Самоубийство (статья для "Энциклопедии современной жизни")

САМОУБИЙСТВО

Любое самоубийство факт столь странный и вопиющий, что в пору задуматься о многом (а уж тем более если это подлинно сознательное самоубийство).

Что если я, вы или кто-то из ваших знакомых вдруг сегодня умрет, более того убьет себя Сам без всяких объяснений (или даже с оными – неважно, потому как может ли что-либо объяснить Это?!), что тогда? И что это значит?

То что ждет нас по ту сторону покрыто завесой Тайны, окружающая природа останется такой же самодостаточной и равнодушной (теперь правда относительно к другим субъектам), а социум – кинется искать причины (от-объяснения, как сказал бы Мамардашвили), виновников произошедшего. Таков социальный стереотип – парадоксальное массовое представление о Смерти, как с одной стороны всегда обусловленной причиной (внешней, т.е. кто-то, либо что-то виновно). Более того любая Смерть сразу же подозревается – убийство, самоубийство из-за…, болезнь, «естественная смерть» и т.д. Но с другой стороны при этом вынужденном детерминизме (вынужденный он как раз потому, что общество не способно смотреть на Смерть, для этого ему нужно от-объяснить, отделаться объяснением, вытеснить сам непреложный факт Реального рационализирующей конструкцией) Смерть видится всегда как нечто случайное (! – т.е. «не случись те-то обстоятельства – жил бы и дальше») и неестественное, несправедливое (т.е. переживается с неприятием, как нечто чуждое, горестное и т.д.), что тоже странно хотя бы с точки зрения этимологии (одна из трактовок этимологии слова «Смерть» - это сочетание «с» и «мърети», где «с» - общая часть с такими словами как «свой», «счастье», иначе говоря «Смерть» - не просто умирание («мъереть»), но умирание естественное, счастливое, свое, согласно Судьбе).

Самоубийство – это не бегство от жизни, скорее всегда наоборот попытка к ней вернуться. Это парадоксальное утверждение мы и собираемся продемонстрировать.

Во-первых, всякий психолог вам подтвердит что суицид вызывает сильное страдание (о боли, скорби, чувства бессилия и т.д.) и естественная реакция человека – прекратить свое сознание. Именно оно внезапно отрывает нас от жизни, в силу внешней причины мы уже не можем вернуться к простому и незамутненному существованию, как заигранная пластинка мы не можем не возвращаться к какой-то беспокоящей нас мысли (в конечном счете это страх смерти скрывающийся под личиной какого-либо иного страха или сильного переживания). И избавиться от этой навязчивости проигрывания давно прошедших или не случившихся катастроф не так то просто – попробуй-ка не думай о лисьем хвосте. Как это ни странно но существование нам доступно лишь вне мысли (о чем писал еще Лакан). Это своего рода психическое эпохе – либо жизнь, либо мысли о ней и около .

Конечно все мы неразрывно связаны со смертью в нашей жизни. Одно не мыслится без другого, хотя не стоит верить в абсурдные заявления натуралистско-гармонического толка, что смерть – это часть жизни, как же чего тогда нам бояться? Но все мы боимся, ибо существа отнюдь не природные.

Для большинства Смерть - вопрос потери себя, конца тела и способности к чувствованию. Но это опять-таки подмена: моя Смерть (как заключительная, или по крайней мере значительная часть моей Судьбы, моего Призвания) подменяется мной любимым, сросшимся с образом себя и тем как я этим дорожу (причем что забавно дорожу лишь в перспективе потери, а не все время). Более того нелишне вспомнить, что тела с его сенсуальными способностями у меня нет – это лишь все те же конститутивные элементы образа себя. Но я считаю необходимо примириться с тем фактом, что мы не можем просто рассматривать Смерть («невозможно пристально смотреть на Солнце и Смерть») и вынуждены связывать Ее с чем-либо иным (вопрос только с чем).

