский, ибо хотя классик иранской поэзии, но жил он в Дели. Мукими всю жизнь прожил в Коканде, потому и назвался "оседлый", а вот Фурката, тоже кокандца судьба поносила по свету и упокоила в Яркенде, поэтому он назвался "разлученный", почти как Махтумкули, только псевдоним того Фраги значил "разлученный со счастьем". Псевдоним выбирается поэтом не так себе, наобум, а очень тщательно. Он должен быть звучным, отражать поэтическую суть (если ты Хафиз, то должен быть таким хафизом, чтобы все остальные хафизы были рядом с тобой тьфу -- дрянь), и желательно уникальным. Так Айни, таджикский поэт не ахти как прославившийся на поэтической лоне, зато написавший книгу замечательных мемуаров "Бухара", долго выбирал себе псевдоним, и взял слово, которое в арабском (псевдоним брался из арабского, редко персидского языка) имеет 48 значений.

-- Как это понимать "айни"? -- спрашивали его.
-- А как хотите, так и понимайте.
Популярность поэзии в Бухаре времен юности Айни (1890-е) была так велика, что всякий едва начавший писать стихи, тут же пытался приискать себе звучный псевдоним. Один из знакомых Айни, добродушный, но не очень интеллектуал, студент медресе долго подыскивал себе псевдоним, но каждый раз друзья высмеивали его. Наконец, он сказал, что будет зваться, забыл как, но в переводе "Жук".
-- Но это же некрасиво.
-- Зато такого псевдонима ни у кого нет.
И тут кто-то сказал:
-- Абдулла, зачем тебе псевдоним? Ты ведь все равно стихов не пишешь.
Тот даже обиделся:
-- А если бы вдруг писал, куда мне деваться без псевдонима?
В самом деле, куда?

[особенности твореческой личности] Художник и коммерция -- вещи в общем-то плохо совместимые. В 32 года, ничего не добившись в искусстве Пиросмани прилепился к торговле. У него было немного денег и он открыл лавку. Торговали они по очереди с компаньоном, причем на долю последнего торговая вахта выпадала все чаще и чаще. Однажды тот в свой выходной день проходил мимо лавки. И хотя день для коммерции был очень удачный, она оказалась закрытой. Оказывается Пиросмани вдруг повозку, груженую свежескошенной травой -- "много, с двух ишаков", купил ее, рассыпал в задней комнате по полу и валялся.

-- Ты что, Нико?
-- Понимаешь, друг. Так хорошо, что можно не ехать в деревню.
Естественно, дела так не делаются. "Ему было противно торговать," -- вспоминал об этом позднее его тогдашинй компаньон

[искусство, отвязанность поэта] В 1920-е гг грузинский поэт Леонидзе беседовал с одним из духанных (т. е. вместе пили по кабакам) друзей Н. Пиросманишвили:
-- Как жаль, что его нет среди нас, -- сказал поэт.
-- Нет, -- не согласился Лимона, так звали этого экзотического друга. -- Это его счастье, что он умер. Кто бы дал ему работу? Куда бы он делся?
-- Но сейчас другие времена, -- сказал поэт, -- не то что при царизме. Советское правительство теперь заботится о художниках и поэтах (наивный: как выяснилось потом "Советская власть дала писателям все -- она отняла у них только одно: право писать").
-- Он бы, -- задумчиво возразил Лимона, -- все равно продолжал бы пить и бродяжничать, и подвел бы правительство.
Да согласие между художником и властью обречено быть кратким и непрочным.

[искусство и общество, меценатство] Меценатство было одним из прочных столпов поддерки искусства. Причем иногда приобретало странные формы. Духанщик Кула Гландели (т е трактирщик), так пленился стихами молодого поэта Луки Разикашвили (будущий классик грузинской литературы Важа Пшавела), что решился ему помочь деньгами на учебу. Однако сам он не был богат. Поэтому он поехал на состязания борцов и сказал, что готов бороться с любым желающим. Так как он на этом поприще был весьма известен, то он собрал столько денег, что Луке хватило на учебу в Петербурге. Странно, почему же духанщик не помог так себе?

