Зеркало с глазами (подборка стихов)

Зеркало с глазами

Обращённость в себя, как в зеркало,

Как в эпоху.

Я цепенею от каждого шороха и вздоха,

и всполоха. И было бы так не всё плохо,

если б зеркальная гладь не рябила так

часто.

Картинка рябит и угасает.

Угасает… Я таю… Шорох эха и

Безнадёжность.

Ласково жмётся гордость

И говорит так же тихо, как совесть:

«Тебе не испить чашу жизни,

Ты не гранит, постамент новой

Пропасти. Повесть лет давно

написана кем-то, но не тобой,

разучись умирать…»

Комната озаряется веянием

Света нового, ещё

не нашедшего нас. Матрац залит чернилами,

я перед зеркалом, как будто Есенин;

напротив чёрный силуэт. И я исчезаю.

На смене веков что-то шепчет мне,

а может быть кто-то в

стране по имени «как бы». И

я исчезаю…

Уши, ноги, лоб, поломанные руки,

Ничего не осталось кроме глаз

моих карих, с годами выцветших.

Я не из тех, кто пишет ночами стихи,

я читаю их.

Утром плачу на крыльях музы и

проклинаю брачные узы с ней.

Зачем ты мне? Ведь всё написано

до…

нотный стан фортепьяно от

«си» до «до»…

Весь мир и есть комбинация семи нот,

тридцати трёх букв и трёх цветов.

Снова зеркало смотрит моими

же

глазами,

где спрятана боль всех эпох.

Выхожу на улицу, точнее, вылетают глаза,

один за другим,

 в форточку.

Мне говорят: «Не кури, даже «BOND соточку…».

Ну, так нечем теперь курить, даже губы мои

растворились в анархии строчек.

Погода та же, периферия, клубы, алкашки –

всё то, о чём я писал ранее, и то,

что написано кем-то,

но без меня.

Я устал идти по слепым городам,

с удовольствием выбрал бы путь

Мандельштама.

Жаль, что теперь уж нет Сталина,

меня бы на каторгу, лет так до

смерти.

А не просто исчезнуть в пустой

безысходности,

безызвестности

и без совести.

Написал бы про пальцы, жирных червей,

и прославился только бы этим.

Но всем уже наплевать на скандал,

А стихи не читают и дети…

Затесаться меж Бродским и Брюсовым,

но сейчас пишут книги все, кого не спроси, не зная

жанров и направлений. А стихи,

как помойная кашица,

замывает глобальную

сеть. Быть неброским в толпе

бессознания, как выход – уйти в мир иной.

Я исчезаю, я растворяюсь.

Другой бы уже сожалел, но не я.

Я улыбаюсь губами – их нет, как

и вас, как и мира и пост-

модернизма!

Индивидуальность? – а корень

таков – «индивид» – обычное тело с

потребностью.

Я снова в комнате, и смотрит

Зеркало, моими одинокими глазами

всех эпох, что были описаны,

но не наша безответная участь и

падаль, собранная по кусочкам.

Одиночки глаза, расплескали

весенние лужицы.

Я не новатор, я лишь обобщаю,

простите за украденные строчки.

Я уже не цепенею от шороха,

и вздоха, и всполоха, я готов

раствориться. Картинка рябит, а

зеркальная гладь угасает.

После меня ничего, лишь

эти строки, которых никто

не прочтёт...

Но перед вами раскрытое зеркало

всех эпох, с моими глазами.

Стихотворение о весне

Совы, падая с веток дерева,

в свете зарева мрут и жарятся.

Без спасибо и без пожалуйста,

сны сожрали остаток севера.

Слёзы сыпались с крыш сосулями,

Совы севера дохли спящими.

Сны совиные, все по ящикам,

строго сложены, мной раскурены.

Смыслы свержены слов рассеянных,

чувства ожили, мир к весеннему

солнцу сузился, тёплым семенем

расфуфырился в стоне тезисов.

Совы мёртвые сны запомнили,

мною скурены сны совиные.

Мне холодные надо символы,

вам горячие нужно помыслы.

Чувства сильные не заслуженно

вымрут осенью, не заметите.

Сны совиные жмутся в шелесте

книг нечитанных мелкой шушерой.

Письмо на бумаге (стихотворение в прозе)

Я не обрёл ни Бога, ни славы. Я обрёл тебя, пустую тетрадь и месячный застой мыслей.

 Я помню тебя ребёнком, маленькой широкоглазой девчонкой. Через года твоё первое: «Раздевайся» и последнее: «Прощай», которое ты так боялась сказать, а я боялся услышать и быть услышанным, понятым и безвозвратно утерянным, как время за просмотром малобюджетного триллера.

 Ты многому научилась, летала со мной по мирам, и став ширококрылой бабочкой осознала, что нектара у нарцисса меньше, чем у морских лилий с которыми танцуют киты под музыку нимф и пение сирен в обличии Alai Oli.

 Я очень хотел друзей, а ты брала их себе, примеряла, не дождавшись взрыва планеты – ещё одного апокалипсиса.

 Я не хотел любить, не желал. Снова, опять, впредь и много синонимов, которые тебе говорил, в порыве страсти, неистовой нежности, неистовой ненависти, неистовом недомогании.

 Я - Сонечка из прозы Цветаевой: я хочу всех любить, целовать, быть любимым и ждать одиночества.

 Секс ничего не значит. Любовь ничего не даёт. Но не будь тебя, я бы не знал, что свечи, напыщенная романтика - лишь пустые слова, как те, что пишу на бумаге.

 Захлопнулась дверь, оставив запах зимы в пустой квартире. Ты уходишь только на ночь, только на день, только навсегда. Ты вернёшься красивой пустой оболочкой, с лапками, вымоченными в нектаре лилий. И я снова, опять, впредь осознаю, что ничего и ни что не значит.