Дешевки (рассказ)
Селиверстов АлександрДЕШЁВКИ
Эта встреча не должна была произойти.
Миша и Маша. Столько огня и страсти прогремело между ними, что теперь, спустя годы разлуки, их тянуло, будто пьяного к кабаку. Маша, невысокая, но статная, словно карликовая берёзка, приютилась у окна с чашкой капучино. Снег хлопьями огорошивал людей, точно издевался над их суетой и мелкими желаниями.
Кафе пустовало. Бармен лениво протирал стойку, дожидаясь, когда уйдёт начальство, чтобы вздохнуть во всю грудь. Застенчиво тихо пела музыка.
Миша ворвался, словно налетчик – с шумом, топотом и громким кашлем.
-Двойной Американо! – Крикнул он у дверей и повернул голову к единственному занятому столику.
Маша тоже обернулась. Из любопытства. У обоих замерло сердце.
Не говоря ни слова, Миша сел напротив той, кого боготворил.
Они молчали минуту, потом другую. Снег на плечах Миши растаял и залил собой пол. Первым сказал Миша. Речь была запальчивой, жаркой. Маша совсем растерялась, её лицо зарделось, а глаза задрожали от слёз. Она не сдержалась и с той же горячностью стала отвечать любимому. Кофе принесли. Кофе остыл. Утро сменилось полуднем.
-Нам надо уединиться! – Выпалил Миша то, что крутилось на языке с первой минуты у обоих.
-Мы не можем! – Жарко ответила Маша. – У тебя Жанна, ребёнок.…У меня дети…Светлогорский…
-Плевать я хотел на его лысую голову! Ты же не любишь его?
-А ты…любишь? – Маша дрожала так, словно её знобило.
Лихорадка полузабытых чувств охватила влюбленных. Они утонули друг в друге на съемной квартире, будто вернувшись в студенческие годы, когда жили впроголодь и занимались любовью редко – не было денег на угол.
Когда бурная сцена стихла, и опустился занавес, Маша вздохнула так сладко и горько, что стало ясно – этого ей не хватало. Миша задумчиво закурил в окно.
-Дай мне свой номер. – Сказал он безжалостно, не считаясь с её нынешней жизнью.
-Миша… - Взмолилась Маша. – Может, это лишнее? У нас семьи.
Стальной и полный решимости взгляд стал ей ответом. Миша с особым трепетом, какого не испытывал ни к кому более, проводил Машу до такси. Они взглянули друг на друга на прощание и поняли – ещё не конец.
Чуть позже приехала Жанна. Высокая, жеманная, как худое ветвистое дерево, заслоняющее собою окно. Жанна не смотрела Мише в глаза, она жаловалась на боли: головные, в сердце, в спине. Сетовала на плохое настроение, на зимнюю депрессию, на хамоватого таксиста. Миша разгружал сумки с бог весть чем и чувствовал себя фасовщиком, прислугой.
Жанна только и говорила, что про свою маму, про её успехи в бизнесе, про новые идеи, подруг-содержанок – словом, про всё то, что заставляло Мишу помнить, что живёт он за её счет и ровней быть не может.
Миша разобрался с пакетами, выслушал унизительные речи, осунулся, обмельчал, затем прошмыгнул на балкон и с сигаретным дымом проглотил этот вечер, думая о Маше.
Маша сидела напротив входной двери, держа руки на коленях, как в школе. Она чувствовала скорый скандал, нутром понимала, что Светлогорский её разоблачит. Маша гордилась тем, что не умела лгать, но теперь грызла ногти и молила всех богов, чтобы муж вернулся навеселе. Она не называла его по имени – только муж, или Светлогорский. Он любил фамильярность, любил всем видом подчеркнуть свою значимость.
Светлогорский вошёл в квартиру с таким видом, какой бывает лишь у тех, кто пришел по чью-то голову – приставов, полицейских и прочих.
Светлогорский бросил небрежный взгляд на супругу, подал ей манто и буркнул:
-Ты какая-то бледная. Ты нездорова. Приляг.
Он никогда не спрашивал про истинное положение дел, поскольку ему, как он считал, хватало взгляда, чтобы всё обо всём понять. Маша подала ужин и спряталась в комнате. Супруги давно жили порознь под одной крышей. Случилось это в ту пору, когда Светлогорский охладел к Маше в вопросах страсти. «Спи отдельно, ты меня тяготишь», - сказал он тогда.
Маша засыпала, словно ребёнок, впервые обхитривший родителей. Улыбка не сходила с лица, глаза горели от счастья, внутри всё трепетало. Она повторяла имя одними лишь губами, растягивая по слогам – «Ми-ша». Маша опьянела от любви.
Новый день её отрезвил.
Проводив Светлогорского на работу, Маша принялась за свои чувства. «Надо выкинуть всё из головы», - повторяла вслух, глядя на маленького Арсюшу, играющего в кубики. – «Нельзя так, нельзя».
Раздался телефонный звонок. Взглянув на экран, Маша содрогнулась и едва не повалилась на пол, благо в последний момент удержалась за стул.
-Не звони мне больше. – Стараясь сохранять самообладание, ответила Маша любимому.
-Это всё деньги! – Сказал Миша. – Если бы не деньги, мы бы бросили их, ведь так? Так?
Маша сбросила звонок. А через неделю Светлогорский повёл её в ресторан. «Выгулять» - как он говорил, точно речь шла о собаке. Парочка заняла столик, невдалеке играли музыканты, говорили люди – кто вполголоса, кто поднимал тост – и тут Маша врезалась взглядом в того, кого просто быть не должно. Миша сидел со скучающей Жанной.