[искусство и общество, меценатство] Иногда и торговые люди совершают странные поступки, не совместимые с выгодой. В одном из тифлисских духанов два грузинских, тогда еще мало известных поэта Г. Табидзе и П. Яшвили читали свои стихи. Духанщик был так растроган, что стал со стены портрет Руставели, который для него когда-то написал ихний знаменитый художник Н. Пиросмани и подарил его... Нине Табидзе, большой красавице и жене одного из этих поэтов. При чем здесь правда женщина, в толк взять невозможно: она-то стихов не писала.

[искусство, профессионализм и самобытность] Слава художника может принимать очень причудливые формы. Так, Пиросманишвили очень прославился по тифлисским духанам, где он рисовал, часто за "выпивку и угощение". Однако, когда в конце жизни он неожиданно пошел в славу, духанный мир воспринял это очень болезненно. "Подумаешь, знаменитость, -- сказал один духанщик, -- пусть благодарит за то, что его кормят". И это сказал человек, который неизменно относился к нему благожелательно. И даже после смерти художника, когда начали собрать сохранившиеся его картины, эта двойственность никак не стиралась. "Это память о Никала, я не могу ее променять на деньги," -- говорил другой духанщик на просьбу продать имеющиеся у него клеенки (а Пиросмани творил не на холсте, а на этих столовых аксессурарах). И он же с гордостью рассказывал: "Вчера ко мне заходил Зазиашвили -- настоящий художник, куда Пиросмани до него". Кто знает, но для историков искусства Зазиашвили, хотя и заслуженный художник Грузинской ССР, но не более чем ремесленник.

[искусство и общество, меценатство] Есть художники-прихлебатели, а другие -- народ очень гордый. Известно, как бедствовал гр. художник Ни. Пиросмани. В разных местах Тбилиси его пускали в каморки, но нигде он долго не задерживался. Один из духанщиков (трактирщиков) Месхишвили часто звал его к себе: -- Иди ко мне жить, дам тебе комнату, положу жалованье, одежду; каждую неделю -- в баню. В свободное время рисуй сколько хочешь для других. -- Нет, -- отвечал художник, -- не хочу надевать кандалы.

[искусство и деньги] Пиросманишвили рисовал свои прославленные шедевры просто так, "за выпивку и угощение". Однажды хозяину духана удалось продать одну из его картин "французу". Художник тогда входил в моду, когда после таможенника Руссо вдруг пошла мода на примитивное искусство. Духанщик попытался отдать эти деньги Пиросмани. Тот отказался: "За деньги не рисую" (а за что тогда еще рисовать? Ну если не платят, то понятно, а если сами платят, то почему бы и не взять?). Духанщик однако упорствовал и насильно втиснул деньги. Пиросмани рассвирипел, убежал и не возварщался несколько дней, и потом еще долго был за это обижен на духанщика.

[искусство, отвязанность творческой личности] Еще один случай из художественной практики. Грузия, перед самой Первой мировой мировой. Художник Пиросманишвили взялся расписывать погребок, начал работать, потом запил и пропал. Хозяин трактира нашел его, силой притащил к себе, запер в погребе, и не выпускал его два-три дня, пока тот работал. Еду и вино ему подавали в окно. Вот так надо обращаться с творческими людьми: иначе толку от них не будет.

