Воздухоносной пустоте (подборка стихов)
Гареева МаринаБета
На ладонях моих расцветает травы дом,
улыбается щавелем, мятою ~ моросит,
люди ходят босые, танцуют дождей гром
по деревьям, шептавшим небу песню росы.
те деревья бегут позвонком по спине – гнёт,
с каждой почкой уносит звенящую жизнь в синь.
человек, напитавший слезами ~ вьюнок ~ мнёт,
а когда-то в чулках изумрудных стрелы просил.
запинался в корнях, огрубевших от ста зим,
в тишину камня мохом врастал ~ дышал,
на опушке срывал поцелуи ~ вкушал ~ малин,
я крапивой скрывала ожога слад на устах.
потому что земля укрывает всего раз,
в отпечатках шагов тянет бог неземной плуг.
одиночества паводки ржавым ключом в скваж-
Ине рек бурят пресной земли ртуть.
А если идти по скользящему злому кружеву
А если идти по скользящему злому кружеву,
цепляясь крючком за саднящие воздух петли,
держаться как можно дальше от выутюженных
лиц, в шапки-шарфы неумело вдетых,
и носом дышать, а губами клубочек (мятными)
смотать, отпустить – беззащитно спина поймает,
а поступь собьётся, а пальцы выронят ватные…
а сердце… ну, сердце… носила зачем в кармане?
И станет полегче, хромать перестанешь, скалиться
(на левую ногу всегда тяжелее было),
замёрзшие слёзы, как глупые бусы, скатятся…
Есть люди-цветы, а есть просто сосуды пыли.
Они не нужны – декорация жизни лишняя,
хотя в них неплохо сливать все свои кошмары,
отчаянье, радости, прочее – накопившееся,
а после набрать ключевой и цветы поставить.
А это не больно совсем – просто пахнуть отвратным розовым
и тихо мечтать оросить лепестки фиалки,
и серой зимой побираться насквозь морозами –
вдруг смогут разбить слишком тонкий и слишком маркий?
И станет тепло, и вся боль убежит с растаявшим
колючим, но вкусным, как первое слово, снегом,
и в люльке земли твоя влага напоит маленький
подснежник – проснётся – молочным взойдёт побегом.
Но ты всё идёшь по холодному злому кружеву
и прячешь глаза от скользящих поддатых взглядов,
а дома отпоишь горячим чаем простуженных
в цветах – и умрёшь до утра с чёрной ночью рядом.
По чёрному времени
По чёрному времени коньками-коленями
порезы вычерчивать иссиня-белесые
как дом паутиною, так руки морщинами
покрытые инеем прозрачными льдинами
на озере вод
сверчки под полозьями и сани примёрзлые
изгибом несёт
и ясень столешницы две лунки потешные
разбиты в окне
и ромбик от носика из чайника просится
пар тучкой к тебе
через ручей
и нужно мне себя перенести
через ручей~
гранатовую боль
израненную зёрнами камней
~перенести
и встретиться с тобой
огубленное счастье
огубленное счастье
в два толчка вырывается к свету
словно котики солнце впускают
выпуская пушок мягкий ветру
подставляя шелковицы губы
забывая о гибкости веток
брызжет сочное солнце повсюду
из надкушенных уст фиолетом
опылённые золотом счастья
тонкий запах роняют серёжки
оставляя дыханье объятий
и вприкуску тебя на дорожку
алеф
ты будешь первой буквой на листе
лимонным соком на устах согретым
ладонями в сиреневом безе
серёжками изнеженными ветром
канавку исцарапавшим коньком
пластинкою морской звезды уснувшей
на животе отяжелелых волн~
~рассеянный в моих ключицах лучик
вышиванка
у меня ледяные такие пальцы
и такие тяжёлые нынче веки,
стелет саван январь – мне бы в нём остаться,
а я пью горечь мёда из перстня лета.
стрекоза на окне замирает в солнце,
разрывает узор паутины тонкой,
а последняя капля тепла сорвётся –
разобьётся вишнёвая сердца долька.
