Не будет войны (подборка стихов)
Климакова ЕкатеринаИЗ СЕРИИ «СТИХИ ДЛЯ ДЕТЕЙ»
Не бойся, на свете не будет войны, ни маленькой, ни большой,
Не будет у жизни моей цены, и рублика за душой
Не будет больше, а будет хлеб – лепёшки из конопли.
Ты спросишь однажды, маленький мой: «Какие они, корабли?»
И я расскажу, что они нежней твоих молодых ногтей,
И я расскажу, что они светлей, чем слёзы в глазах детей,
Что твёрже, чем град, что добрей костра и даже быстрей, чем свет.
Так я расскажу тебе, маленький мой, о том, чего в мире нет.
О том, что твой прадед пришёл с войны, о том, что сирень цвела,
О том, что бабушка где-то живёт, а вовсе не умерла,
О том, что нету царя добрей, чем наш милосердный царь,
О том, что нет чужих матерей, что пахнет клубникой гарь.
Что нету на свете чёрных дымов и нету белых костей,
Никто никогда не сжигал свой кров и не убивал детей,
Никто не молил, чтобы дал Господь ему помереть к утру,
О том, что ты самый счастливый, о том, что я никогда не умру.
Как короток путь от мечты до войны, от маленькой – до большой,
Которой мы все от рожденья больны, и каждый живёт больной!
Когда ты запьёшь дождевой водой лепёшку из конопли,
Тогда ты узнаешь, маленький мой, какие они, корабли.
● ● ● ● ●
Я ждала тебя, как из тысяч войн
жёны не ждали своих мужей.
И молчали псы, и домашний кот
на коленях спал и щадил мышей.
И погряз в пыли постоялый дом,
и травой порос залежалый свет.
Мне сказала ночь: ты придёшь потом,
когда сгинут сто отдышавших лет.
Застоялась рожь, захворал отец,
замело пути, почернел алтын,
скисли щи в печи, подавился крик,
в ангелочках твой засиделся сын.
Степь да степь кругом,
тишь да блажь в тиши,
караси в реке, скороход в пути.
Я ждала тебя, вот и ты теперь
подожди, родной, подожди.
Прогорит зима, отойдёт трава,
и ещё зима прогорит в печи.
Я ждала тебя, вот и ты теперь
не спеши, родной, помолчи.
Ты же знаешь сам, что таёжный зверь
не идёт на шум, не идёт на свет.
Пол-луны в окне – это мой вопрос,
пол-луны во мне – это твой ответ.
В четырёх углах только пыль да пыль,
несказанных слов невозможный рой.
И два метра – как два десятка миль.
Дождалась.
Боюсь
говорить
с тобой.
ИЮЛЬСКАЯ МОЛИТВА
I
Папа, мне страшно. Каждую ночь над моим домом пролетают истребители СУ-24 и ещё иногда вертолёты, «геликоптеры», как зовут их в далёкой Америке, в Англии, в мире белых костей, голубых кровей, золотых людей. «Геликоптеры» – это как будто птеродактили. «Геликоптеры» – это как будто ожили драконы, стрекочут своё: «Тра-та-та-та! Жизнь – суета. Все без креста. Тра-та-та-та!»
Мчатся драконы, и кажется, что мертвецы поднимаются и в строевой парад
важно встают
и друг другу твердят:
«Это живые гниют.
Это живые смердят.
Мы долго спали. Так неча шуметь, пущай и они поспят.
Это живые смердят.
Это живые смердят».
Папа, мне страшно. Не надо вставать! Я не хочу умирать.
II
Что видишь ты, папа, со своих голубиных небес, со старых карнизов,
с пустых подоконников выбитых окон брошенных новостроек?
Что видишь ты, папа, мой папа по имени Йорик,
извозчик и просто бродячий шут.
И не такие летят, и не такие гниют...
У нас в Эльсиноре еще продают колбасу,
и желтые головы сыра разят уютом.
