По краю Вселенной (подборка стихов)
Шилкин СергейМУЗА-ОСЕНЬ
Пожелтев, покраснев, изменив свою суть – гугеноты,
Оторвавшись от веток, взметнулись стеною цунами.
В сонной роще гудящие басом деревья-блокноты
Разбросали вдогонку вселенным листки с письменами.
Я ищу письмена и сшиваю неспешно стежками
Перекрученных троп, крутизной восхищаясь извилин.
Сквозь тягучий мираж пролетел, с площадными смешками,
Над кустами рябин до конца не проснувшийся филин.
Под ногой перезрелых листков шелестящая осыпь.
Стылый ветер мне в уши свистит несусветную ересь.
На пригорке кургузом ольхи одинокая особь
Ждёт печально кого-то, накинув истлевшую ферязь.
Бабье лето, спеша, поклонилось друидову храму
И стремглав унеслось, за собой не оставив и следа.
Октябрю чёрный дятел стучит на ольхе телеграмму,
Умоляя вернуть, хоть на время, сбежавшее лето.
Тихо музы поют – слышу явственно ямбохореи –
Время их подошло. Мир мой с духом искусства соосен.
Объявись, наконец, и покой привнеси поскорее
В беспокойную душу мою, благодатная осень!
БОРИСУ РЫЖЕМУ
Чувства – шалый пожар.
Мысли – дикие орды.
Я был юн и поджар,
Как английские лорды.
Крал, где можно, металл.
Делал острые финки.
Знал базарных «кидал».
Бился насмерть на ринге.
Пил портвейны «Самтрест».
Был в страстях неуёмен.
Но однажды мой крест
Стал, увы, неподъёмен.
Мне б подняться со дна,
Да опутан я дрянью.
В небо тропка одна –
От греха к покаянью.
По пятьсот выпил три –
Всё закончилось комой.
Слышу голос внутри,
Мне совсем незнакомый:
«Хочешь муки? – Изволь!»
В душу вбили мне сваю…
Покаянную боль
Я в стихи отливаю.
Что стекает с пера –
Люди хают облыжно.
Наступила пора
Удалиться неслышно.
Но в тумане пути
И тропиночки склизки.
Мне отсюда уйти
Не дано по-английски.
Душу выкрошил червь,
Словно диггер траншею.
Чую, галстуком вервь
Туго вздета на шею…
АЛЛИЛУЙЯ ИЕРУСАЛИМУ
Гряды холмов с кустами кофе.
Адам, зарытый на Голгофе –
С ним рядом древний пилигрим.
Прекрасен Ерушалаим!
Пустынь расплавленных желтуха,
По склонам стелется арча.
Обитель здесь Святого Духа –
Тут камни спят, мироточа.
Кружась по каменной спирали
Петляет древняя тропа.
По ней в растоптанной сандальи
Прошлась Спасителя стопа.
Обетованный Иудею –
В счёт неоплаченных долгов –
Взрастил великую Идею
Кровавый чередой Голгоф.
Столетья был ты несвободен,
Но от Креста неотделим.
Здесь битвы шли за гроб Господень
И горний град Ерусалим.
Доныне, в праздник светлой Пасхи,
Как по сюжету вечной сказки,
Во храме Гроба в грот притворный
Нисходит Огнь нерукотворный.
Под сводом радужно бликуя.
Я, видя весть Благую в блице,
Вселенской – в будущем – столице,
От счастья плача и ликуя,
Кричу, рыдая – аллилуйя!
Смотрю сквозь дым времён разъятый –
Терновый куст, огнём объятый,
Пылает, но не опалим.
Прекрасен Иерусалим!
* * * * *
Опять спешу я в ветхое зимовье,
Где юность возвращается ко мне,
Бегу туда, где прячется безмолвье,
Рассыпав тишину среди камней.
Кричу «ау!» – в ответ мне – «Кто вы? Где вы?»
