Вписка (подборка стихотворений)
Родионов Андрей***
виртуальный отец и циничный мифический дедушка как фигурант органических сплетен,
захлебнувшихся в злобах по ленам и соль облизавших – текилу обратно убрав в спящий бар:
подметая полы от синюшного мусора слов, завершая уборку ведром и включением песен
про другое, гляжу – над замёрзшей рекой поднимается толи туман, толи выданный пар,
и сверкает моя магистраль то дамасскою сталью, а то металлическим зеркальцем брошенным в воду
для сплошных полировок поверхностей сгорбленных радостей шествия в ад или в сад
в непростительном мороке под тучным облаком прочно нависшем обширною крышей в угоду
кондыбачащим далее или иным, совершившим фальстарт и урвавшим таки свою квоту
наугад…
***
внесистемный соадминистратор всегда не готов к перемене намоленных мест
куполов из сусального золота, чисто дворового пранка: дома не умеют быть выше себя -
Nazareth против шерсти портвейном на старте крестовых походов детей-неумех:
нам досталось на дутые серьги и яблочко, и остаётся на донышке и второпях;
озирая поля для сражений без вымершей армии, весь уже вышел пешком командарм,
обручённый с маркетингом в менеджмент – в жить или нежить кружащихся пар,
исходящих дыханием в стёкла морозные – в кружево из паутинок обмана и в дар:
санитар с санитарами вынесут всех по дороге, проложенной живчиком в бар…
обло организаторы оргии в рост подымаются с палубы переназвать подуставший корабль
и настилы отдраят матросы приблудными ведьмами набело, чем рассердив слой заноз,
испарятся во тьме регистрации фирмы по клинингу – похоть ведёт экскурсантов в сарай
на волнах переполненных памятью администраторов, иногда позволяющих что-то всерьёз…
***
с порционною женщиной важно тащиться в одной антикварной карете скрипучей дорогой,
незаметно сработанной из бело-жёлто-зелёных костей кое-где и с клочками-кусочками мяса -
светлячками от тлена и зелени запахом, хрустами и спотыканием в Шёнберге, прочей морошки
собирательства вытекших глаз в темноте, так заботливо кем-то укутанным в плед или рясу…
казино обмануло обменом на фишки мальчишку, но обморок скоро наденет пальто
для палитр ускользающих улиц в процессе хождения взад и вперёд по спирали снижения, кот
умывается – это к осадкам на всём протяжении чёткой чечётки неспетого в нынешний дом,
но по крыше: чудят, чтобы чудилось чудо в чудном обрамлении чёрных чертят – хуже только бойкот…
попадая в квинтоли уже зашнурованным в живопись урбанистических па триумфатором воли,
но на воле без воли в течение речки случайной находкой, приезд подгадавшей, пустить петуха
по засохшим травинкам и сосенкам на оконечности пятнышка синих чернил – в горле колом -
на странице из школьной тетради, потерянной вместе со школой порционно в мечтах и стихах…
***
прятки в игры закончились после финала Забриски-пойнт и на тех же камнях и песке
только с точностью до и в наоборот – колебания в десятилетиях дали возможность не знать
обзаведшимся блеском и блёстками в dance, про кротовые норы - и с музыкой в каждом виске
устроителей детского праздника для перманентно бухой мелюзги, растерявшей бананы, и – на:
сипло шепчется смерть металлической дверью, за ней ждёт привет от Малевича и под орган
возвратившейся готики - в ночь умирать, возрождаясь с утра под присмотром цифирью из матрицы
на платформах из новых, где нет ожидания поезда – импульсы музыки верного отходняка…
предыдущие силосом в ямах по фермерам; возле, кругом, перед зеркалом каждую пятницу
примелькавшимся рожам из выдоха лыком в строку до пока…
***
чисто автоматически выключить выключенный до тебя в эротично смеющейся лампочке до
отправления корреспонденции в пасть проявившимся пилам в закат, обозначенный болью внезапной –
хорошо, что из кто-то тебя да хранит под замками тщедушного замка: живут себе некто с никто
для соседей и далее - игр концентрических в лужах кругов по причине дождей, отбирающих запад
западающих тел в хищность чаши цветка, на повтор нажимая не раз, чтобы было в глазах
что-нибудь кроме шрифта, желавшего капать, а копоть из местных окрасит почин очага:
принесённую воду дразнить, чтобы с нею и значить, варя в котелке и цветок, и тела западавших на газ,
веселящий потёмки присутствие не успевавших на бал, и пока оживает с приходом мой швед-унитаз,
я могу ещё вляпаться в разное – ноги омоют, но знаю куда никогда не захочет нога…
***
с кондачка повторяя вход в воду зажмуренных глаз и сведённых коленей от приступов судорог: аз,
буки, веди.. по буквам круги абстинентною дрожью – дождались, упали, отжались, ещё раз дождались
и экскурсии в чаты пещерных влагалищ, легко ударяя неправильно в бубен из-за диспропорции разных зараз –
значит эякуляции будут, но после обратки разведки из монетизации в слизь…
вместе с буквами плыть по бетонной реке с концентрацией производительных сил
в отношениях с выносом мозга в тайник: координаты известны из видео камер, не занятых в прок,
пауки отдыхают в обилие путаниц, блох принимая за мух: нет возможности затормозить
и коленями пасть на горох…
***
где-то возле шоссе в депрессивных останках агрессии шопинга скорых стоянок
эта серая музыка долгих и частых уколов от собственной шерсти поверхности свитера, враз
захватившего тело, и ставшего совестью – Гамлетом в душном театрике: строго mañana
