Тоска по весне (подборка стихов)

Ластик

Не надо страсти,

дважды любимым не будешь.

Нам бы с тобой подрасти…

…возьми мой ластик,

знаешь, ведь я не Батист.

Штрих разотри по бумаге, будни-

чный, рябый, вязкий –

резинкой грязной

с надписью: «Твой Парадиз».

Укрощение

Горький табак. Ночь. Нещадно болит грудь.

Бог опустил кнут. Песок заменил грунт.

Ляг. Успокой дрожь. Забудь непростой день.

Утро – пролог лет, вместимых в один час.

Бог не забыл нас – кредит на один шанс.

Хватит ломать кисть. Не хватит тебе стен.

Пепел летит вверх, а тело летит вниз.

Бог навострил слух, услышав глухой свист.

Тело вернул в круг. Ты вздумал уйти? Хрен!

Ты же не плох, друг, и смерти не твой срок.

Думал, простит Бог? А он на тебя зол.

Слушай (пока жив): ты пленник любых вер.

Завтра ещё день, и завтра ещё ночь.

Горький табак. Плен. Попытки уйти прочь.

Ляг. Успокой дрожь. Не дикий же ты зверь.

22

Тишина поломала запястья

об скрежещущий вопль машины,

и ритмичная сладкая сальса

беспристрастна, теперь, и фальшива.

…а за городом воздух без тени

и улыбки, и тени сарказма...

Мандельштам, поражённый сиренью,

залиловил себя и замазал.

Вот уже и без четверти «только»,

вот уже и без четверти «завтра»,

остаётся зажать в себе вопль

и зарыться в привычное «здравствуй…»

…а за городом страстною кистью

утепляют румяною краской

беспризорные вольные лица

и дефектный разжиженный разум.

Двухэтажные горы бетона

возвышаются над автострадой…

Что же делать? Мне писк светофора

перестал быть противным и странным.

…а за городом, странное дело,

мне уже невозможно остаться…

все дома переполнены теми,

   кому не исполнилось двадцать…

Свобода

 «Виват!» парадигм риторических сава-

нов вскрикнут /в сердцах/ и рассудках рассветов…

на завтрак сопрано, котлеты и славу

готовит им эхо пустого проспекта.

Восторженно смяты святые предани-

я сволочь, что свергла чужие контексты(!),

взлетает к соитию чувств и проталин -

к возвышенным смыслам свобод Эвереста.

Обрублен обыденный образ, обласкан-

ных солнцем бульварных мотивов, где горечь,

обросшая болью, скатилась к парнасским

наследникам, брошенным к виршам обочин.

Обломки абсентных абстракций обману-

ты мной(!) подивишься, ведь облачный атлас

обуглен, обветрен, как губы болвана,

постАвленногО на бугор чужестранца.

Однажды задушенный полдень оденет-

ся в саваны, дабы дать волю капризам

юнцов, что так жадно безудержно лепет

раздавят бездарных «народных артистов».

Орда декадентства растопчет парони-

мы четкости(!), друг, безнадежная рвота…

пора раздробить, проорать, обездолить -

вот наша Свобода! Свобода… Свобода?

Тоска по весне...

В ухе наушник, окутанный джазом…

Радует то, что не слышу я будни…

Светит фонарь мне неоновым глазом,

Вижу пейзаж, освещённый и скудный…

Снова дожди, да и пасмурно очень…

Ноги связали хандра и тревога…

Лужи кочуют ручьями с обочин,

Небо для туч вот уже как берлога…

Город любимый когда-то – печален…

Сумраком веет от улиц, домов…

Гулом машин переулок придавлен…

Снова преследует роза ветров…

Грязные улицы, холод до дрожи…

Лик отражается лунный в реке…

Вроде нет места на свете дороже,

Но не сейчас; я поскольку в тоске…

В джазе наушник, в абстракции мысли,

Где-то летает моя голова…

В воздухе строки стиха вновь повисли…

Холодно к чёрту, какая весна?!

Ветки от ветра кривят тополя,

Гнутся всё ниже к плаксивой берёзе…

Видно в печали стоят, как и я…

В мыслях лишь хаос, всё в метаморфозе…

Крепчает портвейн

Раздвинулись ночи, оголяя твой полдень.

По стенам ползут (не бойся) всего лишь тени

дневных ароматов несорванных душ растений

без цели. Увяли. Я от запаха болен.

Крепчает портвейн. Несовершенны мысли

порочных недель. Разбей циферблат, пора бы

забыть, разбросать детали часов утраты,

у трапа мозолистых будней.

Забудь же меня. Я разучился подарки

cудьбы принимать. Разбей по сосудам душу,

увидишь сама влекущую смрадом тушу,

что просит пощады – умереть в послемраке.

Крепчает портвейн. Несовершенны мысли.

Забудь же меня, сажай поновее розы

на месте, где умер я в вечерах наркоза,

в угрозах твоих позабытых.