Я здешних мест хранитель и друид.
Я там стою, – где храм Пречистой Девы
И под скалою ручеек струит.
Мне сводит дух дыхание нарзанье.
Сплетая вод Божественный декор,
Родник бормочет древнее сказанье.
И эхо гулко мечется меж гор.
Кружа балет, наводят тени ретушь.
От пустоты осенний лес продрог.
Листвы осин проржавленная ветошь
Летит ко мне вдоль тропок и дорог.
Свет от звезды вдоль каменных карнизов
Ползет за край, ломаясь об углы,
Остаток дня затейливо нанизав
На остриё серебряной иглы.
В ночной глуши, где каждый шорох жуток
И в темноте потерян след зари,
Приходит час – кромешный промежуток –
Когда фырчат от злобы упыри.
Ночная тьма, виденьями листая,
Замкнула мир невидимым ключом.
Внезапно солнце, из-за стен Китая,
Коснулось неба тоненьким лучом.
Фантом зари в глубинах скальных граней
Блеснул, как зеркала солдатских блях
В парадном строе. Тут в тревоге крайней
Проснулась птичья стая на полях.
Вскричал вожак – и вот, за птицей птица,
Вспорхнул косяк, как веку испокон,
Чтобы лететь туда, за Арагон
(Где в теплом море плещется дракон),
Не ведая, что там не угнездиться.
ЗАПОВЕДНИК
Застыл на веки вечные нирванно,
Внимая тишине, гранитный пест.
Сползают по шиханам тучи рвано,
Напоминая вымокший асбест.
Горят холмы – подобье древних скиний –
В лучах зари, как ангел-шестокрыл.
Осенним утром робко первый иней
Хрустальной крошкой всё вокруг покрыл.
Студёный ключ смывает прах в овраги.
Паук кусты укутал в свой виссон.
Сороки, облачённые во фраки,
Сидят на ветках, погружаясь в сон
Безудержным верхушек крон качаньем.
В тени дерев мышкует горностай.
Безмолвье прерывается ячаньем
Летящих вслед за летом птичьих стай.
Клекочет первогодок-ястребёнок –
Просторов неба будущий колосс.
В зелёных иглах пихтовых гребёнок
Застрял туман, как пук седых волос.
Поганый гриб, страшась увидеть лося,
Присел в кустах – иначе шляпка с плеч.
Ползучий гад, в сухой листве елозя,
Спешит скорее на зиму залечь
В сырой земле, во мраке тьмы сурьмяной,
Зарыв себя в своей норе не без
Надежд восстать, когда весной духмяной
Взойдёт светило шанежкой румяной,
Сверкнув на гжели девственных небес.
* * * * *
Парк. Ограда литая.
Средь деревьев больших
Видел я, как, «летая»,
Ты лобзала чужих.
Всполох тьмы полуночной.
Чёрной бездны провал.
Зверем вскрик одиночный
Душу в клочья порвал.
Манит к звёздам дорога
Даже Гончих собак.
Я ж призванье пророка
Променял на кабак.
Встала жизнь на карачки.
Бывшей страсти полпред,
В фазе белой горячки
Ты попала в мой бред
И ко мне прикасалась,
Скинув белый халат…
Белизна оказалась
Цветом земских палат.
Звуки мерные капель
Тянут в сон. Я ослаб.
Надо мной острый скальпель
Задержал эскулап.
Я куда-то стопою
Утопаю нагой.
И в любви не с тобою
Обретаю покой…
МАРИНА
По краю вселенной,
Под сенью Селены –
Соседствуя с колком,
Где Фавны с Диором –
Летящим из бездны осколком,
Без жали,
Вписал огневым метеором
В скрижали
Гудящее
Тайными смыслами Слово,
Будящее
Душу мою Промыслово,
Кипящее лавой,
Шальными цунами.
Грядущее плещется славой
За нами.