все пароли и шифры убитых граффити, гвоздики и гвоздики чёрных полковников позавчера;
прорезиненный дождик в повторах несложного, мечет земелькой в открытые ёмкости или же на
неприкрытые койкости, слабо трамбуя, и семечки трав… помутневшая музыка пишет
отсыревшими карандашами по мокрым листам очертания чёрта и суслика в бледных тонах
огорчения влажной нимфетки, но бдит в кулаке сигарета, а ум сегментирует пищу
в молчаливых соитиях в тучах неверных монад: может ну его на… серебром светит старый монах
из рассольника…
***
очевидные сложности мыши и лифта со входом в нору с параллелепипедом пудинга, на
опалённой луной ресторанной поверхности белого блюда большого, поверх с пьяной вишней, заснувшей под утро
только угомонившись; на станциях нынче всё чаще бросают багаж и собак, отбывая на поиски дна:
разбиваются градусники на полах с виду благополучных квартир, а художники от слова худо
спешно двигают мебель опять максимально до Кливленда и переодеваются дамами в пику – бедлам
госпитальной войны понастроенных где-то в горах корпусов… заходя в приготовленный день,
чая видеть луг бабочек вместо травы или вместе с травой, чтобы перечитать на одной из полян,
если кто-то придёт, чтобы я смог узнать – никого за спиной и со мною какая-то в сон уходящая лень…
***
оборона оглохла от залпов по площади новой сиренью,
оборона теряется в зелени - в маковых зёрнышках точек опор,
а из тёмных веков ветерки навевают по снам столько хрени,
неопознанной в пересеченьях границ с неизвестным на спор…
изменение лиц и старение книг по прошествии лет
параллельно с панелью всегда угорающих фениксов,
умирающих в музыке для молодых, вскоре тоже умерших, но яйца – в омлет,
и опять будет утро для подвига – верится..,
а случается Герника мёртвых пожарников – пищей, протухшей до дел,
и морской лейтенант, маневрируя бунтом, уводит Титаник в пробел…
***
затерявшийся в basta непуганым немцем и с перцем, отмеченный в разный сортах колбасы,
дегустатор текущего времени мягких часов незаявленных специй в толпе опостылевших блюд:
что-нибудь из любых слишком горько-солёных эссенций – подтянутся старые перечницы;
сколь стрелу не пускай – земноводным беда: пусть попьют молока редких выбросов пара, салют
не настигнет мишень, распыляясь на перхоть и запах затёртых холмами вершин,
закрывается люка чугун, чугунки что-то варят снаружи , а немец с датчанином чувствуют нерв
утоляя печали без третьего, если он нужен, опять опоздавший по холоду в жуткой грязи из жи-ши:
хорошо греет ужин потерянный и ускользающий завтрак, и кипы слоёных оферт
улетают по осени листьями, в старости – письмами, клей конвертирован в привкус на языке:
кроме рвоты какие-то бантики в утра асфальте и Летнего сада, и стареньких нянь,
изгибаясь, черта Лобачевского делит на судороги плети правой и левой ноги в молоке,
протекающем с мамы в бедлам - предстоящих вещей гардероб, но она и должна…
***
имена поэтесс – гуталиновый мрак, но Сапфо, но сапог всё равно провонял всё несчастьем и счастьем
от вина из стекла в такте скрипа уключин и топоте резвого в меру коня - продолжайте уже без меня:
губы ищут гармонику – нет нужных войн для тебя, а кувшинки в пруду подростковой тетради
прорисованы синим и наскоро, но при другом освещении высохшей ямы для мусора нас…
не успевший на поезд, захотевший остаться в коротких стихах поверх тела поэмы в рассказ
из верлибров без запахов разно разбившихся ваз, заблудившихся в комнате двух одиночеств в одном
на заброшенной фабрике ос: освежать помещение в очередь встали бульдозеры и мелюзга
металлических профилей имени всех поэтесс, проходящих по списку осадком на дно,
где давно уже ждут и в хрусталь попадает вино…
***
кто ещё проживает здесь кроме меня из числа фигурантов среды в крокодиловых снах –
кто по-прежнему может пешком относиться к истории вырванных лавочек возле
и скамеек, снесённых в атаках на сумрак аллей; пробивавших ходулями наст
или козьим копытцем рисуя красивое слово на очень просроченном торте, но поза
неизвестного мальчика с белым щитом на носу безголового утром драккара
позволяет узнать даже в дымке тумана орду, поглотившую множество орд:
засучив рукава, ожидая баян передоза докучной картонной толпы санитаров
всеми венами – что ещё вколют вдогон неподвижному телу в расход…
риторически в темечко капают строго по капельке точечно дни,
заграбастав полночи куда-то плывёт охуевшая утлая старая лодочка
по морщинам в асфальте забытого юмора: пробок вина и кроватной возни –
в начириканном следствием не обнаружено тех фигурантов, но водочка…
чёрт всех возьми…
***
а спектакли всегда начинаются позже в чуме этикеток портвейна и правилах розжига
незаметных восстаний тоскующих жидкостей, просто меняющих всё баш на баш,
при конкретном снижении уровня пьес, потолки высоты для полёта вибрируют подвигом,
из актёров и авторов фаршем, вселённым в луны непотребный анфас, но кураж
потребления космоса: кто-то рванёт на свои Петушки, кто-то вовсе заснёт на граните
близлежащего кладбища дамы, прекрасной когда-то, но переползая к её мужику…
хорошо, что спектакли пока начинаются, впрок начиняясь знакомым, избитым,
и неведомо кем, безбилетником, но театралы, актёры и зрители будут висеть на суку…