и пускай моя смерть долго пахнет чаем,
полевыми цветами, убранством вишни…
хоботком вышивают крахмальный саван
мохноногие пчёлы и жизнь мне пишут.
***
И если я вдруг ослепну –
я буду слышать,
и если весь мир умолкнет –
губами помнить:
как ласточка поит небо
дождём по крыше,
свивая в немую песню
твои ладони.
осколок
панно оковывает ночь алтарной ниши в белый мрамор,
на ощупь шёпотом войдёшь, срывая эхо под ногами
звенящих язычков свечей – тепло господнее трепещет…
а сам ты - полый и ничей ~ осколок, расколовший вечность.
Воздухоносной пустоте
Воздухоносной пустоте
всепоглощающего снега
дыханьем молимся за тех,
кто в наших снах пророс побегом.
Игра растаявших теней,
точёной графики деревьев,
прорвавшей сизую купель
в лебяжий пух благословений.
пятнышко
крыши, налитые белой лозою,
гроздью сосулек прольются в ладони~
лишь поднесу на губах поцелуи
влажному шёлку под мышку рубашки,
ушко иголочки с запахом туи
ласкою вышепчу в левом кармашке
пятнышко счастья за пазухой ночи
*
винные камни мне выпадают –
инеем в окна – выберу вдохом
~каплею пота выдох растает.
Дельта
Между нашими локтями волны плещутся веками,
растирает в слёзы память поседевшего песка.
Между нашими локтями лунной жабкой скачет камень
и идёт на дно, обжёгшись о дыханье ветерка ~
выпадает солью запах, а мальчишка косолапый
улыбается и смотрит, будто мы большие ~ а
нам так трепетно без спроса, в опьяняющих колосьях,
мотыльками захлебнуться в бахроме ресниц цветка~
из озёр земного взгляда испаримся смеха градом,
паутинкою расколем онемевшую латынь.
По касательной от смерти ~опылив лучами мирту~
имена узнаем снега в дельте пламенных пустынь.
Эпсилон
Если я проснусь когда-то и пойду искать не злато,
а серебряные звёзды, что поют в ведомой тьме.
Если я найду когда-то светлячков в прозрачных латах
– подарю пыльцу им злата, колокольчики ~ тебе.
Если я усну когда-то, а на веки снег лапатый
упадёт и мокрой лапой щекоча проложит след –
не растаю, не растрачу – сохраню в ложбинке, спрячу
– ты впадёшь в слепую каплю ~ вожделея одолеть.
Если ты уйдёшь когда-то, бересты срывая латы,
– оберну берёзу в злато, а заплаты напою
чистой кровью – ты вернёшься, у вишнёвого колодца
утолишь устами солнца рану вешнюю мою.
Если я умру когда-то – ты проснёшься, а лапатый
снег запрячет звёзды в злато, колокольчики – в зарю.
Мотыльки к тебе слетятся – не успеешь распрощаться
на рассвете ~ я с закатом влаги ландыш подарю.
***
Мне странны эти люди, что стукают крышкою гроба,
Держат свечи за руки и мостят чужую кровать,
А я сплю без подушки, моё изголовье – у Бога.
И Вы будете плакать, но я не хочу умирать.
Мне странно это утро, в нём серое солнце без света
Норовит мои окна измазать в растаявший снег –
Я включаю ночник – и дышу половодьем из лета,
И промокшие ноги дождю позволяю согреть.
Мне так важно забыть всё чужое, словами избито,
Научи меня думать с тобой на одном языке,
Чтобы в небе ни буквы, а только звучанье – Спаситель,
По земле босиком и с наречьем одним – налегке.
Чтобы помнить, пока мы с тобою под порванным небом
Собираем на счастье перинки, клочки – на беду,
Кем бы ты, с кем бы я, кто бы нами – и всё-таки, не был –
Мы бесследно богаты одною дорогой – дойду
До черты, где дожди не стоят, не секут вертикально,
А ложатся – как руки вдоль тела – в немую кровать,
Где свеча не чадит, а теплится нательным ласканьем.
Где не страшно ни жить, ни любить, ни в тебе умирать.