Новое, более глубокое, как мне кажется, понимание Смерти дает А. Кожев трактуя Гегеля (впрочем к другим предпосылкам можно отнести еще и Бахтина «О философии поступка», кое-что из экзистенционализма, Лакана, Батая и пр.). Смерть он связывает с образом всякого Действия. Ибо каждый поступок проходит через отрицание наличного бытия (иначе предпочтение Небытия насущному Бытию) и свободный выбор (Свободное воление исходя из Ничто), а значит неминуемо связан со Смертью. Иначе говоря действие это всегда действие из небытия через Смерть проходящее и к негативности же приходящее (новое, отрицающее старое). И потому во всяком поступке есть момент Страха (в начале, в середине, перед самым концом) – это и есть страх Смерти, Ничто (зачастую данный нам как страх Нечто). От страха нельзя убежать, но с ним можно жить, к Смерти надо привыкнуть, с-житься с этой мыслью. И этот момент подобен стоянию перед бездной, необходимо подлинное мужество чтобы не отвернуться, не закрыть глаза (мы часто в такой пограничный миг все-таки бежим к своему образу и телу – берем себя на «слабо», ищем объяснения, оправдываем слабости) – и тут ты понимаешь, что ты гол, ты пуст, ты ничем не обладаешь, у тебя ничего нет, ты сам ничто (в прошлом – воспоминания, в будущем – ожидания, в настоящем – страх, но все это не ты, не твое, ты не сможешь сохранить это, взять с собой, кому-то предъявить) – ни впереди, ни позади ничего нет что бы держало тебя – тебе по сути все равно, осталось лишь намерение и уже не важно что ты выбрал, важен лишь выбор и решимость выполнить его несмотря ни на что (это уже не «слабо» предъявляемое образу, это просто Судьба, нечто волит через тебя).

Но как понять человека который своим действием не просто проходит через смерть, но к ней приходит, т.е. сознательного самоубийцу? В проблематике Смерти тема самоубийства мне кажется наиболее интересной (ну что такое смерть вообще – все равно это случится, иное дело встреча с ней по собственному желанию).

Смерть – это окончание жизни, но что как не жизнь кидает меня в объятия смерти? Речь не о причинах, а о желании. Для психики Смерти – нет, есть лишь силы идущие против жизни, за ее пределы (почти вся духовная и социальная практика направлена на то). Сама психика, если верить Фрейду и Деррида, результат взаимодействия сил – одна из них сила жизненного влечения, желание жить, а другая желание нечто удержать, повторить, превзойти. Смерть нам может быть дана лишь как образ или знак (вернее означающее, ибо в означаемом мы имеем пустоту, ничто предмета) и стало быть уже дана как жизнь, частица реальности. И не ради ли Жизни я убиваю себя (коли нет более ничего кроме жизни)? Тогда что это за жизнь (здесь даже можно ввести некоторое разделение: я желаю Жизни, но имею жизнь и потому себя убиваю)? Само собой здесь необходимо сказать в духе Лакана, что Жизни не существует. Это беспредметное слово, нет универсалий в культуре чтобы дать нам определенное понятие и стало быть каждый сам изобретает свое понимание, свою форму Жизни, что по сути есть наш фантазм (то как я себе представляю какой настоящая Жизнь должна быть). Но ведь фантазм фиксирует желаемое-невозможное и стало быть нехватка Жизни (иначе Реального) грозит каждому (как фантазматическое образование она всегда ориентирована на наслаждение, коего мы не способны достичь, но пресс сверх-Я, требующий «наслаждайся!» неизбежен и следовательно фрустрация жизни). Нет никакой суицидальной наклонности и предрасположенности – все мы в равной степени потенциально самоубийцы.

То же самое можно сказать о всех тех причинах, который со скрупулезной дотошностью выделяют психологи – все это опять какие-то от-объяснения. Как писал Лакан, причина нужна лишь там, где что-то не клеится. Да и действительно не может быть здесь никакого детерминизма, ибо последний шаг самоубийца делает Сам и следовательно все эти причины – в лучшем случае подходящие декорации. Никогда нельзя поставить знак равно, что с необходимостью из причины самоубийства появляется тот последний шаг, в этом уравнении все время не хватает какого-то сокровенного и решающего остатка. И этот остаток есть ничто иное, как остаток Реального, трещина, зияние, разрыв в глубине Субъекта, который конституирует его. Индивидуально-сакральное лакановское маленькое а.