Но только где-то летят и летят проклятые СУ,
и плачет соседка: «Погибла моя Анюта».
И плачет соседка: «Зимою и Крым – не Крым,
Москва – не Москва. Почему-то такая штука...»
И солнце садится, и стелется жёлтый дым,
и у подъезда неистово щенится сука.
Папа, мне страшно. Не надо вставать! Я не хочу умирать.
III
Папа, мне страшно. Выросли дети, которые не видели войны и не знают, как она страшна. А самое главное, папа, что им очень нужна война.
Они говорят: «Гнать бы в шею царя», не зная других царей.
Они говорят: «Надо гибнуть не зря» и не рожают детей.
Они говорят, что должны рисковать, и силы хоть отбавляй.
Папа, мне страшно. Папа, спаси мой маленький хрупкий рай:
мой золотой буржуазный быт с корабликом на стене,
подаренный бабушкой малахит,
речной пейзажик в окне,
и умные книжки, и письменный стол,
и восемь сортов конфет,
платья и ленточки, чистый пол, игрушечный пистолет.
Спаси собаку и роскошь день лениво лежать на пляжу...
А главное – маму мою и детей, которых и я рожу.
● ● ● ● ●
Нарисуй меня на стекле крылом, на песке – пером, золотой волной.
С топором, с клюкой, босиком, с цветком
Я приду домой.
Без башки с тоски, без ноги, руки,
Может быть, без двух,
Буду смех и слух, буду грех и дух, буду тих и сух.
Буду песню петь и в печи гореть,
Буду выть огнём и гудеть в трубе,
Как шатун-медведь, как чумная смерть,
Когда ты не ждёшь, я приду к тебе.
Я приду к кресту, ко двору, к скоту,
К воробью, к дрозду под горячий дождь.
Будет преть листва плодоносных кущ,
Разрастаться плющ, размножаться вошь.
Народят щенков сто дворовых сук.
Стук-постук каблук, стой-постой, солдат!
Будешь смех и слух, будешь грех и дух, будешь тих и сух,
Промолчишь про ад.
Молодой солдат, я приду с тобой,
Пусть меня не ждут, но к тебе домой.
Я приду домой как герой, живой,
С головой. Такой, как полночный зверь.
Под собачий вой и сквозь бабий рой
Твой отец седой мне откроет дверь.
Заползу в избу, в изразцы, в резьбу,
Захочу в свечу, захочу – в еду.
И в твою луну, и в твою жену, и в твою звезду.
Широка река, широки поля,
На твоих устах буду греться я,
На твоих руках буду видеть сны,
Сны твоей земли и твоей луны.
Помнишь, был овраг, в нём росли кусты,
Где-то в тех кустах потерялся ты.
ЗОЛОТОЙ ПОЛК
Как в атаку наш золотой полк
Как один встал, а потом лёг.
Как один лёг целовать снег
И закрыл пятьсот восковых век,
Так вошли пятьсот восковых рук
В тёмно-серый дёрн, как входил плуг,
И, гребя в земле, в опустевшем рву,
Всё шептал солдат: «Я плыву, плыву…»
И молчал народ, будто знал народ,
Как вставал рассвет из грунтовых вод,
Как один солдат к той воде приник,
Обнимал, как мать, чёрный материк.
В тёплой-тёплой тьме под земной корой
Славный полк опять становился в строй –
Двести целых и пятьдесят калек –
Их несла, как длань, гладь подземных рек
Светлой пылью лечь в грунт других планет.
Есть лишь Бог живых, Бога мёртвых нет.
ВРЕМЕНА ГОДА
Осени нету.
Просто
под занавес лета приходят
Два записных идиота –
клоуны Красный и Желтый.
Нет и зимы на свете.
И солью облеплены ёлки,
И солнечна кровь оленя,
убитого из двустволки.
Нет и весны на свете,
ни пафосной, ни безмерной.
Пылает бессчетное лето
стареющего Агасфера...