Сакральные символы тайного знака –
То тень Мандельштама, то дух Пастернака –
Парят меж плывущими в небе домами
Сквозь вату столетий седыми дымами –
Сгустившись лохмато,
И тут же растаяв.
Здесь призрак Ахматов
И призрак Цветаев.
Мой выдохся коник –
Божественный сгусток
Небесных тектоник.
Беру недоуздок –
Тащу, словно камень на тяже аршинном,
По небу Пегаса к небесным вершинам.
Гордыня клокочет,
Помощник мой в мыле –
Не хочет
Копытом отмеривать мили
По тропке завитой,
Висящей над бездной.
Вдруг вышла Марина со свитой
Небесной.
Я несколько сник
(Я не выдался статью).
«Я Вашей напитан от книг
Благодатью.
Марина, постой! Я, ей Богу, не струшу.
Вы в юности мне потревожили душу…»
Как будто в раю – на блаженном Тиморе –
В зените колышется синее море.
К Марине, стоящей в лагуне атолла,
Тянусь и почти что касаюсь подола.
Тут вспышка и грохот,
Как взрыв Санторина –
Исчезла, под хохот,
В пространстве Марина.
Взвихрились тайфуны – кручёней каната.
Меня вам, Марина, бояться не надо.
Я русский поэт – не якут, не татарин.
Марина, тебе я за всё благодарен.
Спасибо заочным с тобою беседам.
Мне хочется в небе быть вашим соседом.
Простите сябра,
Коли долг неоплатен.
Ваш век – серебра.
Наш, Увы, не из платин…
ОХОТА
П. Гладилину
Был вчера я на охоте, на плече держал двустволку.
Темень падала, съедая солнца бронзовый послед,
Что мазнул кровавым бликом в лёд закованную Волгу.
Я шагал, не замечая за спиной прошедших лет.
Слева снежные заносы и террасы гололедий.
Справа с гребня крутояра запорошенный трамплин.
Тихо тикали «Брегеты», отмеряя ход столетий…
Тут, как чёрт из табакерки, вдруг повис, упав на плети
Ив согбенных и плакучих из-за тучи, медный блин.
В паутине чёрных веток с филигранною резьбою
Зыбкий отсвет трепыхнулся, тронув липкую камедь.
От тоски Луна, заплакав, умоляла взять с собою.
С веток капала слезами пламенеющая медь.
Перепуганный немало этой редкостной добычей –
В белый снег её не бросишь, не подаришь, не продашь –
Я, поддерживая свято древний егерский обычай,
Сняв голицы, аккуратно положил Луну в ягдташ.
Мы пошли по крутояру, ночь во тьму следы вплетала.
Заводь звёздная сгустилась запредельной синевой.
По лесам дремучим где-то баба древняя летала
И неслась куда-то в ступе вдоль тропинки стержневой.
У промоины прибрежной волн холодных тихий выплеск
Заглушал собой гуденье трансвселенской пустоты.
В дикой чаще грозно вспыхнул двух звериных зраков выблеск,
Озирая совершенство первобытной простоты.
У меня свело дыханье. Кровь вскипела духом бражным…
Незаметно подготовив дню грядущему причал,
Ночь прошла, как жизнь проходит, сгинув в Лету с днём вчерашним.
Вещий Феникс в вышнем небе зов бессмертья прокричал…
* * * * *
В чаще светится рыже,
Семафоря мне, клёст.
Лезут снежные грыжи
На дорогу внахлёст.
В направлениях южных
Где-то прячутся льды.
В завихрениях вьюжных
Скорбно плачут альты.
Чёрный столб – древний схимник –
Держит проволок сноп.
Не закатанный зимник
Вызывает озноб.
Тенью жизни испитой
Хутор врос в лебеду.
Я дорогой разбитой
Вдоль России бреду
В мир слепящих окошек
Всевозможных «инвест».
В край непуганых кошек
И заблудших невест.