Здесь даже само собой напрашивается и разделение Смерти (по аналогии с разделением Жизни). Если смерть – конец жизни, то чьей? Человеческой, но человеческая жизнь не необходимо связана с биологическим существованием. Иначе говоря возможна вполне настоящая Смерть без умерщвления, смерть существа как Человека (т.е. стать рабом, зомби, автоматом, вести вегетативное существование в коме, опуститься до животного). Стало быть Смерти опять-таки нет для нас, ибо это всего лишь привычка ума. Лишь образ Смерти имеет силу в нашем внутреннем мире, а вся биология побоку.

Отсюда в рассмотрении самоубийства следует сделать еще один шаг.

Человек – существо языковое и в гораздо большей мере определяется бессознательным дискурса, нежели инстинктами (мифология инстинктивной природы человека). И в самоубийстве необходимо изучить именно этот слой. Главное, что наталкивает на эту мысль – не бывает «молчаливых» самоубийств. Любой самоубийца сознательно или бессознательно сообщает окружающим о своем намерении, просит помощи. Само самоубийство – это всегда жест (символический уровень сообщения неискореним в самоубийстве), продолжение диалога с другим. Более того в языковом плане движение к самоубийству очень часто похоже на некую языковую игру, подобно влюбленности. Другой (в широком смысле, т.е. события, чужие слова, книги етс.) выделяют этот образ, это означающее и человек начинает проигрывать его в своем дискурсе (очень часто этим началом является как раз столкновение с чужой смертью). И чем дольше он прокручивает эту мысль, тем сильнее центростремительные силы языка влекут его к этому образу. Тяга к образу смерти становится навязчивой, на этом он может построить какие угодно объяснения (эстетство, самоубийство от скуки, боль потери етс.). И по непреложному закону дискурса: сказал А, скажи и Б. Человек сам себя загоняет в ловушку самоубийства. Очень часто в самый последний момент происходит просветление и человек еще может отказаться о своего умысла (но сможет ли избавиться от этой мысли?) – так многие «идейные» самоубийцы несколько раз останавливались перед решающим шагом.

Выводы отсюда вы вольны делать сами. Я сделал такой: прохождение через самоубийство, через это сознательное заигрывание со смертью, в 10-20 % оканчивающееся смертью – практически никак не связано со всеми выделяемыми причинами (эта дебильная статистика способная связать уровень самоубийств с чем угодно, от влажности воздуха до солнечной активности). В этом всегда есть момент случайности, везения/невезения, истинная «причина» - это изначальная нехватка Реального, зияние субъекта и как, когда и в ком проявиться эта странная тяга к Жизни ведущая к смерти никто знать не может. Нет групп риска, все под смертью ходим и именно добровольной. По сути это очередной парадокс, вроде парадокса Шредингера – я в подвешенном состоянии, не в Жизни, не в Смерти, случайный момент бытия (подобно эффекту бабочки) может запросто столкнуть меня в Смерть.

Потому быть может единственный способ научиться с этим жить – строить свои отношения со смертью как Диалог? Тут можно как один из примеров вспомнить слова Риго, друга юности Анри Бретона: «Бережнее обращайтесь со смертью, друг мой. Подложите ей подушечку. Развлекайте ее, угождайте ей, делайте ей приятное, чтобы она не покинула вас. Ее не признают, а ведь она даст вам все, это единственный залог вашего существования. Без нее вам останется лишь играть в шарики. Постарайтесь, если можете, остановить человека, разгуливающего с самоубийством в бутоньерке». Поза конечно экстравагантная, но почему бы нет? Сотворите вашу сами. Ведь Смерть моя равна мне и значит она достойный собеседник и соперник в Диалоге на Жизнь. Когда-нибудь она скажет свое последнее слово, это случится. Я ничего не возьму отсюда и не узнаю что меня там ждет (если я умираю, то кому дано знать?). Вот и все. Memento mori, в смысле живи по-человечески (т.е. осознавая смерть и ценя жизнь, именно с этим осознанием в ней)…