Декада мертвого сезона (подборка стихов)

                     НА ДАЧЕ

Все одиночество. Пусть дворник под окно
Как листья сыплет кучами сориты -
Не могут без Прекрасного хариты,
Не может одиночество одно.
Все одиночество. И сад, и этот лес,
Нависший над крыльцом пансионата,
И ночью в ветвях лунная соната,
Цепляющаяся за боль-диез.
Все одиночество одно. И коль
Рассудком не решить противоречий,
То над крыльцом паноптикум увечий
Деревьев, зацепившихся за боль,
Прекрасен. Как этот эконом -
Капризное дитя харид истерик,
Как в эполетах юный офицерик,
Танцующий сентябрь под окном.
Как одинок его полет, как прост
Закон его изящного вращенья,
Какое в нем простое наущенье
Любить и колыбельку, и погост.
Пока не разделятся кость и плоть,
И ночь за днями ходит волоока –
Прекрасно все и одиноко.
Все одиноко, как и сам Господь.

              * * *
Пора пиров под молодь вин,
Уж августа ладони стынут
И над столешницами вынут
Запах древестных сердцевин.
Ладони чувствуя плечом,
Бадья звенит с утра стаканом,
Крадется день к стогам с арканом
И к погребу с ключом.
Печаль пошлем на край села
И отдадим рестницам взмахи,
Слова любви в простой рубахе
Посадим во главе стола.
Ты будешь как всегда свежа,
А я хоть старше, но моложе,
Под абрикосом твоей кожи
Построю дом в два этажа.
Я буду брать кудель из льна -
Все для тебя. И снова, снова
Ты будешь вслушиваться в слово
Когда я оброню "жена".
И станет за столом тесней
От мысли - знать, что без надсада,
И острота прямого взгляда,
И острота твоих локтей -
Все рядом. Лето так пройдет
По улицам, босым и звонким,
Пока в бадье кристаллом ломким
Не заискрится лед.
И, дни держа накоротке,
Зима, в трудах и развлеченьи,
Придет в судеб столоверченьи -
И мы за ним - рука к руке.

                  * * *
Я спрашивал у жизни в чем же суть
Моих переживаний и волнений.
Как полы у тулупа подоткнуть –
Тебе освободить мои колени.

Я задержал коней у кабака,
В нем претерпев ужасную растрату.
Мне скоро снова в путь - издалека
Везти в санях замерзшую Гекату.

         * * *
Воздух сух как корка,
Да не все-то снедь.
С памятью прогорклой
Лучше умереть.

От ее печали
Крохи не избыть –
Вспоминать ночами:
Верить, жить, любить.

И уже сквозь небо
Радует листва,
Черствой коркой хлеба,
Одиночества.

                          * * *
Последний всплеск весла - в нем отозвалась форма,
А дальше твой простор не знает берегов.
Так море оставляет после шторма
Обломки мачт, и снасти, и кости моряков.
К глубинам тишины душа твоя пытлива,
Да ветхий твой Арго ракушками зарос.
Причалами томим, ты снова ждешь прилива -
Твою мечту на крыльях качает альбатрос.
Ты жизнь свою порвал на скалах и торосах-
Отныне даже смертью ее не залатать.
В призрачных облаках - в мучительных вопросах
Твоя душа пытлива и учится летать.

              УТРЕННИЙ СОН

Сны в эту ночь шли как-то непреклонно.
И шли то неуклюже, то ловчей,
И видел я резец Пигмалиона
Над мрамором твоих плечей.
Но руки мастер опустил бескрыло -
И отошел во тьму Пигмалион.
Ты осторожно дверь открыла,
Ведущую в мой темный сон.
И Божий зрак был в этот миг доволен
Тобой, в дверях стоящей на свету,
И мир был за тобой прямоуголен,
И разбивал о землю высоту.
Стояла ты с букетиком сирени
Перед порогом дома и зари,
И твои плечи, бедра, и колени,
Казалось мне, светились изнутри.
О миг, остановись! Ты так прекрасен!
Я бедный Фауст в черном клобуке.
Предутренний мой сон мне стал так ясен –
Он как сирень лежал в твоей руке.
Миг замер. По ресниц опушке
К вискам сбежали слезы горячо.
Я пробудился. А рядом на подушке -
Букет сирени и твое плечо.

               * * *
Могу ли ангел, упрекнуть,
Коль, не сменив вещей обличий,
Я становлюсь на этот путь
И становлюсь косноязычней,
Пытаясь сердцем превозмочь
Души неясной перемены,
Когда выходит эта ночь
Как Гамлет на средину сцены.
А ты, рассеянность тая,
То весела, то молчалива,
И тайна светлая твоя,
Как облако, нетороплива.
Так что ж, разлив по строкам ртуть,
Стройнее стану иль сутулей?
Могу ли, ангел, упрекнуть?
Но и молчать - могу ли?

