Странности Великих Людей

Странностт Великих Людей

(«Revue Universelle», 1902. № 48)

«Никто так не напоминает сумасшедшего, как гениальный человек, обдумывающийзародившиеся в ном идеи истарающийся вылить их вподходящую форму». Так говоритЛамброзо, и учёный этот, свнешней стороны, пожалуй, иправ, так как большинствовеликих писателей,действительно, обставляютпроцесс творчества более чемстранно. Мы говорим «с внешнейстороны», так как большинствоэтих странностей толькокажутся таковыми и, в сущности,очень легко объясняются.

Всемы в некотором отношении рабысвоих привычек, и великиеписатели подвержены этому неболее других смертных. Вполнепонятно, что раз человек привыкработать при известнойобстановке, окруженныйизвестными предметами, скоторыми он давно сроднился, тов другой среде мысль его нетечёт так плавно, мозготказывается работать спрежней энергией.

Однаиз странностей, наиболеераспространённая средиписателей, – это привычкаработать в известном костюме.Конечно, сначала он одеваетэтот костюм совершеннослучайно раз, другой, третий, азатем уже является на сценутиран–привычка и делает этоткостюм непременным условиемпродуктивности работы. Бальзакв течение целых лет работал,одетый в монашеский костюм.Дюма–сын, садясь писать,непременно одевал панталонызуава и фланелевую рубашку.Мильтон не написал ни строчкисвоего «Потерянного рая»иначе, как облечённый в старыйшерстяной плащ. Бюффон былкорректнее: он работал всегдаодетый строго по этикету, сжабо, кружевными рукавчиками ишпагой на боку; быть может,столь торжественный костюм былпричиной его стольвозвышенного стиля...

Толькочто перечисленные странностиможно отнести к первойкатегории; все они могут найтисебе объяснение только впривычке. Но есть кажущиесястранности другого рода,которые действительно имеютсвой raison d’etre и могутспособствовать продуктивностиработы. Как это доказал Моссо,мозговая работа, как и работакаждого другого органа,сопровождается усиленнымприливом кроли, тем болеесильным, чем сильнееумственное напряжение. Ночтобы возбудить этот органбыстрой и сильной циркуляциейкрови, чтобы вступить в, такназываемое, состояниетворческой лихорадки, конечно,не может быть общих приёмов;они должны непременноварьироваться в зависимости отсложения и нервной организациисубъекта.

У лицсильных, здоровых, быстроедвижение пробуждает идеи,усиливая деятельность сердца,которое начинает посылать вмозг большие количества крови.Так, Виктор Гюго, в припадкетворческой лихорадки, всегдабыстро ходил по комнате, почтибегал; писал он всегда стоя, илисток за листком быстро летелна пол. То же можно сказать иотносительно Мистраля, Ампераи многих других. Из современныхписателей можно в этомотношении указать на Мендеса,Ломбара. Для некоторых, как,например, для Ришпена, Гонкураи др. ходьба являетсянедостаточным возбуждающимсредством – они прибегают кгирям, трапеции и пр.

Совершеннопротивоположное мы видим усубъектов со слабойорганизацией. Они не могутдумать, ходя, так как ходьбасама по себе является уже дляних утомлением, котороеостанавливает правильноеразвитие зародившейся идеи. Утаких лиц мозговаядеятельность достигает своегоапогея только в состояниителесного покоя: они ложатсятаким образом, чтобы голованаходилась на одной высоте ссердцем, и тогда волны кровибеспрепятственно достигаютмозга. Декарт, Лейбниц моглиобдумывать известную идеютолько лёжа таким образом.Тома, Россини обдумывали идавали форму своимпроизведениям в постели.Иногда вышеуказанный способусиления прилива крови к мозгуявляется недостаточным; тогдаприбегают к более сильны средствам. Шиллер и Гретри не могли творить иначе, как поставивши предварительно ноги на лёд. Шатобриан, диктуя своему секретарю, медленноходил голыми ногами похолодному паркету комнаты.Мало того, многие для усилениямозговой деятельностипринуждены согревать голову,или естественным образом, как,например, Руссо, которыйобыкновенно размышлял, сидя снепокрытой головой на самомприпёке, или же искусственно,как Боссюэ, который обёртывалголову тёплой материей.