[политика, профессионалы и начальство] Что поделаешь, иногда многие реальные жизненные происшествия косят под анекдоты. Однажды известный грузинский футболист Михаил Месхи сдавал экзамен по игре левого крайнего нападающего... Ну чем не начало анекдота? А если продолжить, что было это не в детском возрасте, а уже когда его призвали под знамена сборной СССР, то анекдотизм ситуации заранее приготовит читателя на юмористический лад. Увы! таких анектдотов советская жизнь преподносила на каждом шагу сотнями. И благо бы он сдавал экзамен на футбольном поле ("послушайте, зачем мне это рассказывать, давайте я лучше покажу," -- пытался он уговорить экзаменаторов), а то ведь приходилось держать ответ в аудитории, в присутствии серьезной комиссии, куда входили ответственные чиновники из Госкомспорта. (Ведь, считалось, что у всякого знания существует теоретическая и практическая часть, и невозможно добиться успехов в практике, если не овладеешь теорией, то есть чиновники лучше знали, правильно или неправильно футболисты понимают, как надо играть). Но Месхи был грузином и прикинулся этаким простаком. "Я плохо понимаю по-русски".

-- Хорошо, -- сказал тренер сборной Качалин, -- говори по-грузински, а Чохели будет переводить.
И вот Месхи начал нести всякую околесицу, так что грузины, которых в сборной всегда было несколько человек, чуть животы не надорвали, тем более что хохотать приходилось тишком, чтобы комиссия не заподозрила. Чохели же с самым серьезным видом "переводил":
-- Левый край не должен ограничивать зону своих действий левой бровкой поля, а должен регулярно смещаться в центр и отходить назад для придания атаке команды глубины...
Качалин, который тоже немного понимал по-грузински, выслушав с серьезным видом всю эту галиматью, сказал:
-- Ты хорошо все рассказал, Михаил, но в одном месте запнулся. Я думаю, члены комиссии не будут возражать, если мы тебе снизим оценку. Четверка.
Члены комиссии не возражали.
-- А ты все-таки немного подучи теорию.

[искусство, профпригодность] После завершения футбольной карьеры М. Месхи взялся работать с детьми. Метод отбора у него был своеобразный. Он выстраивал новобранцев в шеренгу и командовал:
-- Отличники -- три шага вперед, ударники (так называли тех, кто учился на четверки) -- два, троечники -- шаг, а отстающие остаются на месте.
После чего двоечников сразу зачислял в футбольную школу, а троечников смотрел, кто подойдет, кто нет. Отличникам же и ударникам ходу у него не было. Резон, конечно, в подобных действиях был: из благополучных детей редко вырастают хорошие спортсмены. Некоторые пронюхали эту его методу, и хотя глаз у него был наметанный, однажды все-таки он ошибся. Узнав, что принятый им паренек отличник, он сказал:
-- Ну что мы с тобой делать будем? Играешь ты вроде хорошо, но врунов я не люблю.
-- Я исправлюсь, -- пообещало юное дарование.
-- Э, э. Так и быть играй, ты парень толковый, а вот исправляться не надо.
-- Хорошо, учитель. Не буду исправляться. Как врал, так и буду врать.
Чем закончился этот диалог неизвестно. Известно только, что из этого воспитанника вырос прекрасный футболист, защитник тбилисского "Динамо" и сб СССР Муртаз Хурцилава.

[дружба] Еще из мира футбола. Грузинский футболист Баркая был большим технарем, что впрочен для взращенных землей Сакартвело не редкость. Играя с киевлянами против полузащитника Войнова, он несколько раз играючи обходил его. Так поймал кураж, что подбежал к судье и спросил: "Интересно, как зовут того парня?" Войнов, в то время большая звезда даже европейского футбола обиделся и после матча сказал Гогоберидзе, капитану грузин и очень уважаемому в футбольных кругах человеку:
-- Он что, правда не знает меня? Поговори с ним, ты же парторг.
И Гогоберидзе в духе тех времен провел с молодым игроком беседу:
-- Володя, это мы на поле с Войновым соперники, а в жизни друзья. Ты мне тоже друг, а друг моего друга мой друг. А разве друзей обижают? Не по-грузински ведешь себя.
Словно вежливость и уважительное отношение к сопернику это исключительно грузинская добродетель.

