Бог обложился именами (подборка стихов)

* * *

о, среднерусская тоска!

зима морозная отныне

нахрапом здесь и навсегда, 

её  стремительность  - святыня.

для веры павловой  зажечь

сегодня вряд ли мне придётся,

глазеет церковь на мечеть,

меж ними равнодушно солнце

висит беременное и 

вот вот словами разродится...

язык его переводим

на поэтическое.  птицы

утащат в клювах зерна  прочь,

оставив ржавчину на поле...

здесь думы  нам не превозмочь

о святотатствующей доле

равнинной плоскости царей

(простит ли отпрысков  царица?),

горластый выводок скорей

перевернёт томов страницы

и снова будет сеять рожь

во имя, благо и здоровье,

чтоб  семантическая ложь

текла внутри нас вместо крови.

* * *

пришельцы, иноки, цари

творцы часов, соизмеримых

с движеньем губ. не говори

о том, что все мы уязвимы,

зависимы от звукоформ,

лежащих рядом, под ногами.

в буфете - мейсенский фарфор,

бог обложился именами

которых не пересчитать...

fast food, как действо актуален.

дубовый стол и стульев пять,

бог продолжает грубо банить

незрячих, прочих колдунов

и трансформаторов просвирок.

объект - режимен, бестолков,

прошито небо уймой дырок,

в которые он зрить горазд

mein gott! как это всё знакомо...

его припухший правый глаз

ни жертв не видит, ни погромов.

* * *

голубая скамейка, за падуб

зацепился край неба. в траве

копошатся жуки, глянец гладок

на хитиновых спинах. поверь

каждый голубь, сидящий на крыше,

гнёзда прячет от сглаза людей.

ты воркуешь на ушко, я слышу

и от каждого слова глупей 

становлюсь. это участь влюбленных -

верить чувствам, погода права.

муза смотрит пытливо с балкона

и зовёт брать урок мастерства.

* * *

достаточно минорный полутон,

припрятано приданое "на вырост".

в белеющих кувшинках отражён

срединный ярус леса. конвоиры

расставлены по точкам, блокпостам.

в природе - всё отмеряно, прошито.

довериться не сказанным словам,

не каждому дано. космополитом,

рожденный в среднерусской полосе,

чужую кровь, как данность принимает.

друг с другом соразмерены мы все

по хромосомным галочкам из стаи.

единственного ценного, что есть

в обыденности, в жизни человека -

крещенская купель, благая весть,

да крылья птиц, пристёгнутые веком.

и звёзды в застрахованном от бед

космического хаоса пространстве...

камин зажжён, его теплом согрет

кто жаждет - и любовь, и постоянство.

* * *

зачем гадать о том что слово

инакомыслие несёт

раблезианский гложет голод

а голос мистику с высот

небесных глупому являет

великолепна с толком речь

что открывается лентяю

чем горделивого увлечь

так беспрепятственно жестока

вся злонамеренность его

галдит сварливая сорока

но за душою - ничего 

сокрыта память занавеской

за ней из прошлого сумбур

но чтобы стать причиной веской

тебе является авгур

шепнёт язвительно на ушко

мели емеля день деньской

везде у  бога есть прослушка

чтоб обеспечивать покой

и равновесие в природе

а ты дурашка думал что

к тебе за так слова  приходят

за просто так и прямо в рот

* * *

вот кукольные домики стоят 

как будто декорации из фильма

мне кажется их ровно пятьдесят

покрытых придорожной серой пылью

в черешневых подтеках край стены

к которой прислоняются статисты

слегка расслаблены обречены

сгореть под солнцем ярким и когтистым

игрушечные боги синева

полощет горло сплевывая в воду

в сухом остатке глупые слова

о вере о бессилии не отдан

обол последний тихая река

пытается за берег зацепиться 

у лодочника лёгкая рука

и блёклые от старости ресницы

* * *

а что в остатке - слова пустые,

в ладони камень, в душе смола.

тогда висела, висит поныне,

она и бровью не повела,

когда смотрела на тех, кто первым

подставил шею под ковкий нож.

спалились жертвы во имя веры,

да только всё это - блажь и ложь.

луна сурова - земли остуда,

взирает сверху, не разобрать...

какого чёрта, так много люда?

она плюётся

- какого б...

ДИПТИХ

1.

просящим разве всё равно,

какая выпадает осень

в пространстве падубов и войн?

куда неистово мы рвёмся,

как в день рождения - без слов,

без груза мелких ожиданий

того, что быть ещё могло.

но с каждым эхом кровожадней

я становилась или ты?

калифорнийский пересмешник,

две пряди локонов седых.

вот лист вальсирует неспешно

и обнажает суть всего

происходящего. всё глубже

звук ощущаемый другой -

чужой, простуженный и грубый

часов настенных - тик и так

среди молчания и чисел.

звон заунывный хрусталя

не утоляет жажду нищих.

ополовиненный бокал

летит ко всем чертям. забавно...

над нами - те же облака,

но в неизбежной сумме - разность.

2.

высокая вода - для бога карамель,

касание стрижей едва ли различимо.

греби, мой друг харон, за тридевять земель

покуда в жизни всё - твоя необратимость.

осенняя труха... не думай обо мне,

пока ласкают ствол сухие древоточцы.

стеклянный лик луны так холоден и нем,

что выглядит в ночи обычной мёртвой точкой.

* * *

устал язык. рассыпав соль

в совок сметаются кристаллы.

мне легче двигаться не вдоль,

не поперёк. а как попало.

нет обобщенных правил для

всех популяций человечьих.

кругла по-прежнему земля,

над головою - выход в вечность.

за пресловутый горизонт.

ну а пока нам здесь банкуют,

мой голос у м и р о т в о р ё н,

внедрив еду бессолевую.