Всеуказанные способы усиленияприлива крови к головедействуют непосредственно,грубо, и часто вредны дляздоровья.

Обратимсяк другим способам, приводящим ктой же цели, но менеенепосредственно. Лорд Дерби вовсё время работы сосал вишни,пропитанные водкой. Купер в томже случае употреблял медовыелепёшки. На первый взгляд, этипривычки надо отнести к теммногочисленным странностям,которыми, по общему мнению,великие писатели любятобставлять свою работу. Но, всущности, эти привычки ничутьне более странны, чемпочёсывание головы, потираниелба, носа, – жесты, к которымприбегает человек, старающийсячто–нибудь припомнить: ониимеют целью вызватьвозбуждение одной из ветвейтройничного лицевого нерва,управляющего жеванием ивкусом, что, в свою очередь,рефлекторно ведёт к расширениюмозговых сосудов.

Нотройничный нерв неединственный, обладающийсосудо–двигательноюспособностью: раздражениеобонятельного нерва унекоторых субъектов приводит ктой же цели. Так, Байрон не могписать, не слыша запахатрюфелей, которыми поэтому вовремя творчества были всегданабиты его карманы. ТеофилГотье жег курительные свечи.Бодлер любил духи.

Сильныйсвет также может играть рольвозбудителя: Бальзак, АльфредМюссе могли работать толькопри свете многочисленныхсвечей. Золя, работая повоскресеньям, также не можетобходиться без искусственногоосвещения; но здесь, вероятно,не малую роль играет привычка,так как обыкновенно оноставался целые дни в бюро, идля литературной работы емуоставались только вечера.

Длявесьма многих писателей лучшимвозбудителем мозговойдеятельности являетсяраздражение слухового нерва;притом для некоторых этораздражение является стольважным фактором успешностиработы, что при полной тишинеона для них положительнонемыслима: говор толпы, весёлыйсмех, смешанный шум кафеокрыляют их гений и облекаютидеи в красивые, изящные формы.При таких только условияхмогли писать Верлен, Поншон идр. И не только в литературе, нои в музыке, живописи можноуказать лиц, которые находиливдохновение в окружающих ихзвуках, сутолоке бьющей ключомжизни... Некоторые, однако, шумутолпы предпочитают возню,поднимаемую десятком кошек исобак.

Средисредств, к которым прибегаютписатели для возбуждения своейумственной деятельности,встречаются до такой степенипоражающие своейчудовищностью, извращённостью,что субъекты, употребляющие их,кажутся уже стоящими награнице сумасшествия. ХристианТрогов («Neurasthenie des gens de lettres»)рассказывает об одном оченьизвестном журналисте, именикоторого но, по весьма понятнымпричинам, не называет, что нетолько он не может написать нистрочки, но не может даже ипредпринять что–либосерьёзное, не будучипредварительно высеченженщиной.

Едвали надо упоминать о субъектах,которые употребляют яд, какалкоголь, гашиш, опиум, вкачестве возбуждающегосредства. Их судьба известна:яд даёт только скоропроходящеевозбуждение; для еговозобновления приходитсяприбегать всё к большим ибольшим дозам, и скоро гаснет издоровье, и гений этихнесчастных...

Однако,далеко не все великие людиимели надобность вискусственном возбуждении:естественное возбуждениенекоторых было столь велико,что, наоборот, вынуждало ихприбегать к мерам, уменьшающимего. Известно, что Бетховенчасто должен был прерыватьработу, чтобы взять холодныйдуш. И на всевозможные болезни,которые так часто поражаютгениальных людей, не надо лисмотреть, как на возбуждение,достигшее болезненныхразмеров?

Такимобразом, мы видим, что текажущиеся странности,которыми обставляют иобставляли великие люди всехвремён процесс творчества,странности, подчас стольнеожиданные и капризные, что ихсклонны были принимать зачудачества, за рисовку – все онивесьма просто объясняютсяпростыми физиологическимипричинами.

«Научное обозрение». 1902. № 1. С. 236–238.