[соперничество] Человека часто награждают не за прокламируемые заслуги, а за то что он вовремя пофартит начальству. Датунанашвили, грузинский футболист забил 2 гола торпедовцам в решающем матче за золотые медали футбольного первенства.
-- Проси чего хочешь, -- на радостях обнял его Мжаванадзе, тогда первый секретарь тамошней компартии.
-- Да мне бы квартиру, живу в общежитии.
-- Заметано.
Однако, когда пришел в райком, его пустили по кругу собирать справки, да то не положено, да это у тебя не так (плюс сам ты из Аджарии, то есть мусульманин, а таковых имеретинцы -- где расположен Тбилиси -- не любят, хотя, конечно, по официальной линии такое и не говорилось). В общем и через 2 года квартиры у Датунашвили не было. А тут он возьми да забей 5 голов ереванскому "Арарату". А соперничество между двумя этими командами в соввремена было нешуточным. Во всех матчах наблюдалась искрометная поножовщина: такая ерунда как очки, место в турнирной таблице всегда шли на десятом месте. Говорят, после той победы грузины набирали телефоны своих сограждан с армянской фамилией (а в Тбилиси целые кварталы заселены армянами) и спрашивали:
-- Алло, это не квартира Датунашвили?
И буквально через 2 дня после этого матча футболиста вызывают в райком:
-- Дорогой, ты куда делся? Нехорошо ведешь себя, меня подводишь, понимаешь. Сколько твой ордер на квартиру будет здесь лежать? Забирай его скорее.

XIX--XX века. Пр. Европа

[популярность и жизнь] Жили на свете два брата-акробата, профессорские сынки. Одного звали Нильсом, а другого Харальдом. А фамилия, как и водится среди братьев, была одинаковой -- Бор. И оба вслед за папашей подались в науку. А младший из братьев -- Харальд -- еще и был извесным датским футболистом и играл в полузащите за сборную Дании: вообще на заре футбольной эры эта игра была весьма популярна среди людей науки, искусства, аристократов и вообще образованных людей. И когда Харальду пришла пора защищать докторскую диссертацию, "Вклад в теорию рядов Дирихле", в аудитории появилась олимпийская сборная Дании. Рассказывали, что футбольные коллеги Харальда топотом и свистом выражали неудовольствие, когда кто-нибудь слишком многословно задавал диссертанту вопрос: им казалось, что судьба хавбека-математика повисает на волоске. Такое в чинной университетской среде не очень-то приветсвовалось, и успешность защиты одно время даже подвисла на волоске.

[психология науки, страсть к знанию] однажды в детстве Нильс Бор, одиннадцатилетний, вместе со всем классом рисовал карандашом пейзаж за окнами школы. Там видны были сверху три дерева, за ними -- штакетник забора, а в глубине -- дом. Все на рисунке выходило очень похоже, но... он выбежал из класса и вбежал в пейзаж. Сверху увидели: он пересчитывал планки штакетника. Потом все говорили -- вот какой он добросовестный человек: ему захотелось, чтобы количество планок на рисунке точно сошлось с натурой.
И взрослый Бор, вспоминая этот случай, говорил: но как же его не поняли. Ну разве не сообразил бы он, что для этого бегать вниз не имело смысла? Там ведь кроны деревьев в трех местах широко заслоняли штакетник. И, вбежав в пейзаж, попросту уже нельзя было бы узнать, какие планки изображать не следует, потому что из окна они не видны. А ему, мальчику, захотелось тогда совсем другого: выведать скрытое от глаз "а сколько жердочек во всем заборе?". Не для рисунка это нужно было ему, а для себя, рисующего. Для полноты понимания... Но это трудно объяснить другим. "Он не мог жить не понимая. Отказ от попыток понять, грозил бы ему душевным разладом" -- говорила впоследстии жена Бора фру Маргарет.

