Во всем виноват Достоевский (подборка стихов)
Павловская Анна● ● ● ● ●
Снился Бог прямой как партработник
В черно-белом сталинском кино.
Начинался праздничный субботник –
Понесли бревно.
Посреди обломков и железок,
Заслоняя свет,
Сам Господь стоял в толпе, как фреска,
Говорил, что Бога больше нет.
Всем усталым водки наливали –
Пей, cеcтра.
Жгли иконы – руки согревали
У костра.
На дыбы порой вставало пламя,
Словно конь в жгутах взбешенных жил
Высоко над пыльными вихрами
Бледные копыта заносил.
ЛЮБЕ
На деньги мужниной зарплаты –
С цигаркой белою во рту –
Я в игровые автоматы
Походкой шаткою иду.
Проглотит денежку машина,
Нажмешь две кнопки наугад,
И все мечты, как на витрину,
Тебе поставит автомат.
За эту долгую минуту,
Покуда не объявлен счет
По неизвестному маршруту
Твой пароходик уплывет.
Ты, как Есенин, рассмеешься,
Когда войдешь в каюту-люкс
Россию словом нехорошим
Помянешь и заплачешь вдруг.
Воспоминаний сложишь веер,
Угрюмо бросишь на тахту.
И пальмы Рио-де-Жанейро
Качнутся перьями в порту.
● ● ● ● ●
Все в мире взвешено, пробито,
На все тебе вручают чек.
Вращайся по своей орбите,
Обыкновенный человек.
Трясись в холодной электричке,
По пятницам зови друзей,
И толстой дуре-истеричке
Жене состряпай двух детей.
И все...
А я хожу и мучусь,
Смотрю на небо, слезы лью,
Что выбрал ты такую участь,
И вымолила я – свою.
● ● ● ● ●
Отец учил меня пасьянсу:
Сложился – все пойдет на лад.
И мне с завидным постоянством
Везло, и выходил расклад…
Когда за королем пустоты
Уже мешать мне не могли…
А на рубашках той колоды
Роскошно розочки цвели…
На драку не хватало дара,
Хотя я знала – дар большой,
Но не за это санитары
О кафель били головой.
И не за буйство, где там буйство,
Какое буйство в десять лет?!
Меня подставил из холуйства
Детдомовский авторитет.
Там не было ни крови носом,
Ни хруста шейных позвонков,
Но помню я на плитке розы –
Узор такой из завитков.
…На всякий случай, просто били,
Косу на руку намотав…
А карты в наволочке были,
Напрасно потрошили шкаф.
● ● ● ● ●
Снится мне, что серьезно попала,
Что меня проглотила тюрьма.
Я не крала! Я не убивала!
Или, может, не помню сама.
Я ругаю кирпичные стены,
Я ногтями рисую побег.
Я смогу, я сбегу непременно,
Я чиста, я живой человек.
И меня, наконец, оправдали.
Отпустили с вещами домой.
Я хожу на сибирском вокзале,
Я стою на платформе пустой.
И проходят, проходят, проходят
Голубые мои поезда!
Сквозь меня пассажиры проходят,
Вырастают вокруг города.
И ознобом нисходит догадка:
От меня отвернулась родня,
И шагнула тюремная кладка
И за ноги схватила меня.
● ● ● ● ●
Вот так и доходят до ручки,
И я опустилась почти.
Бездельница я, белоручка –
Работы в Москве не найти.
Скитаюсь по улицам пыльным,
Читаю “Записки жильца”.
Везет деловитым и сильным,
Румяным на четверть лица.
О, что за субтильная бледность?
О, что за мечтательный взор?
Я верила в честную бедность,
Я думала – деньги позор.
Я мыслила – правильно, дескать,
Самой оставаться собой.
Во всем виноват Достоевский
И даже, отчасти, Толстой.
Слепая! и то ль ещё будет,
Когда со страниц семеня,
Богатые бедные люди
Ногами затопчут меня.
● ● ● ● ●
На Арбате стоят автоматы
И торгуют счастливой судьбой
Отслюню я бумажку с зарплаты
Будь что будет что будет со мной
Просто так от тоски и мороза
Потому что грешно и смешно
Чтоб на тонком билетике просто
Было сказано все хорошо
Вдохновенье пребудет с тобою
И хотя бы прозрачный намек
Что мол ты не умрешь от запоя
И не сядешь торговкой в ларек
Потому что метель подвывает
Потому что толкает толпа
Потому что судьбы не бывает
Потому что такая судьба
● ● ● ● ●
Как по щучьему, значит, велению
ты из мрака выходишь на свет,
но меня не щадит сновидение,
я же знаю — тебя уже нет.
Долго ль коротко дверь открывается,
ты заходишь, садишься к столу,
каша варится, кот умывается,
амариллис пускает стрелу.
Я здесь — тень, приживалка и пленница,
так, хожу и смотрю не у дел.
Здесь теперь ничего не изменится —
дом был продан, по слухам, сгорел.
Кто-то выбрал для нашего сретенья
дом зеленый в вишневом саду.
Я согласна на горечь всеведенья,
я сюда непременно приду.
● ● ● ● ●
памяти дяди Лени
Я помню это время плохо,
наверно, это был апрель,
когда костел святого Роха
взвинтил свою виолончель.
Шли за поминками поминки,
песок перемежался льдом,
и шла я в траурной косынке
в огромном городе пустом.
Ты видишь, мужество иссякло
и сокрушилось на песке,
но я крепилась и не плакала,
держала губы на замке.
И если бы не этот жалобный
мотив, когда бы не мотив,
я разве верить перестала бы,
так сразу руки опустив?
● ● ● ● ●
Денису Новикову
Не спасает перо и бумага,
не спасает божественный дар,
золотое сечение мака
превращается в черный кошмар.
Открывается дымная бездна,
отверзается звездный сезам,
переносится боинг воскресный
прямиком к Гефсиманским садам.
Что ты видишь, склоняясь над чашей?
Что ты ждешь от шумящих ветвей?
Всем бывает когда-нибудь страшно,
а бывает и страха страшней.
Кто однажды махнул и поехал —
до конца по орбите кружит,
но является ангел в доспехах
и копьем ударяет о щит.