              * * *
Когда в театре тишины
Ни одного пустого места,
И роли все предрешены,
И ночь над чащами разверста,
Мой сон, запрятанный в чулан,
Висит в углу на паутинке,
Стоит над озером туман
И задевает за кувшинки,
Вокруг водою обнесен,
Как будто изучать находку
Присяду, как седой Ясон,
На перевернутую лодку,
А в быстром промельке дверном
Тоска через плечо искривит губы –
Вдруг стукнешь в сердце:
"Нет, не все еще вверх дном!
Есть я, есть я, любимый, любый..."

                       * * *
Если завтра к утру - голова на плечах –
Задержи на колу взгляд последнего страха.
А сегодня Вечеря творит при свечах
И предательской лести - льняная рубаха.

Молча встанет привратник, задвинув свой стул,
И, пройдя вдоль ловцов не задев ничьей снасти,
Скрипнет дверью в прихожей, угрюм и сутул,
Службу в ночь понесет близ ворот Твоей власти

Возле старого граба, чей горб уже наг, -
Полуночных прохожих окликивать звонко,
Чтобы точно Ты знал - в Твоем доме Твой враг.
Может этот - с глазами ягненка.

                         * * *
По снегу тишины - шаги твоей болезни.
Ты что увидел там беспечный ротозей?
Ты брал в дорогу то, лишь что тебе полезней,
Ни веры, ни любви, ни адресов друзей.

Приходит гробовщик к твоим мольбам о смерти –
По пятницам ему здесь щедро подают
Жемчужину в вине. И с мыслью о Лаэрте
Ты к Йорику идешь в последний свой приют.

Большому кораблю - пробоины большие,
И ночью тихо в них стекают твои сны,
И ты заворожен: за скорбию ты видел -
Идет твоя болезнь по снегу тишины.

                   * * *
Мы встретимся сегодня под мостом –
Тенисты его Млечные аркады.
Мы будем говорить с тобой о том,
Как ночь пронзают звонкие цикады.

Она опустит покрывало с плеч,
Забывчиво, как юный друг Сократа.
Сквозь звездный шелест с неба будет течь
Души невосполнимая утрата.

Соединим ладонями тоску
И выйдем, гордо, из земного круга,
Запляшут арлекины по песку -
Так Млечный Путь шатнется от испуга.

И в этой пляске Светозарный Дом
Приостановит времени теченье -
Мы будем говорить с тобой о том
До устали, до самоотреченья.

И тайное прозренье с роговиц,
Держащих в себе мировое зданье,
Шагнет по струнам скрипок от ключиц -
До высшего его предначертанья.

О сущая божественная стать!
Задумчивая поза небосвода!
Мы будем говорить, чтоб не отстать
От меры, что назначена природой.

             * * *
Дорогой, ставшей январем,
Идут, унылые, до дрожи
Снег под горбатым фонарем
И припозднившийся прохожий.

Они гонцы календаря.
Они одни, они похожи,
Но снег идет до мартобря,
Прохожий - только до прихожей.

А там тепло, а там река -
И снег расстанется с собою,
Прохожий сев у камелька
Лишь шапку высушит соболью,

Оставит с шубой в рундуке,
Как паладин до битвы латы,
А снег расставит на реке
Туман и бакенщиков маты.

Так ты у камелька сидишь,
Стареешь, пьешь и ждешь погоды,
И знаешь правит балом лишь
Круговращение природы.

          ДЕКАДА МЕРТВОГО СЕЗОНА

Еще не поздно начинать - в начале есть покой свободы.
Ведь снова утро, снова день - и эта смена бесконечна.
Им на эмалевом песке, с моей тоской проведши годы,
Играть смятением беспечно.

Как неуместен этот мяч, здесь - на пустынном пляже моря
Родных и безутешных глаз, улыбок волн в помадном блеске,
Летящих бабочками в свет стеклянных камер лепрозорья,
Уже распахнутых по-детски.

Здесь в каждом слове есть итог, на каждом есть печать порока.
Святая истина не в них, она вовне, она покойна,
И в каждом коконе светла, и в каждом взгляде одинока.
Любое слово - непристойно.

У моря дни лежит тоска. Декада мертвого сезона.
И одиночество игры, как зеркало - всегда безлико.
Без отражения, без слов. Молчание его резонно.
Свобода с ним равновелика.

            * * *
Бывает вечерами, как назло,
Невероятно тихие закаты.
Да только вот они не виноваты,
Что между ними мне не повезло...

Я снова из колоды день тяну,
Но у судьбы на каждом свои меты
И дама пик торчит из-под манжеты
Когда мои полжизни на кону...

Когда твои полжизни на кону –
Тогда замри. И что себе ни прочь,
Какие ни выслушивай советы –
Уверуй, что и звуки, и предметы
Меж картами краплеными сквозь ночь
Все движутся к рассветам. А пока
Я не погибну в этом переходе
Я знаю, что ни черту, ни природе
Не отобрать личину игрока.