[знамения] Жизнь для мистически настроенных людей полна знамений. Однажды Паули остановился на людном углу, увязнув в своих безысходных научных проблемах. и долго не двигался с места, к недоуменью прохожих... Со стороны: молодой буржуа в праздной задумчивости. Внезапно над его ухом прозвучало предостерегающее "Думай о боге!". Мгновенно обернувшись, он увидел глаза фанатика. Это был уличный проповедник -- несчастное порождение ненадежности жизни... Обычно все хохотали, когда Паули рассказывал эту историю. Но не Бор.
-- Потому что мне жаль этого человека... Но то, что что он собирался выразить на своем непереводимом языке, означало лишь: "Думай о главном!" А думаем ли мы о главном?

[психология науки, страсть к непознанному] Плохо (а для кого-то, кто умеет извлекать из этого выгоду, наоборот, хорошо) иметь дело с одержимыми людьми. Нильса Бора, как и других участников очередной научной конференции в Лейдене, водили на показ по институту физики. Среди прочего демонстрировали в физической лаборатории микрофотометр Молля -- высокочувствительный прибор для измерения интенсивности спектральных линий. Бор смотрел во все глаза. И острота его молчаливого интереса к этому прибору удивила хозяев: обычно несвойственная теоретикам, она показалась непонятной. Экскурсия продолжалась. Внезапно кто-то хватился Бора -- пустились на поиски. Его обнаружили в безлюдной комнате по соседству. Он шагал от стены к стене (в клетке своих мыслей). Потом визитеры задавали вопросы. Бор негромко спросил: "Сколько стоит этот прибор?" (Надежда на сходную цену была в его голосе.) И более ни о чем не осведомился.

[человеческие качества, толерантность] Однажды Бор рассказывал Паули, как некий молодой самонадеянный ученый принес ему очередную гипотезу, примеряющую волновую и квантовые теории света -- камень преткновения для тогдашних физиков. Теория этого молодого, да раннего яйца не стоила, из которого он только что вылупился.
-- Но ты, разумеется, с удручающей твоей добротой сказал ему, что все это тем не менее оч-чень, оч-чень интересно, не так ли? Ах, жаль, меня тогда не было!
-- А откуда ты это знаешь?
-- Это все знают: когда кто-нибудь долго выкладыва ет перед тобою вздор, ты всегда говоришь, что это оч-чень, оч-чень интересно. Это лукавит твоя угнетающая деликатность, из-за которой ты подробно отвечаешь даже на письма изобретателей перпетуум мобиле...
Так пишет в своих мемуарх Паули. Жена же Бора, вспоминая, как Нильс написал 7 подробных писем такому изобретателю вечного двигателя, пыхтя и сопя при этом как паровоз. -- Неужели так трудно объяснить очевидные вещи? -- упрекал Нильса его брат Харальд. -- Видишь ли, -- задумчиво отвечал Бор, -- я сам не понимаю, отчего вечный двигатель невозможен. Вечный двигатель, похоже, -- это одна из тех ловушек, которые на нашем пути оставил несуществующий бог, чтобы человеческий разум не очень возносился.

[самонадеянность] Дуэль -- вещь обоюдострая и когда ты грозишься разделаться с соперником, помни, как бы самому не сесть в лужу. В польской литературной жизни, как и в литературной жизни любого государства, а славянских в особенности наблюдалась крысиная возня. Один из критиков, как водится, патриот и католик, был так разгневан стихами Словацкого, что вызвал того на дуэль. Словацкий пришел в назначенное время к месту будущей драки... но противника там не обнаружил. Для справки: этот противник был известным дуэлянтом, карточным шулером и т. п. Словацкий же болел чахоткой, умер в 39 и с детства был прикован к постели.
(Поверьте... На ложь и обман мое вето
В стихах выражаю я твердо и четко.
И это важнее больному поэту,
Чем драться за жизнь с беспощадной чахоткой... )
Когда этого критика начали высмеивать за пропуск дуэли, тот искренне удивился:
-- Да вы что? Неужели Словацкий туда приперся?