-Какое ужасное меню, - жаловалась она, небрежно листая страницы. – Разве это можно есть? Вот мама говорит…
Миша не дослушал и обернулся в сторону Маши, точно знал, что она именно там. Язык обманчив, глаза честны. Миша сказал, что ему надо отлучиться, и под аккомпанемент «дома не мог сходить?» прошёл мимо Маши в сторону уборной, куда позвал за собой одним лишь взглядом.
Маша последовала за своим гипнотизером беспрекословно, толком не объяснившись со Светлогорским.
Они жарко шептали, пытаясь каждый убедить в своём, как вдруг их прервал тот, кого ждали меньше всего. Светлогорский, не теряя лица, оглядел соперника с головы до пят, и холодным, приказным голосом сказал: «мы уходим», после чего хозяин и его рабыня покинули кафе навсегда.
Миша едва стоял на ногах. Он умылся холодной водой, посмотрел в зеркало, пытаясь разобраться во всем, но ничего не выходило.
-Чем занимаешься? – Небрежно спросил Миша, рухнув на стул возле Жанны.
Она взглянула на него с таким пренебрежением, с каким смотрят на бездомных, и сказала:
-Как обычно. Отдыхала в твоё отсутствие.
Дома Светлогорский не устраивал сцен, а, по обыкновению, лёг спать, полный безразличия. Это ещё больше терзало Машу: «да лучше бы ударил, накричал, из дома погнал, как собаку». Утро встретило Машу фразой: «я больше тебя не люблю. Можешь идти к своему бывшему – мне всё равно».
Дверь за мужем закрылась с особенным грохотом, предвещающим беду. Маша обомлела и растеклась в кресле.
«Может, оно и к лучшему? Может, так надо?» - Она пыталась убедить себя, попутно набирая номер Миши. Миша трубку не брал.
Вскоре на том конце раздался знакомый голос. Маша сказала:
-Всё кончено. Я от него ухожу.
Миша тяжело задышал от счастья и не в силах был что-либо сказать. Наконец, выпалил:
-Я скоро буду.
Через одно мгновение он оказался у её ног, через другое – они делили постель, через третье – нежились в объятиях друг друга и о чем-то мечтали.
-Я тоже уйди от Жанны. Я её не люблю.
-Тоже? – Не верила Маша.
-Конечно! Кто мы для них? Дешёвки – вот кто!
Миша вскочил на ноги и обнял Машу за плечи.
-Если бы не деньги, Маша, стали бы мы с ними жить? Стали бы?
И вдруг их обуяло счастье, простое и беспричинное, какое обыкновенно бывает, когда о чем-то размечтаешься и кажется, что это что-то случится вот-вот, или уже случилось. Влюбленные смеялись, как дети, говорили во весь голос, поносили без пяти минут бывших супругов и радовались свободе. Но всему приходит конец.
-Миш.… А ты сможешь обеспечить меня и ребёнка? Я не работаю, ты знаешь, и…
У Миши похолодело сердце.
-Маша, пока всё непросто. Я живу за счет Жанны, ты знаешь.
Маша посмотрела таким взглядом, какой бывает у животных, ведомых на заклание.
-Но я всё исправлю! Да, да – всё! – Горячо ответил Миша, не веря сам себе. – Сейчас я приеду домой, обо всём скажу Жанне и тут же вернусь, хорошо?
Маша выдавила улыбку, но глаза оставались холодными, недоверчивыми.
-Жди моего звонка, любимая. – Сказал Миша, закрывая за собой дверь.
Миша ехал полный решимости, которая всё больше исчезала, чем ближе он становился к дому. Жанна встретила небрежным:
-А, это ты? – Словно ожидала кого-то ещё. – Проходи, есть новости.
Миша разделся, как провинившийся школьник, и стоял навытяжку перед женой, боясь ляпнуть лишнего. Жанна лежала на диване в домашнем халате и с маской на лице. Рядом с ней примостилась кошка. Обе смотрели на Мишу с лёгкой долей неприязни.
-Мама сказала, что депрессию надо лечить на Канарах. Ты был на Канарах? Ах, да. О чем это я? Короче, собирайся, уже всё оплачено. Вечером вылет.
Миша обрадовался, как мальчишка, которому купили дорогу игрушку. Родители Миши жили бедно и про Канары никогда не слышали. Мише тоже не довелось разбогатеть. Поговорив с супругой, Миша вышел в коридор. Он подумал, что позвонит Маше после, когда выжмет из этой «твари» - так он про свою жену – всё. Миша не позвонил. Канары! Кто бы мог подумать – где он, а где Канары!
Маша почти не ждала звонка. Она смотрела на спящего сына, на кухонный гарнитур, широкий телевизор. Словом, цеплялась за всё, что нажито и с чем теперь предстояло расстаться.
Вечерело. В квартиру вошёл Светлогорский. Маша помогла ему раздеться и проводила к столу.
-Ты ещё здесь? – Спросил он, занеся ложку над тарелкой. – Где твой любовник?
Маша разрыдалась, упала на колени и обняла мужа.
-Прости меня, дуру! Ничего не было! Ничего! Я люблю тебя! Прости меня!
Спустя несколько минут непрерывных рыданий, Светлогорский одобрительно погладил жену по голове, как хозяин гладит послушного пса. В ту ночь Светлогорский овладел женой. Ей было неприятно, противно, это ничуть не походило на недавнюю страсть с Мишей. Когда всё кончилось, Маша сердечно призналась, что это лучший раз в её жизни, и она счастлива, что они снова могут любить друг друга.
-Любить? – Спросил Светлогорский, недоуменно приподняв одну бровь, после чего ушёл спать к себе в комнату.
Маша приняла душ и приготовилась ко сну. Она по привычке проверила телефон – пропущенных вызовов нет. Она зашла в список контактов и удалила номер Миши.
На-всег-да.