[психология творчества, странность интересов] Люди науки -- народ необычный, и часто они интересуются такими проблемами, которые, казалось бы, далеки от их научных интересов. И тем не менее их интерес -- это отнюдь не тождественен интересу обычного человека.
-- Говорят, что одно время Н. Бор увлекался вестернами? -- где-то раскопали журналисты неизвестые факты о Боре.
-- Я бы этого не сказал, -- ответил на их вопрос Дирак. -- Бор был глубоким мыслителем и действительно размышлял обо всем на свете. Его, например, интересовало: когда двое гангстеров вытаскивают револьверы и хотят друг друга убить, ни один из них не осмеливается выстрелить, -- как найти этому объяснение? Бор искал его и нашел... Это психологический вопрос: если вы сначала принимаете решение стрелять и затем стреляете, это более медленный процесс, чем выстрел в ответ на внешний стимул. И пока вы решаете нажать курок, другой увидит это и выстрелит первым. Отсюда и его якобы интерес к вестернам. Его всегда волновали сцены, когда двое гангстеров стоят друг против друга, и никто из них не решается выстрелить первым.
Далее Дирак рассказывал, что в боровском институте провели экспериментальную проверку этой гипотезы: купили детские пистолеты и устраивали внезапные "гангстерские встречи" с Бором. Он доказал, что при прямой угрозе неизменно успевал выстрелить раньше нападавших.

[наука и общество, творческая личность и дисциплина] В 1934 г Н. Бор посетил Советский Союз. Во время этого визита он к неудовольствию научного руководства специально поехал в Харьков, чтобы встретится с работавшем там Ландау. Директор института пожаловался Бору на его ученика, что тот де ведет себя неподобающим образом и попросил образумить того. Так, в физтехе ввели тогда пропуска, и Ландау, вышучивая это нововведение, после того как один раз, прийдя без пропуска, вахтер не узнал его и не пропустил на работу, прикреплял свой пропуск сзади к воротнику, а затем шел через проходную спиной к вахтеру. Бор согласился на эту миссию и стал объяснять Ландау, что так вести себя нельзя. "А почему?" -- спросил его Ландау. У Бора аж трубка выпала изо рта. Он начал вышагивать по комнате, но так и не найдя ответа, обещал обдумать проблему позднее и сообщить результат Ландау. Что и говорить: Бор и сам был крупным руководителем, и его советские коллеги поставили перед ним серьезную проблему. В его институте работали физики из 35 стран. Каждому приезжавшему вручался ключ от института: он мог приходить и работать в любое время. И еще вручался ключ от библиотеки: каждый собственноручно делал запись о взятой книге для сведения других. А если приезжего поселяли на мансарде старого здания, он получал и третий ключ. У иных шли круглосуточные эксперименты, а иным идеи новых расчетов приходили на ум в бессонницу, и ночной сторож должен был, кроме датского, знать английский да еще немного разбираться в физике. На эту должность принимали по конкурсу. А в институтском буфете, куда после часа дня собирались разноязычные сотрудники, лежали на столах отрывные блокноты и ручки -- для тех, кто и во время ленча захочет спорить, доказывать, вычислять. Оказывается, ученые продуктивно могут работать и на свободе, а не создавать ядерный щит в родине в лагерях, единственным преимуществом которых является то, что физиков не гоняют на лесопавал и питают в нормальномой столовой -- этого и на свободе-те немногие имели.

[наука и власть] Говорят, что даже великие ученые к практической жизни мало пригодны. Типичным примером такого типажа был Н. Бор. Вечно все забывал, перепутывал. Поэтому деловые люди часто считают, что этих чудаков нужно корректировать и направлять в нужное русло. В годы Второй мировой войны Бора привлекли к работе над атомной бомбой. У политиков было много сомнений, не слишком ли это дорогое удовольствие и будет ли от этого изобретения толк. Бора часто спрашивали об этом, приглашая и к Черчиллю и к Рузвельту. Однажды советник Черчилля, в разгар очередного совещания прямо спросил ученого:
-- А взорвется ли она?
-- Взорвется, -- уверенно сказал Бор, -- а что дальше?
На него посмотрели как на дурачка: что будет дальше это и коту понятно. И потому после того, как бомба взорвалась и Бора и других ученых сильные мира сего перестали принимать: теперь советы ученых им уже были не нужны. Но вопрос Бора так и продолжает висеть над человечеством: а что дальше?

XX век. Россия

[психология искусства, красота и правда] Максим Горький не любил стонущих и жалующихся людей. Как-то он хорошо подал нищему, который наплел ему целую поэму о своей несчастной жизни.
-- Врет, -- сказал потом в восхищении писатель, -- но как красиво.

[достоинство и видимость] "Пацаны, пацаны, старайтесь сохранить и в подлости осанку благородства". Совет очень хороший и уместный. В советском футболе процветала определенная зараза, перекочевавшая и в российский футбол под гнусным титулом "договорные матчи". Игроки за деньги проигрывали или играли вничью с соперником. Конечно, корень этой проблемы уходил в глубокие верха, и не так-то легко было игроку отказаться. Вот и матч с "Черноморцем" "Спартаку" было велено сдать. Разумеется, во имя высших интересов: одесситам грозило расставание с высшей лигой, а оставить болельщиков и трудящихся миллионного города без любимой игры было политически неправильно: есть ведь московский "Локомотив", с вылетом которого от столицы останется все равно 4 команды. Вот и взяли все игроки деньги, включая нашего великого вратаря (под этим псевдонимом из сопоставления дат и обстоятельств легко угадывается Дасаев). А дальше во имя интересов совесткого футбола на поле начинается цирк: защитники расступаются как Красное море перед убегающими израильтянами, двое нападающих оказываются с глазу на глаз с великим вратарем, а тот... в невероятном акробатическом прыжке берет мяч. И надо же такому случится, что игра у него идет: он берет буквально все. "Спартак" играет без защиты, а мяча в воротах нет и нет, договоренность трещит по швам. И уже спартаковский тренер выбегает к кромке поля и неистовым матом орет: "Валите их, валите", то есть привозите пенальти в свои ворота. Валят, но... взявший деньги Дасает и пенальти берет. И уже на исходе матча он вдруг пускает пенку. В итоге вся команда в гавне, а он -- герой. Ну пропустил мяч, так кто же без греха, тем более, что защиты практически не было. Зато как он стоял видела вся страна. Кто бросит камень в футболистов, напомним: у нас вся страна совершала такие героические подвиги, только в отличие от футбола не все это было на виду.

[] Знаменитые люди, совершавшие достойные памяти человечества поступки, жили не только в прошлом. Кого история выдвинет в первые ряды от нашего времени: Путина, Дж. Буша, А. Меркель или Кс. Собчак для нас пока прикрыто мраком неизвестности. Но будет искренне жаль, если на этом звездном фоне не найдется места для украинской "беззаконной кометы в кругу расчисленных светил", скромной девчонки с Днепропетровщины Ю. Тимошенко. Телевидение не уставало потчевать русского телезрителя баталиями из украинской Рады -- парламента. Оппозиционная партия, как правило, не имея достаточно голосов, блокировала принятие неугодных ей решений по-матросовски: грудью стояли у трибуны и никого не подпускали. Но Ю. Тимошенко, будучи у руля, умела обходить и эти рифы. Когда в очередной раз принимали бюджет, в здании парламента неожиданно раздался сигнал пожарной тревоги, и даже, как уверяют журналисты, запахло паленым. Все срочно эвакуировались. А когда вернулись к рабочим местам, оказалось, что все места возле трибуны и микрофоном уже заняты сторонниками Ю. Тимошено. Как она потом скромно заметила на пресс-конференции: "Мы переблокировали парламент".

[искусство и публика; непредсказумость славы] Случай имеет в искусстве немалую роль в порождении как успеха, так и наоборот. Ильинский в голодные годы своей юности играл для подработки в детском театре. Особенно успешно у него получалась роль медведя Балу из инсценировки "Кн. джунглей". Получал он за это, однако, не ахти. Так еще и на костюм приходилось тратиться. В знак протеста и чтобы привлечь внимание администрации, он выступал в обыкновенных туфлях. Однако ни совсем юная публика со своим яростным восторгом ни администрация ничего не замечали. Тогда Ильинский демонстративно напялил желтые башмаки, и... Успех тот же самый. Одна из зрительниц передала записку из зала: "Вы очень хорошо играете медведя. Я уже не первый раз на спектакле. А как хорошо вы придумали эти желтые башмаки. В них Балу такой трогательный..." Через много лет уже знаменитый актер повторил этот прием, однако вызвал только недоуменную реакцию зала. "Вы очень интересно играете Балу, было в одном из писем в редакцию, однако зачем эти желтые башмаки. Они совершенно не к месту".

[искусство, замысел и интуиция] Что бы там ни говорили, а в искусстве отсебятина к месту -- большая вещь. Знаменитый опереточный актер Ярон постоянно пользовался этим приемом. Однажды во время спектакля он пел, плясял, и вдруг разлегся прямо посреди сцены. Партнеры сначала шепотом начали шикать, а когда это не возымело действия, один из них громко сказал:
-- Граф, -- Ярон как раз исполнял роль графа в какой-то оперете, -- не угодно ли вам встать.
-- Не хочу, -- громко ответил Ярон, -- ни петь, ни плясать. Я уже свои 8 положенных часов отбарабанил.
А происходило это сразу после Октябрьской революции, когда как раз в Москве широко обсуждался вопрос о соблюдении закона о 8-часовом рабочем дне. Публика так и зашлась от восторга.

[непредсказуемость] Маяковский был замечательным полемистом: что называется, за словом в карман не лез. Однажды ребятишки дразнили его, как было принято дразнить высокоролых людей тогда:
-- Дядя достань воробушка, дядя достань воробышка...
Маяковский резко повернулся, встал в ораторскую позу, и прогремел:
-- Почему же воробышка? А орла вам не надо?
Москвичи шутили, что одного из этих ребятишек эта поза и вдохновила впоследствии на создание знаменитого памятника у ст метро Маяковкой. Что ж, хронологически анекдот достоверен, хотя мальчишка Кибальников, будущий скульптор, жил тогда в деревне в Саратовской области. Но когда я видел этот памятник, как раз обращенный к избирательным плакатам, сам собой напрашивался вопрос: зачем же нам воробушки, почему нам не надо орла?

[искусство импровизации] Маяковкий был большим мастером импровизации. В его пьесе "Клоп" один из героев хвалит знаменитый Ходынский рынок.
-- Но ведь его закрыли, -- сказал один из артистов, исполнявший роль монашка. На что последовал незамедлительный ответ:
-- Слушайте, смиренный инок,
Есть еще Сухаревский рынок.
А когда на следующей репетиции произносилась эта фраза, Ильинский, исполнявший главную роль, с ехидцей сказал Маяковскому, что там теперь нет спокою, совсем проверками замучила милиция.
-- Так ты так и отвечай иноку, -- посоветовал вместо режиссера поэт:
Что Сухаревский рынок? Одна слава
Теперь там каждый день облава.

[замысел и исполнение] Льва Яшина спросили, против кого из форвардов ему труднее всего играть.
-- Казбега Туаева, -- не задумываясь ответил великий вратарь.
-- Хм, хм, неужели он лучше Мацоллы, Зеелера, Пеле даже...
-- Это замечательные мастера. Их замыслы тонки, а исполнение безукоризненно. Разгадать в секунду и правильно сыграть против них -- очень сложно.
-- А Туаев?
-- А Казбег, когда пинает мяч, он не знает сам, ни куда он полетит, ни куда он хотел попасть. Но если Туаев этого не знает, то как могу это знать я?
Что и говорить, много неожиданных голов забили Туаев и много голов, которые нельзя было не забить, он не забил. Оттого неожиданные победы его команды -- "Нефтчи" тонули в море вполне предсказуемых поражений.